Как богатые страны стали богатыми и почему бедные страны остаются бедными эрик райнерт?

20 ответов на вопрос “Как богатые страны стали богатыми и почему бедные страны остаются бедными эрик райнерт?”

  1. khamsky Ответить

    Краткий пересказ книги Эрика Райнерта «Как богатые страны стали богатыми и почему бедные страны остаются бедными»
    Что следует знать про Райнерта его читателям? Он окончил экономический факультет Сент-Галленского университета в Швейцарии, получил MBA в Гарвардской школе бизнеса и защитил диссертацию в Корнелле; много лет работал экономическим консультантом в самых разных странах – от Перу до Монголии, а в 1972 году основал в итальянском Бергамо собственный бизнес, фирму по производству колористических каталогов, к моменту ее продажи в 1991 году – крупнейшую в Европе.
    Убежденный протекционист, Райнерт шутил, что обязан своим коммерческим успехом фритрейдерству Маргарет Тэтчер. Тэтчерианская политика сильного фунта подкосила его английских конкурентов, так что с момента ее прихода к власти продажи фирмы росли примерно на 30% в год: ему пришлось открыть новые производства в Швейцарии и Финляндии.
    После продажи своего бизнеса Райнерт вновь сосредоточился на консультировании и научной деятельности. Книга «Как богатые страны стали богатыми и почему бедные остаются бедными» написана по материалам его корнелльской диссертации «Международная торговля и экономические механизмы поддержания отсталости». По словам самого Райнерта, после защиты к нему подошел руководитель диссертационного комитета и заявил, что у него есть две новости для соискателя: хорошая и плохая. Хорошая заключается в том, что диссертация представляет собой яркий и оригинальный вклад в экономическую теорию, а плохая – в том, что теперь ни один уважающий себя университет не примет его на работу. Впрочем, для человека с дипломом гарвардской бизнес-школы это вряд ли было трагедией.
    Свободная торговля как панацея от бедности
    Нобелевский лауреат Джеймс Бьюкенен обозначил одну из фундаментальных посылок, на которых основана неоклассическая экономическая теория, как «равенство доходов в разных сферах» (equity assumption). По умолчанию предполагается, что вложение равного количества трудовых и материальных ресурсов в разные виды деятельности приносит одинаковую отдачу. Именно на этом предположении основана рикардианская теория международной торговли: как писал основатель журнала Economist Ричард Кобден, текстильное производство является такой же естественной специализацией для Великобритании, как и выращивание хлопка для Египта. Каждая страна должна сосредоточиться на тех видах деятельности, в которых она обладает естественным преимуществом, и тогда свободная международная торговля позволит им прийти к общему процветанию.
    Действительно, соглашается Райнерт, в каждый отдельный момент времени дело обстоит именно таким образом. Если Египет примется создавать собственную хлопчатобумажную промышленность, в ближайшие десятилетия ее продукция непременно окажется хуже и дороже британской. Поэтому она сможет выжить – по крайней мере, в начальный период – только под защитой протекционистских мер государства, высоких таможенных тарифов и т.д. В наше время такую политику принято порицать как искажающую естественную систему сигналов для рынка, нарушающую баланс и заведомо неэффективную. Именно такова публичная позиция ключевых международных организаций (в первую очередь МВФ и Всемирного банка), а также передовых и богатейших государств планеты.
    Проблема, однако, состоит в том, что каждому из этих государств в период рывка из бедности к богатству более старые и опытные конкуренты предлагали именно эти рецепты, но будущие экономические лидеры рекомендациям иностранных доброжелателей не следовали. Так, в конце XVIII века британец Адам Смит предлагал американцам отказаться от заведомо безнадежных попыток выстроить собственную промышленность, конкурирующую с индустрией бывшей метрополии, а сосредоточиться вместо этого на сельском хозяйстве, благо под рукой у них был целый плодородный континент. Где была бы сейчас Америка, последуй она этим советам?
    Первый казначей США, Александр Гамильтон, полагал, что вновь созданную индустрию следует оберегать от свободной конкуренции по тем же самым причинам, по которым мы оберегаем от нее детей. С точки зрения сиюминутной выгоды школьное образование является пустой тратой денег и времени, и было бы куда разумнее отправить пятилетнего ребенка чистить обувь на улице, но тем не менее мало кто из родителей так поступает – в том числе и по экономическим причинам. Уже с первой половины XIX века США стали одной из самых протекционистских стран мира. По величине импортных пошлин на промышленные товары они уступали только одной западной стране – Великобритании, родине теории свободной торговли. Многие из тогдашних мер американского правительства были бы сегодня сочтены неприемлемыми – взять хотя бы запрет иностранным судовладельцам на каботажные перевозки.
    Такая политика и стала одним из главных камней преткновения между Севером и Югом. Рабовладельческие элиты Юга не могли смириться с необходимостью фактического субсидирования промышленности Севера за счет высоких вывозных тарифов на сырье и ввозных – на промышленные товары. После победы в Гражданской войне протекционизм только усиливается. Однако речь уже не всегда идет о сознательной политике правительства: в разгар железнодорожной лихорадки, когда спрос на материалы для строительства новых линий огромен, подкупленные северными сталелитейными магнатами конгрессмены принимают огромный тариф на импорт готовых рельсов. И таких примеров масса.
    Следует помнить, что Америка лишь повторяла путь своей бывшей метрополии. На заре Ренессанса Англия была бедной и периферийной страной, поставлявшей сырье, прежде всего шерсть для текстильной промышленности Нидерландов.
    Английские короли не раз предпринимали попытки выйти из экономической зависимости, но до поры до времени они кончались неудачей. Так, Эдуард II, запретивший вывоз необработанной шерсти из страны, был свергнут и убит собственной супругой; заговор финансировали фламандцы. Положение изменилось только к концу Войны Белой и Алой розы, когда к власти пришел Генрих VII Тюдор, полжизни проведший в изгнании в Нидерландах. В эмиграции он познакомился с реалиями более продвинутого общества, а потому, взойдя на престол, начал не с запретов, а с того, что стал переманивать в Англию фламандских ткачей. Решив, что теперь его страна способна сама обработать произведенное сырье, он полностью запретил экспорт сырья. Судя по тому, что его сын Генрих VIII и Елизавета I неоднократно подтверждали этот запрет, вывоз сырья удалось прекратить только к концу XVI века – через сто лет после первого закона.
    Этот урок лег в основу английской традиции меркантилизма, преданной забвению в наши дни. Первый премьер-министр Великобритании Роберт Уолпол сформулировал максиму своей государственной политики следующим образом: ввозить сырье и вывозить промышленные товары. Очевидно, что этому правилу не могут следовать все страны одновременно – кому-то предназначена участь сырьевой колонии. Такой колонией предстояло стать и будущим США, но американская революция напугала правительство метрополии до такой степени, что оно прекратило дегенерировать экономику белых переселенческих колоний.
    Итак, примеры Британии и США показывают, что устойчивый экономический подъем обычно является следствием победы группы интересов, представляющей экспортеров промышленных товаров, так же как упадок и латиноамериканизация – это следствие победы экспортеров сырья.
    Источник https://republic.ru/posts/68385

  2. aelebedb Ответить

    Все канцтовары

  3. An0nSn0w Ответить

    Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными ( How Rich Countries Got Rich… and Why Poor Countries Stay Poor by Erik S. Reinert).
    В настоящей книге известный норвежский экономист Эрик Райнерт показывает, что богатые страны стали богатыми благодаря сочетанию государственного вмешательства, протекционизма и стратегических инвестиций, а не благодаря свободной торговле. По утверждению автора, именно такая политика была залогом успешного экономического развития, начиная с Италии эпохи Возрождения и заканчивая сегодняшними странами Юго-Восточной Азии. Показывая, что современные экономисты игнорируют этот подход, настаивая и на важности свободной торговли, Райнерт объясняет это ним расколом в экономической науке между континентально-европейской традицией, ориентированной на комплексную государственную политику, с одной стороны, и англо-американской, ориентированной на свободную торговлю, – с другой.
    Написанная доступным языком, книга представляет интерес не только для специалистов по экономической истории и теории, но и для широкого круга читателей.
    Содержание:
    КАК БОГАТЫЕ СТРАНЫ СТАЛИ БОГАТЫМИ, – и почему бедные страны остаются бедными 1
    ПРЕДИСЛОВИЕ 1
    БЛАГОДАРНОСТИ 1
    ВВЕДЕНИЕ 2
    I. ДВА ТИПА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ 5
    II. ЭВОЛЮЦИЯ ДВУХ РАЗНЫХ ПОДХОДОВ 11
    III. ЭМУЛЯЦИЯ: КАК РАЗБОГАТЕЛИ БОГАТЫЕ СТРАНЫ 24
    IV. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ: АРГУМЕНТЫ “ЗА”, ОНИ ЖЕ “ПРОТИВ” 32
    V. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ПРИМИТИВИЗАЦИЯ: КАК БЕДНЫЕ СТАНОВЯТСЯ ЕЩЕ БЕДНЕЕ 48
    VI. ОПРАВДАНИЕ ПРОВАЛА: ОТВЛЕКАЮЩИЕ МАНЕВРЫ ПЕРИОДА “КОНЦА ИСТОРИИ” 57
    VII. ПАЛЛИАТИВНАЯ ЭКОНОМИКА: ЧЕМ ПЛОХ ПРОЕКТ ЦЕЛЕЙ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ 66
    VIII. ПРИВЕДИТЕ В ПОРЯДОК ЭКОНОМИЧЕСКУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, ИЛИ УТРАЧЕННОЕ ИСКУССТВО СОЗДАНИЯ СТРАН СРЕДНЕГО ДОСТАТКА 75
    ПРИЛОЖЕНИЕ I – ТЕОРИЯ ДАВИДА РИКАРДО О СРАВНИТЕЛЬНОМ ПРЕИМУЩЕСТВЕ В МЕЖДУНАРОДНОЙ ТОРГОВЛЕ 82
    ПРИЛОЖЕНИЕ II – ДВА ПОДХОДА К ОБЪЯСНЕНИЮ МИРОВОЙ ЭКОНОМИКИ, БОГАТСТВА И БЕДНОСТИ СТРАН 83
    ПРИЛОЖЕНИЕ III – ТЕОРИЯ НЕРАВНОМЕРНОГО РАЗВИТИЯ ФРЭНКА ГРЭМА 84
    ПРИЛОЖЕНИЕ IV – ДВА ИДЕАЛЬНЫХ ТИПА ПРОТЕКЦИОНИЗМА В СРАВНЕНИИ 84
    ПРИЛОЖЕНИЕ V – ДЕВЯТЬ ПРАВИЛ ЭМУЛЯЦИИ БОГАТЫХ СТРАН ФИЛИППА ФОН ХОРНИГКА (1684 г.) 84
    ПРИЛОЖЕНИЕ VI – КАЧЕСТВЕННЫЙ ИНДЕКС ВИДОВ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ 85
    БИБЛИОГРАФИЯ 85
    Примечания 89

    КАК БОГАТЫЕ СТРАНЫ СТАЛИ БОГАТЫМИ,
    и почему бедные страны остаются бедными

    Поскольку каждый, кто критикует чужие системы, обязан заменить их своей собственной той, которая лучше объясняла бы суть вещей, мы продолжим наши размышления, чтобы исполнить этот долг.
    Джамбаттиста Вико, La Scienza Nuova, 1725 г.

    ПРЕДИСЛОВИЕ

    Когда в 1999 году люди впервые вышли на улицы Сиэтла, протестуя против действий Всемирной торговой организации и связанных с ней международных финансовых организаций, и впоследствии, когда эти протесты многократно повторялись в разных местах, демонстранты выступали конкретно против традиционного мышления – той экономической ортодоксии, которая легитимизировала и аналитически обосновала политику и рекомендации этих организаций. Рискуя сделаться посмешищем, последние 20 лет эта теория настаивает на том, что саморегулирующиеся рынки приведут к экономическому росту всех стран, если сократить роль государства до минимума.
    Эта ортодоксия распространилась в 1970-е годы с рождением стагфляции , когда кейнсианская экономика и экономика развития стали подвергаться интеллектуальным нападкам. Фискальные кризисы в государствах всеобщего благосостояния, начавшиеся в 1970-х годах, а также последовавший провал экономик центрального планирования послужили молодой ортодоксии дополнительной поддержкой, несмотря на явный провал монетаристических экспериментов в начале 1980-х. Сегодня только крайние фундаменталисты выступают за экономику, либо полностью саморегулирующуюся, либо полностью управляемую государством.
    Эта книга рассказывает об основных экономических и технологических силах, которые надо обуздать, чтобы не мешать экономическому развитию. В ходе анализа Райнерт приходит к выводу, что “развитие недоразвитости” является результатом неразвитости и непопулярности таких видов экономической деятельности, для которых характерны возрастающая отдача от масштаба производства и улучшенный кадровый потенциал, а также производственные мощности. Райнерт приводит исторические экономические примеры в новом контексте.
    В книге утверждается, что из истории можно почерпнуть важнейшие экономические уроки, если только не искажать исторические факты. Райнерт предполагает, что для сегодняшних бедных стран наибольший экономический интерес представляет история Соединенных Штатов. Год 1776-й был не только годом первого издания “Богатства народов” Адама Смита, но и годом начала первой современной войны за национальное освобождение – войны против британского империализма. “Бостонское чаепитие”, в конце концов, было чисто меркантилистской акцией. Экономическим теоретиком американской революции был не кто иной, как знаменитый министр финансов Александр Гамильтон, признанный сегодня пионером явления, которое принято называть “промышленная политика”.
    Представим себе, на что была бы похожа экономика США, если бы Конфедерация южных штатов победила северных союзников, если бы в конце XIX века не произошло стремительной индустриализации экономики США. Как утверждают кураторы Смитсоновского музея американской истории, США не удалось бы преодолеть технологическую отсталость, которую американские участники продемонстрировали во время Всемирной выставки 1851 года. Соединенные Штаты могли бы не стать мировым экономическим лидером уже в начале XX века.
    Райнерт рассказывает, как после Второй мировой войны было решено применить в Германии, развязавшей две мировые войны, план Моргентау, чтобы низвести ее до уровня сельскохозяйственного государства. Напротив, в Западной Европе и Северо-Восточной Азии (СВА) генерал Джордж Маршалл способствовал рождению послевоенного кейнсианского золотого века: его план по ускорению экономического восстановления этих регионов должен был создать cordon sanitaire вокруг молодого советского блока. Помощь, которую Америка оказывала этим странам во время их послевоенного восстановления, была совсем иной, чем та, которую она оказывает бедным странам сегодня; разница состоит не только в объеме помощи, но и в том, что касается финансирования правительственных бюджетов и обеспечения пространства для формирования экономической политики.
    Для экономического развития необходимы глубинные, качественные перемены не только экономического, но и общественного строя. Из-за того, что во многих бедных странах понятие экономического развития было сведено к накоплению капитала и перераспределению ресурсов, экономическая отсталость стала постоянной чертой. Эрик Райнерт расширяет наше понимание неравномерного развития, делясь глубокими познаниями в области истории экономической политики; его книга одновременно захватывает и заставляет задуматься.
    К. С. Джомо, помощник Генерального секретаря ООН по вопросам экономического развития, основатель и председатель Международной сети специалистов по экономике развития

    БЛАГОДАРНОСТИ

    Основные идеи этой книги очень стары, так что прежде всего я обязан многочисленным экономистам, теоретикам практикам, которые на протяжении последних 500 лет успешно создавали богатство, вместо того чтобы его распределять.
    Мое знакомство с этими уважаемыми личностями состоялось в 1974–1976 годах. В то время моя жена работала в библиотеке Кресса при Гарвардской школе бизнеса; библиотека специализировалась на авторах-экономистах, живших до 1850 года, и была доступным хранилищем их идей. Мой преподаватель экономической теории в швейцарском университете Санкт-Галлена Вальтер Адольф Йор (1910–1987) был верен некоторым старым экономическим идеям континентальной Европы, а в библиотеке Кресса я познакомился с Фрицем Редлихом (1892–1978), представителем немецкой исторической школы, который ввел меня в мир идей Вернера Зомбарта.

  4. katchev.ia Ответить

    Краткий пересказ книги Эрика Райнерта «Как богатые страны стали богатыми и почему бедные страны остаются бедными» (М., ВШЭ, 2015).

    Контекст

    Что следует знать про Райнерта его читателям? Он окончил экономический факультет Сент-Галленского университета в Швейцарии, получил MBA в Гарвардской школе бизнеса и защитил диссертацию в Корнелле; много лет работал экономическим консультантом в самых разных странах – от Перу до Монголии, а в 1972 году основал в итальянском Бергамо собственный бизнес, фирму по производству колористических каталогов, к моменту ее продажи в 1991 году – крупнейшую в Европе.
    Убежденный протекционист, Райнерт шутил, что обязан своим коммерческим успехом фритрейдерству Маргарет Тэтчер. Тэтчерианская политика сильного фунта подкосила его английских конкурентов, так что с момента ее прихода к власти продажи фирмы росли примерно на 30% в год: ему пришлось открыть новые производства в Швейцарии и Финляндии.
    После продажи своего бизнеса Райнерт вновь сосредоточился на консультировании и научной деятельности. Книга «Как богатые страны стали богатыми и почему бедные остаются бедными» написана по материалам его корнелльской диссертации «Международная торговля и экономические механизмы поддержания отсталости». По словам самого Райнерта, после защиты к нему подошел руководитель диссертационного комитета и заявил, что у него есть две новости для соискателя: хорошая и плохая. Хорошая заключается в том, что диссертация представляет собой яркий и оригинальный вклад в экономическую теорию, а плохая – в том, что теперь ни один уважающий себя университет не примет его на работу. Впрочем, для человека с дипломом гарвардской бизнес-школы это вряд ли было трагедией.

    Свободная торговля как панацея от бедности

    Нобелевский лауреат Джеймс Бьюкенен обозначил одну из фундаментальных посылок, на которых основана неоклассическая экономическая теория, как «равенство доходов в разных сферах» (equity assumption). По умолчанию предполагается, что вложение равного количества трудовых и материальных ресурсов в разные виды деятельности приносит одинаковую отдачу. Именно на этом предположении основана рикардианская теория международной торговли: как писал основатель журнала Economist Ричард Кобден, текстильное производство является такой же естественной специализацией для Великобритании, как и выращивание хлопка для Египта. Каждая страна должна сосредоточиться на тех видах деятельности, в которых она обладает естественным преимуществом, и тогда свободная международная торговля позволит им прийти к общему процветанию.
    Действительно, соглашается Райнерт, в каждый отдельный момент времени дело обстоит именно таким образом. Если Египет примется создавать собственную хлопчатобумажную промышленность, в ближайшие десятилетия ее продукция непременно окажется хуже и дороже британской. Поэтому она сможет выжить – по крайней мере, в начальный период – только под защитой протекционистских мер государства, высоких таможенных тарифов и т.д. В наше время такую политику принято порицать как искажающую естественную систему сигналов для рынка, нарушающую баланс и заведомо неэффективную. Именно такова публичная позиция ключевых международных организаций (в первую очередь МВФ и Всемирного банка), а также передовых и богатейших государств планеты.
    Проблема, однако, состоит в том, что каждому из этих государств в период рывка из бедности к богатству более старые и опытные конкуренты предлагали именно эти рецепты, но будущие экономические лидеры рекомендациям иностранных доброжелателей не следовали. Так, в конце XVIII века британец Адам Смит предлагал американцам отказаться от заведомо безнадежных попыток выстроить собственную промышленность, конкурирующую с индустрией бывшей метрополии, а сосредоточиться вместо этого на сельском хозяйстве, благо под рукой у них был целый плодородный континент. Где была бы сейчас Америка, последуй она этим советам?
    Первый казначей США, Александр Гамильтон, полагал, что вновь созданную индустрию следует оберегать от свободной конкуренции по тем же самым причинам, по которым мы оберегаем от нее детей. С точки зрения сиюминутной выгоды школьное образование является пустой тратой денег и времени, и было бы куда разумнее отправить пятилетнего ребенка чистить обувь на улице, но тем не менее мало кто из родителей так поступает – в том числе и по экономическим причинам. Уже с первой половины XIX века США стали одной из самых протекционистских стран мира. По величине импортных пошлин на промышленные товары они уступали только одной западной стране – Великобритании, родине теории свободной торговли. Многие из тогдашних мер американского правительства были бы сегодня сочтены неприемлемыми – взять хотя бы запрет иностранным судовладельцам на каботажные перевозки.
    Такая политика и стала одним из главных камней преткновения между Севером и Югом. Рабовладельческие элиты Юга не могли смириться с необходимостью фактического субсидирования промышленности Севера за счет высоких вывозных тарифов на сырье и ввозных – на промышленные товары. После победы в Гражданской войне протекционизм только усиливается. Однако речь уже не всегда идет о сознательной политике правительства: в разгар железнодорожной лихорадки, когда спрос на материалы для строительства новых линий огромен, подкупленные северными сталелитейными магнатами конгрессмены принимают огромный тариф на импорт готовых рельсов. И таких примеров масса.
    Следует помнить, что Америка лишь повторяла путь своей бывшей метрополии. На заре Ренессанса Англия была бедной и периферийной страной, поставлявшей сырье, прежде всего шерсть для текстильной промышленности Нидерландов.
    Английские короли не раз предпринимали попытки выйти из экономической зависимости, но до поры до времени они кончались неудачей. Так, Эдуард II, запретивший вывоз необработанной шерсти из страны, был свергнут и убит собственной супругой; заговор финансировали фламандцы. Положение изменилось только к концу Войны Белой и Алой розы, когда к власти пришел Генрих VII Тюдор, полжизни проведший в изгнании в Нидерландах. В эмиграции он познакомился с реалиями более продвинутого общества, а потому, взойдя на престол, начал не с запретов, а с того, что стал переманивать в Англию фламандских ткачей. Решив, что теперь его страна способна сама обработать произведенное сырье, он полностью запретил экспорт сырья. Судя по тому, что его сын Генрих VIII и Елизавета I неоднократно подтверждали этот запрет, вывоз сырья удалось прекратить только к концу XVI века – через сто лет после первого закона.
    Этот урок лег в основу английской традиции меркантилизма, преданной забвению в наши дни. Первый премьер-министр Великобритании Роберт Уолпол сформулировал максиму своей государственной политики следующим образом: ввозить сырье и вывозить промышленные товары. Очевидно, что этому правилу не могут следовать все страны одновременно – кому-то предназначена участь сырьевой колонии. Такой колонией предстояло стать и будущим США, но американская революция напугала правительство метрополии до такой степени, что оно прекратило дегенерировать экономику белых переселенческих колоний.
    Итак, примеры Британии и США показывают, что устойчивый экономический подъем обычно является следствием победы группы интересов, представляющей экспортеров промышленных товаров, так же как упадок и латиноамериканизация – это следствие победы экспортеров сырья (здесь было бы нелишним вспомнить, какая группа интересов находится у власти в современной России). Эту же мысль сформулировал другой современный мыслитель, Иммануил Валлерстайн: главная беда Латинской Америки заключается в том, что во всех ее гражданских войнах непременно побеждал «Юг».

  5. slaysh Ответить

    Когда в 1999 году люди впервые вышли на улицы Сиэтла, протестуя против действий Всемирной торговой организации и связанных с ней международных финансовых организаций, и впоследствии, когда эти протесты многократно повторялись в разных местах, демонстранты выступали конкретно против традиционного мышления — той экономической ортодоксии, которая легитимизировала и аналитически обосновала политику и рекомендации этих организаций. Рискуя сделаться посмешищем, последние 20 лет эта теория настаивает на том, что саморегулирующиеся рынки приведут к экономическому росту всех стран, если сократить роль государства до минимума.
    Эта ортодоксия распространилась в 1970-е годы с рождением стагфляции[1], когда кейнсианская экономика и экономика развития стали подвергаться интеллектуальным нападкам. Фискальные кризисы в государствах всеобщего благосостояния, начавшиеся в 1970-х годах, а также последовавший провал экономик центрального планирования послужили молодой ортодоксии дополнительной поддержкой, несмотря на явный провал монетаристических экспериментов в начале 1980-х. Сегодня только крайние фундаменталисты выступают за экономику, либо полностью саморегулирующуюся, либо полностью управляемую государством.
    Эта книга рассказывает об основных экономических и технологических силах, которые надо обуздать, чтобы не мешать экономическому развитию. В ходе анализа Райнерт приходит к выводу, что «развитие недоразвитости» является результатом неразвитости и непопулярности таких видов экономической деятельности, для которых характерны возрастающая отдача от масштаба производства и улучшенный кадровый потенциал, а также производственные мощности. Райнерт приводит исторические экономические примеры в новом контексте.
    В книге утверждается, что из истории можно почерпнуть важнейшие экономические уроки, если только не искажать исторические факты. Райнерт предполагает, что для сегодняшних бедных стран наибольший экономический интерес представляет история Соединенных Штатов. Год 1776-й был не только годом первого издания «Богатства народов» Адама Смита, но и годом начала первой современной войны за национальное освобождение — войны против британского империализма. «Бостонское чаепитие», в конце концов, было чисто меркантилистской акцией. Экономическим теоретиком американской революции был не кто иной, как знаменитый министр финансов Александр Гамильтон, признанный сегодня пионером явления, которое принято называть «промышленная политика».
    Представим себе, на что была бы похожа экономика США, если бы Конфедерация южных штатов победила северных союзников, если бы в конце XIX века не произошло стремительной индустриализации экономики США. Как утверждают кураторы Смитсоновского музея американской истории, США не удалось бы преодолеть технологическую отсталость, которую американские участники продемонстрировали во время Всемирной выставки 1851 года. Соединенные Штаты могли бы не стать мировым экономическим лидером уже в начале XX века.
    Райнерт рассказывает, как после Второй мировой войны было решено применить в Германии, развязавшей две мировые войны, план Моргентау, чтобы низвести ее до уровня сельскохозяйственного государства. Напротив, в Западной Европе и Северо-Восточной Азии (СВА) генерал Джордж Маршалл способствовал рождению послевоенного кейнсианского золотого века: его план по ускорению экономического восстановления этих регионов должен был создать cordon sanitaire вокруг молодого советского блока. Помощь, которую Америка оказывала этим странам во время их послевоенного восстановления, была совсем иной, чем та, которую она оказывает бедным странам сегодня; разница состоит не только в объеме помощи, но и в том, что касается финансирования правительственных бюджетов и обеспечения пространства для формирования экономической политики.
    Для экономического развития необходимы глубинные, качественные перемены не только экономического, но и общественного строя. Из-за того, что во многих бедных странах понятие экономического развития было сведено к накоплению капитала и перераспределению ресурсов, экономическая отсталость стала постоянной чертой. Эрик Райнерт расширяет наше понимание неравномерного развития, делясь глубокими познаниями в области истории экономической политики; его книга одновременно захватывает и заставляет задуматься.
    К. С. Джомо, помощник Генерального секретаря ООН по вопросам экономического развития, основатель и председатель Международной сети специалистов по экономике развития

  6. tucson777 Ответить

    …автор окончил экономический факультет Сент-Галленского университета в Швейцарии, получил MBA в Гарвардской школе бизнеса, защитил диссертацию в Корнелле; много лет работал экономическим консультантом – от Перу до Монголии, а в 1972 году основал в итальянском Бергамо собственный бизнес, фирму по производству колористических каталогов, к моменту ее продажи в 1991 году она стала крупнейшей в Европе.
    После продажи своего бизнеса Райнерт вновь сосредоточился на консультировании и научной деятельности. Книга «Как богатые страны стали богатыми и почему бедные остаются бедными» написана по материалам его корнелльской диссертации «Международная торговля и экономические механизмы поддержания отсталости».
    Свободная торговля как панацея от бедности
    Нобелевский лауреат Джеймс Бьюкенен обозначил одну из фундаментальных посылок, на которых основана неоклассическая экономическая теория, как «равенство доходов в разных сферах» (equity assumption). При прочих равных предполагается, что вложение равного количества трудовых и материальных ресурсов в разные виды деятельности приносит одинаковую отдачу. Именно на этом предположении основана рикардианская теория международной торговли: как писал основатель журнала Economist Ричард Кобден, текстильное производство является такой же естественной специализацией для Великобритании, как и выращивание хлопка для Египта. Каждая страна должна сосредоточиться на тех видах деятельности, в которых она обладает естественным преимуществом, а свободная международная торговля позволит им прийти к общему процветанию.
    Действительно, соглашается Райнерт, в каждый отдельный момент времени дело обстоит именно таким образом. И если Египет примется создавать собственную хлопчатобумажную промышленность, в ближайшие десятилетия ее продукция непременно окажется хуже и дороже британской. Поэтому-то она сможет выжить – по крайней мере, в начальный период – только под защитой протекционистских мер государства, высоких таможенных тарифов и т.д. В наше время такую политику принято порицать как искажающую естественную систему сигналов для рынка, нарушающую баланс и заведомо неэффективную. Именно такова публичная позиция ключевых международных организаций (в первую очередь МВФ и Всемирного банка), а также передовых и богатейших государств планеты.
    Проблема в том, что каждому из этих государств в период их рывка из бедности к богатству более старые и опытные конкуренты предлагали именно эти рецепты, вот только будущие экономические лидеры сами рекомендациям иностранных доброжелателей не следовали. Так, в конце XVIII века британец Адам Смит предлагал американцам отказаться от заведомо безнадежных попыток выстроить собственную промышленность, конкурирующую с индустрией бывшей метрополии, а сосредоточиться вместо этого на сельском хозяйстве, благо под рукой у них был целый плодородный континент. Где была бы сейчас Америка, последуй она этим советам?
    Первый казначей США, Александр Гамильтон, полагал, что вновь созданную индустрию следует оберегать от свободной конкуренции по тем же самым причинам, по которым мы оберегаем от нее детей. С точки зрения сиюминутной выгоды школьное образование является пустой тратой денег и времени, и было бы куда разумнее отправить пятилетнего ребенка чистить обувь на улице, но тем не менее мало кто из родителей так поступает – в том числе и по экономическим причинам.
    Уже с первой половины XIX века США стали одной из самых протекционистских стран мира. По величине импортных пошлин на промышленные товары они уступали только одной западной стране – Великобритании, родине теории свободной торговли. Многие из тогдашних мер американского правительства были бы сегодня сочтены неприемлемыми – взять хотя бы запрет иностранным судовладельцам на каботажные перевозки.
    политика и стала одним из главных камней преткновения между Севером и Югом. Рабовладельческие элиты Юга не могли смириться с необходимостью фактического субсидирования промышленности Севера за счет высоких вывозных тарифов на сырье и ввозных – на промышленные товары. После победы в Гражданской войне протекционизм только усилился… в разгар железнодорожной лихорадки, когда спрос на материалы для строительства новых линий огромен, подкупленные северными сталелитейными магнатами конгрессмены принимают огромный тариф на импорт готовых рельсов. И таких примеров масса.
    И Америка лишь повторяла путь своей бывшей метрополии. На заре Ренессанса Англия была бедной и периферийной страной, поставлявшей сырье, прежде всего шерсть для текстильной промышленности Нидерландов.
    Английские короли не раз предпринимали попытки выйти из экономической зависимости, но до поры до времени они кончались неудачей. Так, Эдуард II, запретивший вывоз необработанной шерсти из страны, был свергнут и убит собственной супругой; заговор финансировали фламандцы.
    Положение изменилось только к концу Войны Белой и Алой розы, когда к власти пришел Генрих VII Тюдор, полжизни проведший в изгнании в Нидерландах. В эмиграции он познакомился с реалиями более продвинутого общества, а потому, взойдя на престол, начал не с запретов, а с того, что стал переманивать в Англию фламандских ткачей. А когда решил, что его страна уже способна сама обработать произведенное сырье, он полностью запретил экспорт сырья.
    Судя по тому, что его сын Генрих VIII и Елизавета I неоднократно подтверждали этот запрет, вывоз сырья удалось прекратить только к концу XVI века – через сто лет после первого закона.
    Этот урок лег в основу английской традиции меркантилизма, преданной забвению в наши дни. Первый премьер-министр Великобритании Роберт Уолпол сформулировал максиму своей государственной политики следующим образом: ввозить сырье и вывозить промышленные товары. Очевидно, что этому правилу не могут следовать все страны одновременно – кому-то предназначена и участь сырьевой колонии.
    Такой колонией предстояло стать и будущим США, но американская революция напугала правительство метрополии до такой степени, что оно перестало дегенерировать экономику белых переселенческих колоний.
    Итак, примеры Британии и США показывают, что устойчивый экономический подъем обычно является следствием победы группы интересов, представляющей экспортеров промышленных товаров, так же как упадок и латиноамериканизация – это следствие победы экспортеров сырья (здесь было бы нелишним вспомнить, какая группа интересов находится у власти в современной России). Эту же мысль сформулировал другой современный мыслитель, Иммануил Валлерстайн: главная беда Латинской Америки заключается в том, что во всех ее гражданских войнах непременно побеждал «Юг».
    Почему не стоит быть «энергетической сверхдержавой»
    Мы установили, что вывозить сырье и ввозить готовые товары – значит загонять себя в ловушку бедности. Осталось только разобраться – почему. С точки зрения Райнерта, дело заключается в том, что разные виды экономической деятельности обладают разной «технологической емкостью», то есть разным потенциалом для внедрения инноваций и в конечном счете для экономического роста. А значит, успех зависит не столько от увеличения продуктивности, сколько от изначального выбора поля деятельности.
    Некоторые отрасли – как правило, это сельское хозяйство и добыча сырья – характеризуются убывающей отдачей от дополнительных вложений. …все необходимые статистические выкладки можно найти в диссертации Райнерта – в самых разных «присваивающих» отраслях, от производства кофе в Эквадоре до добычи олова в Перу, наблюдается систематическая отрицательная корреляция между общим размером произведенного продукта и относительной производительностью на единицу вложенных ресурсов. Проще говоря, со временем отдача от вложенных денег неизбежно будет падать.
    В промышленности же наблюдается обратная картина. Первый произведенный экземпляр паровоза или компьютерной программы всегда очень дорог, но каждый следующий – все дешевле. На этом рынке новым игрокам очень трудно конкурировать со старыми производителями – отсюда и необходимость государственной поддержки для новых отраслей. К тому же, развитые страны раз за разом стремятся запретить конкурентам следовать их собственному примеру. По выражению германо-американского экономиста Фридриха Листа, ведущая промышленная держава его времени, Англия, стремилась «отбросить за собой лестницу».
    При этом разные сельскохозяйственные и промышленные отрасли также неравнозначны по потенциалу «технологической емкости» и возможности увеличить их производительность. Один из любимых примеров Райнерта – производство пшеницы и клубники. Первая отрасль уже давно механизирована, а вторая никак не автоматизируется, несмотря на все вложения. Неудивительно, что США экспортируют в Мексику пшеницу и импортируют клубнику.
    Еще более любопытные закономерности можно проследить, изучая этикетки текстильных изделий Западного полушария за последние пятьдесят лет. Раньше на них нередко значилось – «соткано в США, скроено и сшито в Гватемале», а теперь – «соткано и скроено в США», а в Гватемале только сшито. Почему? Потому что пятьдесят лет назад ткацкие операции уже были механизированы, а кройка и шитье производились вручную.
    После внедрения лазеров, позволивших автоматизировать кройку, эта операция была также перенесена в США, и в Гватемале теперь только шьют. Перенос промышленных производств в третий мир обычно говорит не столько о развитии этих стран, сколько о низкой технологической емкости переносимых операций – богатые страны выбрасывают бедным куски, которые сами не смогли разжевать.
    Где находятся основные кластеры текстильной промышленности в наши дни? Это Индия, Бангладеш, Индонезия – одни из беднейших стран третьего мира. И это притом, что каких-нибудь двести лет назад текстильное производство было сосредоточено в передовой на тот день капиталистической стране – Великобритании. Почему так?
    Самый надежный источник монопольной власти в современном мире – технологический прорыв. Внедряя технические или организационные усовершенствования, предприниматель-инноватор приобретает на какое-то время монопольную власть – и может ограничить выпуск продукции, с целью установления цены выше равновесной. Некоторое время после совершенного прорыва прибыли инноватора очень высоки. Но по мере того, как новая технология распространяется и новые игроки выходят на рынок, отрасль близится к состоянию совершенной конкуренции, а значит, и к равновесному состоянию. Прибыль в связи с этим неизбежно падает.
    Как же тогда богатые страны остаются богатыми? По Райнерту, это происходит потому, что эти страны постоянно генерируют на своей территории кластеры наиболее инновационных производств, обладающих максимальной монопольной властью и дающих максимальный доход. Чтобы оставаться богатым, нужно бежать быстрее всех. Те же страны, которые довольствуются созданием не самых передовых на данный момент производств, обречены на бедность и отсталость. Бразилия, конечно, сможет трудоустроить еще несколько тысяч человек, если американцы выведут туда автомобильный завод, но он уже никогда не даст тех прибылей, какие приносил в Детройте во времена Форда.
    Постскриптум. Периферийные экономики
    После того как здание построено, леса разбирают.
    Нечто похожее (если верить Райнерту) происходит и с экономическими теориями. В тот момент, когда страна только пытается выйти из ловушки бедности, она отчаянно нуждается в реалистичном понимании того, как работает экономика. Но после того, как цель достигнута, куда большую важность приобретает задача помешать конкурентам пройти тот же путь. Поэтому развитые страны в массовом порядке производят на экспорт «эзотерические» дедуктивные теории, основанные не на обобщении эмпирического материала, а на абстрактных и заведомо нереалистичных предпосылках – хотя сами они в свое время пользовались другими рецептами.
    Теория Райнерта логично объясняет и хорошо нам знакомое сверхпотребление на мировой периферии: роскошь, окружающую польских магнатов XVII века и русских олигархов или арабских шейхов века двадцать первого.
    Поскольку экономика этих присваивающих стран работала или работает с убывающей отдачей, прибыли бессмысленно реинвестировать – их куда разумнее проесть. Скупать футбольные клубы и яхты
    в такой ситуации – вполне рациональное поведение.

  7. Bullard Ответить

    Благодаря разнообразию производства, которое сопутствует богатству, малым богатым странам (это Швеция или Норвегия) есть чем торговать друг с другом.
    В основе бедности лежит порочный круг отсутствия покупательной силы, а значит и спроса на продукцию и масштабное производство.
    Стране надо обложить налогом деятельность с убывающей отдачей (производство сырьевых товаров) и выплачивать премии (субсидии) деятельности с возрастающей отдачей.
    Существование альтернативной веры устраняет страх и другие факторы, которые способствуют развитию фанатизма, в стране развивается благоприятная толерантность по отношению к разнообразию ремесел и составу населения.
    Еще одно белое пятно современной экономической науки – неспособность понять, насколько для экономического роста важно разнообразие.
    Пока помощь в развитии бедным странам будет оставаться не стимулирующей настоящее развитие, а паллиативной, эта обманчиво щедрая и благонамеренная помощь непременно в итоге будет оборачиваться мощным контролем богатых стран над бедными.
    В ситуации, когда мировая экономика растет и многие сырьевые товары становятся стратегическими ресурсами, бедные страны мешают богатым получить доступ к этим сырьевым товарам примерно так же, как коренные североамериканские индейцы когда-то мешали первым поселенцам пользоваться землей.
    Стране надо обложить налогом деятельность с убывающей отдачей (производство сырьевых товаров) и выплачивать премии (субсидии) деятельности с возрастающей отдачей. Именно так возникали страны среднего достатка.
    Синергия между разными секторами имеет критическое значение. Развитие городских видов деятельности зависит от сельских рынков так же, как повышение зарплат на сельских рынках зависит от городской покупательной способности, рынка труда и технологий. Сегодняшний сектор услуг зависит от сектора обрабатывающей промышленности.
    Бедные люди, которые становятся богаче, прежде всего нуждаются в промышленных товарах.

  8. 13MVG73 Ответить

    Когда в 1999 году люди впервые вышли на улицы Сиэтла, протестуя против действий Всемирной торговой организации и связанных с ней международных финансовых организаций, и впоследствии, когда эти протесты многократно повторялись в разных местах, демонстранты выступали конкретно против традиционного мышления — той экономической ортодоксии, которая легитимизировала и аналитически обосновала политику и рекомендации этих организаций. Рискуя сделаться посмешищем, последние 20 лет эта теория настаивает на том, что саморегулирующиеся рынки приведут к экономическому росту всех стран, если сократить роль государства до минимума.
    Эта ортодоксия распространилась в 1970-е годы с рождением стагфляции[1], когда кейнсианская экономика и экономика развития стали подвергаться интеллектуальным нападкам. Фискальные кризисы в государствах всеобщего благосостояния, начавшиеся в 1970-х годах, а также последовавший провал экономик центрального планирования послужили молодой ортодоксии дополнительной поддержкой, несмотря на явный провал монетаристических экспериментов в начале 1980-х. Сегодня только крайние фундаменталисты выступают за экономику, либо полностью саморегулирующуюся, либо полностью управляемую государством.
    Эта книга рассказывает об основных экономических и технологических силах, которые надо обуздать, чтобы не мешать экономическому развитию. В ходе анализа Райнерт приходит к выводу, что «развитие недоразвитости» является результатом неразвитости и непопулярности таких видов экономической деятельности, для которых характерны возрастающая отдача от масштаба производства и улучшенный кадровый потенциал, а также производственные мощности. Райнерт приводит исторические экономические примеры в новом контексте.
    В книге утверждается, что из истории можно почерпнуть важнейшие экономические уроки, если только не искажать исторические факты. Райнерт предполагает, что для сегодняшних бедных стран наибольший экономический интерес представляет история Соединенных Штатов. Год 1776-й был не только годом первого издания «Богатства народов» Адама Смита, но и годом начала первой современной войны за национальное освобождение — войны против британского империализма. «Бостонское чаепитие», в конце концов, было чисто меркантилистской акцией. Экономическим теоретиком американской революции был не кто иной, как знаменитый министр финансов Александр Гамильтон, признанный сегодня пионером явления, которое принято называть «промышленная политика».
    Представим себе, на что была бы похожа экономика США, если бы Конфедерация южных штатов победила северных союзников, если бы в конце XIX века не произошло стремительной индустриализации экономики США. Как утверждают кураторы Смитсоновского музея американской истории, США не удалось бы преодолеть технологическую отсталость, которую американские участники продемонстрировали во время Всемирной выставки 1851 года. Соединенные Штаты могли бы не стать мировым экономическим лидером уже в начале XX века.
    Райнерт рассказывает, как после Второй мировой войны было решено применить в Германии, развязавшей две мировые войны, план Моргентау, чтобы низвести ее до уровня сельскохозяйственного государства. Напротив, в Западной Европе и Северо-Восточной Азии (СВА) генерал Джордж Маршалл способствовал рождению послевоенного кейнсианского золотого века: его план по ускорению экономического восстановления этих регионов должен был создать cordon sanitaire вокруг молодого советского блока. Помощь, которую Америка оказывала этим странам во время их послевоенного восстановления, была совсем иной, чем та, которую она оказывает бедным странам сегодня; разница состоит не только в объеме помощи, но и в том, что касается финансирования правительственных бюджетов и обеспечения пространства для формирования экономической политики.
    Для экономического развития необходимы глубинные, качественные перемены не только экономического, но и общественного строя. Из-за того, что во многих бедных странах понятие экономического развития было сведено к накоплению капитала и перераспределению ресурсов, экономическая отсталость стала постоянной чертой. Эрик Райнерт расширяет наше понимание неравномерного развития, делясь глубокими познаниями в области истории экономической политики; его книга одновременно захватывает и заставляет задуматься.

  9. fara9999 Ответить

    Книга об экономике, но про политику.
    Будь моя воля, увеличил бы тираж этой книги и всячески бы ее распространял. Автор способен к тому, что Иван Ильин называл “путём к очевидности». Он пишет понятно о важном.
    Господствующая экономическая теория неверна. Глобализация, торговля и снятие барьеров делают богатых богаче, а бедным не дают подняться. Богатство приносят инновации, передовое производство и защита собственного рынка до тех пор, пока он не окрепнет. В сельском хозяйстве отдача убывает, а в передовой промышленности возрастает. Защищать надо и то, и другое, промышленность – для активной экономической экспансии, с/х для обороны.
    Голод – это судьба стран, специализирующихся на производстве продовольствия и продукции, выпуск которой плохо поддается автоматизации. Д.Рикардо предложил красивые, но не работающие модели. Правы были Ф.Лист, Й.Шумпетер и их предшественники, строящие свой подход к экономике на здравых размышлениях и опыте, а не на либеральных догмах «чикагских мальчиков».
    Настоящий капитализм – это предприниматели-инноваторы, синергитические эффекты и новые открытия. Пастух не станет Б.Гейтсом, образование без производство – это мозги на экспорт, современные институты и демократия не разовьются в условиях деиндустриализации, без своей промышленности, даже не самой передовой, в стране будет бедность.
    Все слышали про план Маршалла, но мало кто знает про план Моргентау, который предусматривал деиндустриализацию побежденной Германии и привел бы к уничтожению еще 30-40 миллионов немцев. Ради борьбы с социализмом от него отказались, сходные причины привели и подъему азиатских «тигров», которым дали создать свое промышленное производство. Однако после «холодной войны» победители решили конкурентов больше не плодить.
    Про Россию норвежец упоминает редко, но «шоковую терапию» и деиндустриализацию оценивает как катастрофу. Нет слов, чтобы выразить полное согласие и придумать те пытки, которых достойны «наши» демодернизаторы – воры, идиоты и предатели.
    Экспорт сырой нефти, металла и икры не даст никогда нам стать богатыми. Мы зависимы от милости тех, кто определяет цены на нефть. А там есть различные группировки, конкурирующие. Одним выгодна относительная стабильность на постсоветском пространстве, другим – хаос здесь. Мы – не хозяева уже своей судьбы. Какое там «вставание с колен»! Пулемет Автоматыч в своем блоге пишет, что РФ 2011 г. не достигла ВВП РСФСР 1989 г. Да и как она могла достичь этого показателя, если нефти добывается меньше, чем в 1989-м, если объемы строительства после 1991 г. НИКОГДА не превышали 80% от 1989 г., если выпуск машинотехнической продукции в РФ по сравнению с РСФСР упал в разы, а по ряду показателей – в десятки раз? Если РФ никогда не собирала 120 млн тонн зерновых, как РСФСР, а производство мяса в РФ – в полтора раза ниже, чем в РСФСР-89? Если заброшены 25 млн. га пашни, если до сих пор РФ не вышла на советские показатели ни по вылову рыбы, ни по тоннажу торгового флота? Я больше верю тем экономистам, которые оценивают ВВП РФ сейчас примерно в 75% от РСФСР-1989.
    И в этом я с ним согласен, как и то, что затягивание страны в ВТО добьёт нашу слабую экономику, а «мебельная» деградация вооруженных сил сделает РФ совершенно беззащитной. Ждать недолго.
    На последней конференции, где я участвовал, был представлен доклад о модели российского кризиса. Расчеты указывают на 2015 и 2018 год как критические точки. Я сам не очень верю в эту квантофрению». Прогнозы обычно ошибочны, так как не все учли и много случайностей. «2015» в наукообразной модели ничуть не лучше, чем 2012» из «календаря майя». Но дело не в этом. Нынешний россиянский бардак нереформируем и добром закончиться не может. В обозримом будущем катастрофа неизбежна. Траектория, ведущая прямиком в инферно, связана со взаимным ускорение различных факторов. Деградация производства делает ненужными образование и науку. Отток кадров ведет к одичанию, бюрократизация и имитация не нужной обществу деятельности портит нравы и усиливает криминал, деградация власти и силовиков разрушает общество и т.д., и т.п.
    Причины нашей катастрофы Райкерт объясняет очень хорошо, хотя, повторим, без специального обращения к случаю РФ.
    На 50%% с нам можно согласиться. Наполовину не потому, что есть правда у М.Фридмена и гайдаросчубайсов. Но в книге норвежского экономиста анализируются в основном не теневые секторы экономики. Понятно, что электроника и софт ведут к богатству. Однако наркотики, оружие и торговля человеческим телом обогащают не хуже. В принципе, «когда закончится нефть» (то есть ее добыча станет слишком дорогой) у дорогих россиян не останется ничего кроме черной дыры криминальной экономики и перспективы новых темных веков. А что будет у других.
    Но это уже не от нас зависит.

  10. vasil1313 Ответить

    Когда в 1999 году люди впервые вышли на улицы Сиэтла, протестуя против действий Всемирной торговой организации и связанных с ней международных финансовых организаций, и впоследствии, когда эти протесты многократно повторялись в разных местах, демонстранты выступали конкретно против традиционного мышления — той экономической ортодоксии, которая легитимизировала и аналитически обосновала политику и рекомендации этих организаций. Рискуя сделаться посмешищем, последние 20 лет эта теория настаивает на том, что саморегулирующиеся рынки приведут к экономическому росту всех стран, если сократить роль государства до минимума.
    Эта ортодоксия распространилась в 1970-е годы с рождением стагфляции[1], когда кейнсианская экономика и экономика развития стали подвергаться интеллектуальным нападкам. Фискальные кризисы в государствах всеобщего благосостояния, начавшиеся в 1970-х годах, а также последовавший провал экономик центрального планирования послужили молодой ортодоксии дополнительной поддержкой, несмотря на явный провал монетаристических экспериментов в начале 1980-х. Сегодня только крайние фундаменталисты выступают за экономику, либо полностью саморегулирующуюся, либо полностью управляемую государством.
    Эта книга рассказывает об основных экономических и технологических силах, которые надо обуздать, чтобы не мешать экономическому развитию. В ходе анализа Райнерт приходит к выводу, что «развитие недоразвитости» является результатом неразвитости и непопулярности таких видов экономической деятельности, для которых характерны возрастающая отдача от масштаба производства и улучшенный кадровый потенциал, а также производственные мощности. Райнерт приводит исторические экономические примеры в новом контексте.
    В книге утверждается, что из истории можно почерпнуть важнейшие экономические уроки, если только не искажать исторические факты. Райнерт предполагает, что для сегодняшних бедных стран наибольший экономический интерес представляет история Соединенных Штатов. Год 1776-й был не только годом первого издания «Богатства народов» Адама Смита, но и годом начала первой современной войны за национальное освобождение — войны против британского империализма. «Бостонское чаепитие», в конце концов, было чисто меркантилистской акцией. Экономическим теоретиком американской революции был не кто иной, как знаменитый министр финансов Александр Гамильтон, признанный сегодня пионером явления, которое принято называть «промышленная политика».

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *