Что это значит мама тайное становится явным а это значит что если?

10 ответов на вопрос “Что это значит мама тайное становится явным а это значит что если?”

  1. driv3r92 Ответить

    Я услышал, как мама в коридоре сказала кому-то:
    — Тайное всегда становится явным.
    И когда она вошла в комнату, я спросил:
    — Что это значит, мама: «Тайное становится явным»?
    — А это значит, что если кто поступает нечестно, все равно про него это узнают, и будет ему очень стыдно, и он понесет наказание, — сказала мама. — Понял?.. Ложись-ка спать!
    Я вычистил зубы, лег спать, но не спал, а все время думал: как же так получается, что тайное становится явным? И я долго не спал, а когда проснулся, было утро, папа был уже на работе, и мы с мамой были одни. Я опять почистил зубы и стал завтракать.
    Сначала я съел яйцо. Это было еще терпимо, потому что я выел один желток, а белок раскромсал со скорлупой так, чтобы его не было видно. Но потом мама принесла целую тарелку манной каши.
    — Ешь! — сказала мама. — Безо всяких разговоров!
    Я сказал:
    — Видеть не могу манную кашу!
    Но мама закричала:
    — Посмотри, на кого ты стал похож! Вылитый Кощей! Ешь. Ты должен поправиться.
    Я сказал:
    — Я ею давлюсь!
    Тогда мама села со мной рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила:
    — Хочешь, пойдем с тобой в Кремль?
    Ну еще бы… Я не знаю ничего красивее Кремля. Я там был в Грановитой палате и в Оружейной, стоял возле царь-пушки и знаю, где сидел Иван Грозный. И еще там очень много интересного. Поэтому я быстро ответил маме:
    — Конечно, хочу в Кремль! Даже очень!
    Тогда мама улыбнулась:
    — Ну вот, съешь всю кашу, и пойдем. А я пока посуду вымою. Только помни — ты должен съесть все до дна!
    И мама ушла на кухню. А я остался с кашей наедине. Я пошлепал ее ложкой. Потом посолил. Попробовал — ну, невозможно есть! Тогда я подумал, что, может быть, сахару не хватает? Посыпал песку, попробовал… Еще хуже стало. Я не люблю кашу, я же говорю.
    А она к тому же была очень густая. Если бы она была жидкая, тогда другое дело, я бы зажмурился и выпил ее. Тут я взял и долил в кашу кипятку. Все равно было скользко, липко и противно.
    Главное, когда я глотаю, у меня горло само сжимается и выталкивает эту кашу обратно. Ужасно обидно! Ведь в Кремль-то хочется! И тут я вспомнил, что у нас есть хрен. С хреном, кажется, все можно съесть! Я взял и вылил в кашу всю баночку, а когда немножко попробовал, у меня сразу глаза на лоб полезли и остановилось дыхание, и я, наверно, потерял сознание, потому что взял тарелку, быстро подбежал к окну и выплеснул кашу на улицу. Потом сразу вернулся и сел за стол.
    В это время вошла мама. Она сразу посмотрела на тарелку и обрадовалась:
    — Ну что за Дениска, что за парень-молодец! Съел всю кашу до дна! Ну, вставай, одевайся, рабочий народ, идем на прогулку в Кремль! — И она меня поцеловала.
    В эту же минуту дверь открылась, и в комнату вошел милиционер. Он сказал:
    — Здравствуйте! — и подбежал к окну, и поглядел вниз. — А еще интеллигентный человек.
    — Что вам нужно? — строго спросила мама.
    — Как не стыдно! — Милиционер даже стал по стойке «смирно». — Государство предоставляет вам новое жилье, со всеми удобствами и, между прочим, с мусоропроводом, а вы выливаете разную гадость за окно!
    — Не клевещите. Ничего я не выливаю!
    — Ах не выливаете?! — язвительно рассмеялся милиционер. И, открыв дверь в коридор, крикнул: — Пострадавший!
    И вот к нам вошел какой-то дяденька.
    Я как на него взглянул, так сразу понял, что в Кремль я не пойду.
    На голове у этого дяденьки была шляпа. А на шляпе наша каша. Она лежала почти в середине шляпы, в ямочке, и немножко по краям, где лента, и немножко за воротником, и на плечах, и на левой брючине. Он как вошел, сразу стал мекать:
    — Главное, я иду фотографироваться… И вдруг такая история… Каша… мм… манная… Горячая, между прочим, сквозь шляпу и то… жжет… Как же я пошлю свое… мм… фото, когда я весь в каше?!
    Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник, а уж это верная примета, что мама ужасно рассердилась.
    — Извините, пожалуйста, — сказала она тихо, — разрешите, я вас почищу, пройдите сюда!
    И они все трое вышли в коридор.
    А когда мама вернулась, мне даже страшно было на нее взглянуть. Но я себя пересилил, подошел к ней и сказал:
    — Да, мама, ты вчера сказала правильно. Тайное всегда становится явным!
    Мама посмотрела мне в глаза. Она смотрела долго-долго и потом спросила:
    — Ты это запомнил на всю жизнь? И я ответил:
    — Да.

  2. tvtmonster Ответить

    Я услышал, как мама сказала кому-то в коридоре:
    – … Тайное всегда становится явным.
    И когда она вошла в комнату, я спросил:
    – Что это значит, мама: «Тайное становится явным»?
    – А это значит, что если кто поступает нечестно, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!
    Я почистил зубы, лег спать, но не спал, а все время думал: как же так получается, что тайное становится явным? И я долго не спал, а когда проснулся, было утро, папа был уже на работе, и мы с мамой были одни. Я опять почистил зубы и стал завтракать.
    Сначала я съел яйцо. Это еще терпимо, потому что я выел один желток, а белок раскромсал со скорлупой так, чтобы его не было видно. Но потом мама принесла целую тарелку манной каши.
    – Ешь! – сказала мама. – Безо всяких разговоров!
    Я сказал:
    – Видеть не могу манную кашу!
    Но мама закричала:
    – Посмотри, на кого ты стал похож! Вылитый Кощей! Ешь. Ты должен поправиться.
    Я сказал:
    – Я ею давлюсь!..
    Тогда мама села со мной рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила:
    – Хочешь, пойдем с тобой в Кремль?
    Ну еще бы… Я не знаю ничего красивее Кремля. Я там был в Грановитой палате и в Оружейной, стоял возле царь-пушки и знаю, где сидел Иван Грозный. И еще там очень много интересного. Поэтому я быстро ответил маме:
    – Конечно, хочу в Кремль! Даже очень!
    Тогда мама улыбнулась:
    – Ну вот, съешь всю кашу, и пойдем. А я пока посуду вымою. Только помни – ты должен съесть все до дна!
    И мама ушла на кухню.
    А я остался с кашей наедине. Я пошлепал ее ложкой. Потом посолил. Попробовал – ну, невозможно есть! Тогда я подумал, что, может быть, сахару не хватает? Посыпал песку, попробовал… Еще хуже стало. Я не люблю кашу, я же говорю.
    А она к тому же была очень густая. Если бы она была жидкая, тогда другое дело, я бы зажмурился и выпил ее. Тут я взял и долил в кашу кипятку. Все равно было скользко, липко и противно. Главное, когда я глотаю, у меня горло само сжимается и выталкивает эту кашу обратно. Ужасно обидно! Ведь в Кремль-то хочется! И тут я вспомнил, что у нас есть хрен. С хреном, кажется, почти все можно съесть! Я взял и вылил в кашу всю баночку, а когда немножко попробовал, у меня сразу глаза на лоб полезли и остановилось дыхание, и я, наверно, потерял сознание, потому что взял тарелку, быстро подбежал к окну и выплеснул кашу на улицу. Потом сразу вернулся и сел за стол.
    В это время вошла мама. Она посмотрела на тарелку и обрадовалась:
    – Ну что за Дениска, что за парень-молодец! Съел всю кашу до дна! Ну, вставай, одевайся, рабочий народ, идем на прогулку в Кремль! – И она меня поцеловала.
    В эту же минуту дверь открылась, и в комнату вошел милиционер. Он сказал:
    – Здравствуйте! – и подошел к окну, и поглядел вниз. – А еще интеллигентный человек.
    – Что вам нужно? – строго спросила мама.
    – Как не стыдно! – Милиционер даже стал по стойке «смирно». – Государство предоставляет вам новое жилье, со всеми удобствами и, между прочим, с мусоропроводом, а вы выливаете разную гадость за окно!
    – Не клевещите. Ничего я не выливаю!
    – Ах не выливаете?! – язвительно рассмеялся милиционер. И, открыв дверь в коридор, крикнул: – Пострадавший!
    И к нам вошел какой-то дяденька.
    Я как на него взглянул, так сразу понял, что в Кремль я не пойду.
    На голове у этого дяденьки была шляпа. А на шляпе наша каша. Она лежала почти в середине шляпы, в ямочке, и немножко по краям, где лента, и немножко за воротником, и на плечах, и на левой брючине. Он как вошел, сразу стал заикаться:
    – Главное, я иду фотографироваться… И вдруг такая история… Каша… мм… манная… Горячая, между прочим, сквозь шляпу и то… жжет… Как же я пошлю свое… фф… фото, когда я весь в каше?!
    Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник, а уж это верная примета, что мама ужасно рассердилась.
    – Извините, пожалуйста, – сказала она тихо, – разрешите, я вас почищу, пройдите сюда!
    И они все трое вышли в коридор.
    А когда мама вернулась, мне даже страшно было на нее взглянуть. Но я себя пересилил, подошел к ней и сказал:
    – Да, мама, ты вчера сказала правильно. Тайное всегда становится явным!
    Мама посмотрела мне в глаза. Она смотрела долго-долго и потом спросила:
    – Ты это запомнил на всю жизнь? И я ответил:
    – Да.

  3. arutunalex Ответить

    – Видеть не могу манную кашу!
    Но мама закричала:
    – Посмотри, на кого ты стал похож! Вылитый Кощей! Ешь. Ты должен поправиться.
    Я сказал:
    – Я ею давлюсь!..
    Тогда мама села со мной рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила:
    – Хочешь, пойдем с тобой в Кремль?
    Ну еще бы… Я не знаю ничего красивее Кремля. Я там был в Грановитой палате и в Оружейной, стоял возле царь-пушки и знаю, где сидел Иван Грозный. И еще там очень много интересного. Поэтому я быстро ответил маме:
    – Конечно, хочу в Кремль! Даже очень!
    Тогда мама улыбнулась:
    – Ну вот, съешь всю кашу, и пойдем. А я пока посуду вымою. Только помни – ты должен съесть все до дна!
    И мама ушла на кухню.
    А я остался с кашей наедине. Я пошлепал ее ложкой. Потом посолил. Попробовал – ну, невозможно есть! Тогда я подумал, что, может быть, сахару не хватает? Посыпал песку, попробовал… Еще хуже стало. Я не люблю кашу, я же говорю.
    А она к тому же была очень густая. Если бы она была жидкая, тогда другое дело, я бы зажмурился и выпил ее. Тут я взял и долил в кашу кипятку. Все равно было скользко, липко и противно. Главное, когда я глотаю, у меня горло само сжимается и выталкивает эту кашу обратно. Ужасно обидно! Ведь в Кремль-то хочется! И тут я вспомнил, что у нас есть хрен. С хреном, кажется, почти все можно съесть! Я взял и вылил в кашу всю баночку, а когда немножко попробовал, у меня сразу глаза на лоб полезли и остановилось дыхание, и я, наверно, потерял сознание, потому что взял тарелку, быстро подбежал к окну и выплеснул кашу на улицу. Потом сразу вернулся и сел за стол.
    В это время вошла мама. Она посмотрела на тарелку и обрадовалась:
    – Ну что за Дениска, что за парень-молодец! Съел всю кашу до дна! Ну, вставай, одевайся, рабочий народ, идем на прогулку в Кремль! – И она меня поцеловала.
    В эту же минуту дверь открылась, и в комнату вошел милиционер. Он сказал:
    – Здравствуйте! – и подошел к окну, и поглядел вниз. – А еще интеллигентный человек.
    – Что вам нужно? – строго спросила мама.
    – Как не стыдно! – Милиционер даже стал по стойке «смирно». – Государство предоставляет вам новое жилье, со всеми удобствами и, между прочим, с мусоропроводом, а вы выливаете разную гадость за окно!
    – Не клевещите. Ничего я не выливаю!
    – Ах не выливаете?! – язвительно рассмеялся милиционер. И, открыв дверь в коридор, крикнул: – Пострадавший!
    И к нам вошел какой-то дяденька.
    Я как на него взглянул, так сразу понял, что в Кремль я не пойду.
    На голове у этого дяденьки была шляпа. А на шляпе наша каша. Она лежала почти в середине шляпы, в ямочке, и немножко по краям, где лента, и немножко за воротником, и на плечах, и на левой брючине. Он как вошел, сразу стал заикаться:
    – Главное, я иду фотографироваться… И вдруг такая история… Каша… мм… манная… Горячая, между прочим, сквозь шляпу и то… жжет… Как же я пошлю свое… фф… фото, когда я весь в каше?!
    Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник, а уж это верная примета, что мама ужасно рассердилась.
    – Извините, пожалуйста, – сказала она тихо, – разрешите, я вас почищу, пройдите сюда!
    И они все трое вышли в коридор.
    А когда мама вернулась, мне даже страшно было на нее взглянуть. Но я себя пересилил, подошел к ней и сказал:
    – Да, мама, ты вчера сказала правильно. Тайное всегда становится явным!
    Мама посмотрела мне в глаза. Она смотрела долго-долго и потом спросила:
    – Ты это запомнил на всю жизнь?
    И я ответил:
    – Да.

  4. ringo_r Ответить

    Я услышал, как мама сказала кому-то в коридоре:
    – … Тайное всегда становится явным.
    И когда она вошла в комнату, я спросил:
    – Что это значит, мама: «Тайное становится явным»?
    – А это значит, что если кто поступает нечестно, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!
    Я почистил зубы, лег спать, но не спал, а все время думал: как же так получается, что тайное становится явным? И я долго не спал, а когда проснулся, было утро, папа был уже на работе, и мы с мамой были одни. Я опять почистил зубы и стал завтракать.
    Сначала я съел яйцо. Это еще терпимо, потому что я выел один желток, а белок раскромсал со скорлупой так, чтобы его не было видно. Но потом мама принесла целую тарелку манной каши.
    – Ешь! – сказала мама. – Безо всяких разговоров!
    Я сказал:
    – Видеть не могу манную кашу!
    Но мама закричала:
    – Посмотри, на кого ты стал похож! Вылитый Кощей! Ешь. Ты должен поправиться.
    Я сказал:
    – Я ею давлюсь!..
    Тогда мама села со мной рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила:
    – Хочешь, пойдем с тобой в Кремль?
    Ну еще бы… Я не знаю ничего красивее Кремля. Я там был в Грановитой палате и в Оружейной, стоял возле царь-пушки и знаю, где сидел Иван Грозный. И еще там очень много интересного. Поэтому я быстро ответил маме:
    – Конечно, хочу в Кремль! Даже очень!
    Тогда мама улыбнулась:
    – Ну вот, съешь всю кашу, и пойдем. А я пока посуду вымою. Только помни – ты должен съесть все до дна!
    И мама ушла на кухню.
    А я остался с кашей наедине. Я пошлепал ее ложкой. Потом посолил. Попробовал – ну, невозможно есть! Тогда я подумал, что, может быть, сахару не хватает? Посыпал песку, попробовал… Еще хуже стало. Я не люблю кашу, я же говорю.
    А она к тому же была очень густая. Если бы она была жидкая, тогда другое дело, я бы зажмурился и выпил ее. Тут я взял и долил в кашу кипятку. Все равно было скользко, липко и противно. Главное, когда я глотаю, у меня горло само сжимается и выталкивает эту кашу обратно. Ужасно обидно! Ведь в Кремль-то хочется! И тут я вспомнил, что у нас есть хрен. С хреном, кажется, почти все можно съесть! Я взял и вылил в кашу всю баночку, а когда немножко попробовал, у меня сразу глаза на лоб полезли и остановилось дыхание, и я, наверно, потерял сознание, потому что взял тарелку, быстро подбежал к окну и выплеснул кашу на улицу. Потом сразу вернулся и сел за стол.
    В это время вошла мама. Она посмотрела на тарелку и обрадовалась:
    – Ну что за Дениска, что за парень-молодец! Съел всю кашу до дна! Ну, вставай, одевайся, рабочий народ, идем на прогулку в Кремль! – И она меня поцеловала.
    В эту же минуту дверь открылась, и в комнату вошел милиционер. Он сказал:
    – Здравствуйте! – и подошел к окну, и поглядел вниз. – А еще интеллигентный человек.
    – Что вам нужно? – строго спросила мама.
    – Как не стыдно! – Милиционер даже стал по стойке «смирно». – Государство предоставляет вам новое жилье, со всеми удобствами и, между прочим, с мусоропроводом, а вы выливаете разную гадость за окно!
    – Не клевещите. Ничего я не выливаю!
    – Ах не выливаете?! – язвительно рассмеялся милиционер. И, открыв дверь в коридор, крикнул: – Пострадавший!
    И к нам вошел какой-то дяденька.
    Я как на него взглянул, так сразу понял, что в Кремль я не пойду.
    На голове у этого дяденьки была шляпа. А на шляпе наша каша. Она лежала почти в середине шляпы, в ямочке, и немножко по краям, где лента, и немножко за воротником, и на плечах, и на левой брючине. Он как вошел, сразу стал заикаться:
    – Главное, я иду фотографироваться… И вдруг такая история… Каша… мм… манная… Горячая, между прочим, сквозь шляпу и то… жжет… Как же я пошлю свое… фф… фото, когда я весь в каше?!
    Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник, а уж это верная примета, что мама ужасно рассердилась.
    – Извините, пожалуйста, – сказала она тихо, – разрешите, я вас почищу, пройдите сюда!
    И они все трое вышли в коридор.
    А когда мама вернулась, мне даже страшно было на нее взглянуть. Но я себя пересилил, подошел к ней и сказал:
    – Да, мама, ты вчера сказала правильно. Тайное всегда становится явным!
    Мама посмотрела мне в глаза. Она смотрела долго-долго и потом спросила:
    – Ты это запомнил на всю жизнь? И я ответил:
    – Да.

  5. JDK80 Ответить

    Рассказ Тайное становится явным читать:
    Я услышал, как мама сказала кому-то в коридоре:
    – … Тайное всегда становится явным.
    И когда она вошла в комнату, я спросил:
    – Что это значит, мама: «Тайное становится явным»?
    – А это значит, что если кто поступает нечестно, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!
    Я почистил зубы, лег спать, но не спал, а все время думал: как же так получается, что тайное становится явным? И я долго не спал, а когда проснулся, было утро, папа был уже на работе, и мы с мамой были одни. Я опять почистил зубы и стал завтракать.
    Сначала я съел яйцо. Это еще терпимо, потому что я выел один желток, а белок раскромсал со скорлупой так, чтобы его не было видно. Но потом мама принесла целую тарелку манной каши.
    – Ешь! – сказала мама. – Безо всяких разговоров!
    Я сказал:
    – Видеть не могу манную кашу!
    Но мама закричала:
    – Посмотри, на кого ты стал похож! Вылитый Кощей! Ешь. Ты должен поправиться.
    Я сказал:
    – Я ею давлюсь!..
    Тогда мама села со мной рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила:
    – Хочешь, пойдем с тобой в Кремль?
    Ну еще бы… Я не знаю ничего красивее Кремля. Я там был в Грановитой палате и в Оружейной, стоял возле царь-пушки и знаю, где сидел Иван Грозный. И еще там очень много интересного. Поэтому я быстро ответил маме:
    – Конечно, хочу в Кремль! Даже очень!
    Тогда мама улыбнулась:
    – Ну вот, съешь всю кашу, и пойдем. А я пока посуду вымою. Только помни – ты должен съесть все до дна!
    И мама ушла на кухню.
    А я остался с кашей наедине. Я пошлепал ее ложкой. Потом посолил. Попробовал – ну, невозможно есть! Тогда я подумал, что, может быть, сахару не хватает? Посыпал песку, попробовал… Еще хуже стало. Я не люблю кашу, я же говорю.
    А она к тому же была очень густая. Если бы она была жидкая, тогда другое дело, я бы зажмурился и выпил ее. Тут я взял и долил в кашу кипятку. Все равно было скользко, липко и противно. Главное, когда я глотаю, у меня горло само сжимается и выталкивает эту кашу обратно. Ужасно обидно! Ведь в Кремль-то хочется! И тут я вспомнил, что у нас есть хрен. С хреном, кажется, почти все можно съесть! Я взял и вылил в кашу всю баночку, а когда немножко попробовал, у меня сразу глаза на лоб полезли и остановилось дыхание, и я, наверно, потерял сознание, потому что взял тарелку, быстро подбежал к окну и выплеснул кашу на улицу. Потом сразу вернулся и сел за стол.
    В это время вошла мама. Она посмотрела на тарелку и обрадовалась:
    – Ну что за Дениска, что за парень-молодец! Съел всю кашу до дна! Ну, вставай, одевайся, рабочий народ, идем на прогулку в Кремль! – И она меня поцеловала.
    В эту же минуту дверь открылась, и в комнату вошел милиционер. Он сказал:
    – Здравствуйте! – и подошел к окну, и поглядел вниз. – А еще интеллигентный человек.
    – Что вам нужно? – строго спросила мама.
    – Как не стыдно! – Милиционер даже стал по стойке «смирно». – Государство предоставляет вам новое жилье, со всеми удобствами и, между прочим, с мусоропроводом, а вы выливаете разную гадость за окно!
    – Не клевещите. Ничего я не выливаю!
    – Ах не выливаете?! – язвительно рассмеялся милиционер. И, открыв дверь в коридор, крикнул: – Пострадавший!
    И к нам вошел какой-то дяденька.
    Я как на него взглянул, так сразу понял, что в Кремль я не пойду.
    На голове у этого дяденьки была шляпа. А на шляпе наша каша. Она лежала почти в середине шляпы, в ямочке, и немножко по краям, где лента, и немножко за воротником, и на плечах, и на левой брючине. Он как вошел, сразу стал заикаться:
    – Главное, я иду фотографироваться… И вдруг такая история… Каша… мм… манная… Горячая, между прочим, сквозь шляпу и то… жжет… Как же я пошлю свое… фф… фото, когда я весь в каше?!
    Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник, а уж это верная примета, что мама ужасно рассердилась.
    – Извините, пожалуйста, – сказала она тихо, – разрешите, я вас почищу, пройдите сюда!
    И они все трое вышли в коридор.
    А когда мама вернулась, мне даже страшно было на нее взглянуть. Но я себя пересилил, подошел к ней и сказал:
    – Да, мама, ты вчера сказала правильно. Тайное всегда становится явным!
    Мама посмотрела мне в глаза. Она смотрела долго-долго и потом спросила:
    – Ты это запомнил на всю жизнь? И я ответил:
    – Да.
    Вам понравилось? Поделитесь с друзьями!

  6. sstancheff Ответить

    Наверняка кто-то помнит “Денискины рассказы”, а именно историю с одноимённым названием.
    Суть такова: главный герой скрывает от мамы, что не съел кашу, а вылил её в окно. Мама ему верит, пока в их квартиру не стучится человек, у которого в итоге эта каша оказалась на одежде.
    В моей репетиторской копилке тоже есть история, когда тщательно скрываемая тайна вскрылась весьма неожиданным образом. Эту историю, кстати, я уже писала в комментариях к постам @ladarka и @AlexAlpha. Теперь настало время поведать о ней отдельно у себя в блоге.
    Итак. На дворе 2014 год. Начало сентября. У репетиторов, в том числе и у меня, наплыв новых учеников.
    И вот, через один из репетиторских порталов на меня выходит одна мама. Семья переехала в наш город недавно, ребёнок (мальчик, 5 класс) пошёл в школу по новому месту жительства, но качество образования в этой школе не устраивало родителей парнишки, и они хотели перевести его в гимназию. Чтобы поступить в эту гимназию, нужно сдавать тестирование по английскому, и моя задача состояла в том, чтобы подготовить мальчика к этому самому тестированию.
    Прихожу в назначенный день к ученику. Мне открывают дверь, провожают к комнату мальчика.
    Я знакомлюсь с Егором, и мы начинаем заниматься. Однако, уже с самого начала я поняла что что-то пошло не так.
    Например, предлагаю Егору составить предложение из слов My/hobby/to be/sports, и написать его в тетрадь.
    Он пишет: “Mu nody tobe spo”. Остальные ошибки в этом же роде. Что ж, до вступительного теста в гимназию как до Луны, но, тем не менее, мы продолжаем занятие. Я объясняю ему. что нужно делать с глаголом to be, причём, на словах Егорка всё вроде понимает, кивает головой, а применить всё равно не может.
    Уходила от него, крестясь локтем, ибо учить этого мальца-задачка ещё та.
    Через пару дней его мама сообщила мне, что ребёнок не хочет продолжать со мной заниматься, и я выдохнула с облегчением.
    В тот же день, зайдя на репетиторский сайт, я увидела новую заявку от мамы Егора. По прежнему, требовался репетитор по английскому, от них же была заявка на поиск репетитора по русскому языку. Имя ученика: Егор. Возраст: 11 лет, адрес тот же, куда я и ходила. Примечания: ДИСГРАФИЯ, НУЖНА КОРРЕКЦИЯ.
    Сказать, что я офигела, значит ничего не сказать. В первой заявке, которую они мне отпарвляли через сайт, о дисграфии не было ничего сказано. Плюс, и при телефонном разговоре и при личной встрече мама Егора об этом молчала. А ведь дисграфия – это очень специфическое нарушение, которое требует особого подхода.
    Видимо, сообщив об этом в новой заявке, мама мальчишки, захотела исправить свою ошибку. Плюс, для меня неясным остался-таки ещё один вопрос: зачем пропихивать ребёнка с дисграфией в сильную гимназию, при том, что он её не потянет по умолчанию…

  10. VideoAnswer Ответить

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *