В каких произведениях русской классики отображен конфликт поколений?

15 ответов на вопрос “В каких произведениях русской классики отображен конфликт поколений?”

  1. Yosida Ответить

    Прочитайте приведённое ниже произведение и выполните задания 1–9.
    — Вот мы и дома, — промолвил Николай Петрович, снимая картуз и встряхивая волосами. — Главное, надо теперь поужинать и отдохнуть. — Поесть действительно не худо, — заметил, потягиваясь, Базаров и опустился на диван.— Да, да, ужинать давайте, ужинать поскорее. — Николай Петрович без всякой видимой причины потопал ногами. — Вот кстати и Прокофьич.Вошёл человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке на шее. Он осклабился, подошёл к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к двери и положил руки за спину.— Вот он, Прокофьич, — начал Николай Петрович, — приехал к нам наконец… Что? как ты его находишь?— В лучшем виде-с, — проговорил старик и осклабился опять, но тотчас же нахмурил свои густые брови. — На стол накрывать прикажете? — проговорил он внушительно.— Да, да, пожалуйста. Но не пройдёте ли вы сперва в вашу комнату, Евгений Васильич?— Нет, благодарствуйте, незачем. Прикажите только чемоданишко мой туда стащить да вот эту одежонку, — прибавил он, снимая с себя свой балахон.— Очень хорошо. Прокофьич, возьми же их шинель. (Прокофьич, как бы с недоумением, взял обеими руками базаровскую «одежонку» и, высоко подняв её над головою, удалился на цыпочках.) А ты, Аркадий, пойдёшь к себе на минутку?— Да, надо почиститься, — отвечал Аркадий и направился было к дверям, но в это мгновение вошёл в гостиную человек среднего роста, одетый в тёмный английский сьют, модный низенький галстух и лаковые полусапожки, Павел Петрович Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали тёмным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и лёгким резцом, являло следы красоты замечательной; особенно хороши были светлые, чёрные, продолговатые глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов.Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными розовыми ногтями, — руку, казавшуюся ещё красивей от снежной белизны рукавчика, застёгнутого одиноким крупным опалом, и подал её племяннику. Совершив предварительно европейское «shake hands», он три раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до его щёк, и проговорил: «Добро пожаловать».Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегка наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки не подал и даже положил её обратно в карман.— Я уже думал, что вы не приедете сегодня, — заговорил он приятным голосом, любезно покачиваясь, подёргивая плечами и показывая прекрасные белые зубы. — Разве что на дороге случилось?— Ничего не случилось, — отвечал Аркадий, — так, замешкались немного.

  2. Kinder Surpriz Ответить

    В каких произведениях русской классики отображён конфликт
    между представителями разных поколений и
    в чём эти произведения можно сопоставить с тургеневскими «Отцами и детьми»?
    – Вот мы и дома, – промолвил Николай Петрович, снимая
    картуз и встряхивая волосами. – Главное,
    надо теперь поужинать и отдохнуть. – Поесть действительно не худо, – заметил,
    потягиваясь, Базаров и опустился на
    диван. – Да, да, ужинать давайте, ужинать поскорее. – Николай Петрович без
    всякой видимой причины потопал ногами. – Вот кстати и Прокофьич. Вошёл человек
    лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый,
    в коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке на шее. Он
    осклабился, подошёл к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к двери и положил руки за спину. – Вот он,
    Прокофьич, – начал Николай Петрович, – приехал к нам наконец… Что? как ты его
    находишь? – В лучшем виде-с, – проговорил старик и осклабился опять, но тотчас
    же нахмурил свои густые брови. – На стол накрывать прикажете? – проговорил он
    внушительно. – Да, да, пожалуйста. Но не пройдёте ли вы сперва в вашу комнату,
    Евгений Васильич? – Нет, благодарствуйте, незачем. Прикажите только чемоданишко
    мой туда стащить да вот эту одежонку, – прибавил он, снимая с себя свой
    балахон. – Очень хорошо. Прокофьич, возьми же их шинель. (Прокофьич, как
    бы с недоумением, взял обеими руками
    базаровскую «одежонку» и, высоко подняв её над головою, удалился на
    цыпочках.) А ты, Аркадий, пойдёшь к себе на минутку? – Да, надо почиститься, –
    отвечал Аркадий и направился было к дверям, но в это мгновение вошёл в гостиную
    человек среднего роста, одетый в тёмный
    английский сьют, модный низенький галстух и лаковые полусапожки, Павел Петрович
    Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы
    отливали тёмным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин,
    необыкновенно правильное и чистое,
    словно выведенное тонким и лёгким резцом, являло следы красоты замечательной;
    особенно хороши были светлые, чёрные, продолговатые глаза. Весь облик Аркадиева
    дяди, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление
    вверх, прочь от земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов.
    Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными розовыми ногтями, – руку,
    казавшуюся ещё красивей от снежной белизны рукавчика, застёгнутого одиноким
    крупным опалом, и подал её племяннику. Совершив предварительно европейское
    «shake hands», он три раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза
    прикоснулся своими душистыми усами до его щёк, и проговорил: «Добро
    пожаловать».
    Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович
    слегка наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки не подал и даже
    положил её обратно в карман. – Я уже думал, что вы не приедете сегодня, –
    заговорил он приятным голосом, любезно покачиваясь, подёргивая плечами и
    показывая прекрасные белые зубы. – Разве что на дороге случилось? – Ничего не
    случилось, – отвечал Аркадий, – так, замешкались немного.

  3. ЛимОнаД Ответить

    Дело в том, что понятие “конфликт поколений” это перманентное явление, универсальное на все времена. Например, в России “поколение Пепси” плавно перешло в “поколение ловцов покемонов” или в поколение Ингресс, если уж на то пошло(хотя в Ингресс играют люди довольно зрелые), и там уже пропасть. А что касается русской дореволюционной классики, то там это явление усматривается практически во всех произведениях. “Отцы и дети” И.С Тургенева это то, что проходят в Школе, там всё просто- только Тургенев имел ввиду в этом произведении не только неприятие поколений, но и взглядов (нигилизм тогда был в моде). А в романе “Недоросль” Дениса Фонвизина усматривается примерно то же самое. Кстати, “недоросли” нынче явление куда более частое, чем во времена Д.И.Фонвизина- только они вооружены ГАДжетами и ловят покемонов, вместо того, чтобы вершить дела Добрые. В романах Достоевского тоже полно мыслей на эту тему. Словом, конфликтуют не поколения, а восприятие Мира в зависимости от возраста- ну не хотят молодые понимать зрелых и наоборот. Те же бРАКи себя давно изжили, а люди как единицы из стада баранов туда лезут…Вот это и объединяет поколения- НАМ БЫЛО ПЛОХО (в браках)- так пусть ВАМ будет ещё хуже!!!:-) Отстой!

  4. vulnerating Ответить

    В каких произведениях русской классики отображён конфликт
    между представителями разных поколений и в чём эти произведения можно
    сопоставить с тургеневскими «Отцами и детьми»?
    – Вот мы и дома, – промолвил Николай Петрович, снимая картуз и встряхивая волосами.– Главное, надо теперь поужинать и отдохнуть.– Поесть действительно не худо, – заметил, потягиваясь, Базаров и опустился на диван.– Да, да, ужинать давайте, ужинать поскорее. – Николай Петрович без всякой видимой причины потопал ногами.– Вот кстати и Прокофьич. Вошел человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке на шее. Он осклабился, подошел к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к двери и положил руки за спину.– Вот он, Прокофьич, – начал Николай Петрович, – приехал к нам наконец… Что? как ты его находишь?– В лучшем виде-с, – проговорил старик и осклабился опять, но тотчас же нахмурил свои густые брови.– На стол накрывать прикажете? – проговорил он внушительно.– Да, да, пожалуйста. Но не пройдёте ли вы сперва в вашу комнату, Евгений Васильич?– Нет, благодарствуйте, незачем. Прикажите только чемоданишко мой туда стащить да вот эту одежонку, – прибавил он, снимая с себя свой балахон.– Очень хорошо. Прокофьич, возьми же их шинель. (Прокофьич, как бы с недоумением, взял обеими руками базаровскую «одежонку» и, высоко подняв ее над головою, удалился на цыпочках.) А ты, Аркадий, пойдёшь ксебе на минутку?– Да, надо почиститься, – отвечал Аркадий и направился было к дверям, но в это мгновение вошел в гостиную человек среднего роста, одетый в тёмный английский сьют, модный низенький галстух и лаковые полусапожки, Павел Петрович Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали тёмным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и лёгким резцом, являло следы красоты замечательной; особенно хороши были светлые, чёрные, продолговатые глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов.Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными розовыми ногтями, – руку, казавшуюся еще красивей от снежной белизны рукавчика, застёгнутого одиноким крупным опалом, и подал ее племяннику. Совершив предварительно европейское «shake hands», он три раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до его щёк, и проговорил: «Добро пожаловать».Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегка наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки не подал и даже положил её обратно в карман.– Я уже думал, что вы не приедете сегодня, – заговорил он приятным голосом, любезно покачиваясь, подергивая плечами и показывая прекрасные белые зубы. – Разве что на дороге случилось?– Ничего не случилось, – отвечал Аркадий, – так, замешкались немного.И.С.Тургенев, «Отцы и дети».

  5. Baramar Ответить

    В каких произведениях русской классики отображён конфликт между
    представителями разных поколений и в чём эти произведения можно
    сопоставить с тургеневскими «Отцами и детьми»?
    – Вот мы
    и дома, – промолвил Николай Петрович, снимая картуз
    и встряхивая волосами. – Главное, надо теперь поужинать
    и отдохнуть.
    – Поесть действительно не худо, – заметил, потягиваясь, Базаров
    и опустился на диван.
    – Да, да, ужинать давайте, ужинать поскорее. – Николай Петрович без
    всякой видимой причины потопал ногами. – Вот кстати
    и Прокофьич.
    Вошёл человек лет шестидесяти, беловолосый, худой
    и смуглый,
    в коричневом фраке с медными пуговицами
    и в розовом платочке на шее. Он
    осклабился, подошёл к ручке к Аркадию
    и, поклонившись гостю, отступил
    к двери
    и положил руки за спину.
    – Вот он, Прокофьич, – начал Николай Петрович, – приехал к нам
    наконец… Что? как ты его находишь?
    –
    В лучшем виде-с, – проговорил старик
    и осклабился опять, но тотчас
    же нахмурил свои густые брови. – На стол накрывать прикажете? –
    проговорил он внушительно.
    – Да, да, пожалуйста. Но не пройдёте ли вы сперва в вашу комнату,
    Евгений Васильич?
    – Нет, благодарствуйте, незачем. Прикажите только чемоданишко мой
    туда стащить да вот эту одежонку, – прибавил он, снимая с себя свой
    балахон.
    – Очень хорошо. Прокофьич, возьми же их шинель. (Прокофьич, как бы
    с недоумением, взял обеими руками базаровскую «одежонку»
    и, высоко
    подняв её над головою, удалился на цыпочках.)
    А ты, Аркадий, пойдёшь
    к себе на минутку?
    – Да, надо почиститься, – отвечал Аркадий
    и направился было к дверям,
    но в это мгновение вошёл в гостиную человек среднего роста, одетый
    в тёмный английский сьют, модный низенький галстух
    и лаковые
    полусапожки, Павел Петрович Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять:
    его коротко остриженные седые волосы отливали тёмным блеском, как новое
    серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное
    и чистое, словно выведенное тонким
    и лёгким резцом, являло следы красоты
    замечательной; особенно хороши были светлые, чёрные, продолговатые
    глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящный
    и породистый, сохранил
    юношескую стройность
    и то стремление вверх, прочь от земли, которое
    большею частью исчезает после двадцатых годов.
    Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку
    с длинными розовыми ногтями, – руку, казавшуюся ещё красивей от снежной
    белизны рукавчика, застёгнутого одиноким крупным опалом, и подал её
    племяннику. Совершив предварительно европейское «shakehands», он три
    раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими
    душистыми усами до его щёк, и проговорил: «Добро пожаловать».
    Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегка
    наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки не подал и даже
    положил её обратно в карман.
    – Я уже думал, что вы не приедете сегодня, – заговорил он приятным
    голосом, любезно покачиваясь, подёргивая плечами и показывая прекрасные
    белые зубы. – Разве что на дороге случилось?
    – Ничего не случилось, – отвечал Аркадий, – так, замешкались немного.
    (И.С. Тургенев, «Отцы и дети»)

  6. Mr.Wolf Ответить

    Прочитайте приведенный ниже фрагмент текста и выполните задания В1—В7; С1—С2.
    Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец. Речь зашла об одном из соседних помещиков. «Дрянь, аристократишко», — равнодушно заметил Базаров, который встречался с ним в Петербурге.— Позвольте вас спросить, — начал Павел Петрович, и губы его задрожали, — по вашим понятиям слова: «дрянь» и «аристократ» одно и то же означают?— Я сказал: «аристократишко», — проговорил Базаров, лениво отхлебывая глоток чаю.— Точно так-с: но я полагаю, что вы такого же мнения об аристократах, как и об аристократишках. Я считаю долгом объявить вам, что я этого мнения не разделяю. Смею сказать, меня все знают за человека либерального и любящего прогресс; но именно потому я уважаю аристократов — настоящих. Вспомните, милостивый государь (при этих словах Базаров поднял глаза на Павла Петровича), вспомните, милостивый государь, — повторил он с ожесточением, — английских аристократов. Они не уступают йоты от прав своих, и потому они уважают права других; они требуют исполнения обязанностей в отношении к ним, и потому они сами исполняют свои обязанности. Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее.— Слыхали мы эту песню много раз, — возразил Базаров, — но что вы хотите этим доказать?— Я эфтим хочу доказать, милостивый государь (Павел Петрович, когда сердился, с намерением говорил: «эфтим» и «эфто», хотя очень хорошо знал, что подобных слов грамматика не допускает. В этой причуде сказывался остаток преданий Александровского времени. Тогдашние тузы, в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли одни — эфто, другие — эхто: мы, мол, коренные русаки, и в то же время мы вельможи, которым позволяется пренебрегать школьными правилами), я эфтим хочу доказать, что без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, — а в аристократе эти чувства развиты, — нет никакого прочного основания общественному… bien public, общественному зданию. Личность, милостивый государь, — вот главное: человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней все строится. Я очень хорошо знаю, например, что вы изволите находить смешными мои привычки, мой туалет, мою опрятность наконец, но это все проистекает из чувства самоуважения, из чувства долга, да-с, да-с, долга. Я живу в деревне, в глуши, но я не роняю себя, я уважаю в себе человека.— Позвольте, Павел Петрович, — промолвил Базаров, — вы вот уважаете себя и сидите сложа руки; какая ж от этого польза для bien public? Вы бы не уважали себя и то же бы делали.Павел Петрович побледнел.? — Это совершенно другой вопрос. Мне вовсе не приходится объяснять вам теперь, почему я сижу сложа руки, как вы изволите выражаться. Я хочу только сказать, что аристократизм — принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди. Я говорил это Аркадию на другой день его приезда и повторяю теперь вам. Не так ли, Николай?Николай Петрович кивнул головой.— Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы, — говорил между тем Базаров, — подумаешь, сколько иностранных… и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны.— Что же ему нужно, по-вашему? Послушать вас, так мы находимся вне человечества, вне его законов. Помилуйте — логика истории требует…— Да на что нам эта логика? Мы и без нее обходимся.— Как так?— Да так же. Вы, я надеюсь, не нуждаетесь в логике для того, чтобы положить себе кусок хлеба в рот, когда вы голодны. Куда нам до этих отвлеченностей!Павел Петрович взмахнул руками.— Я вас не понимаю после этого. Вы оскорбляете русский народ. Я не понимаю, как можно не признайать принсипов, правил! В силу чего же вы действуете?— Я уже говорил вам, дядюшка, что мы не признаем авторитетов, — вмешался Аркадий.— Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным, — промолвил Базаров. — В теперешнее время полезнее всего отрицание — мы отрицаем.— Все?— Все.
    И. С. Тургенев «Отцы и дети»

  7. M@s*on Ответить

    В каких произведениях русской классики отображён конфликт между представителями разных поколений и в чём эти произведения можно сопоставить с тургеневскими «Отцами и детьми»?
    Вот мы и дома, – промолвил Николай Петрович, снимая картуз и встряхивая волосами. – Главное, надо теперь поужинать и отдохнуть. – Поесть действительно не худо, – заметил, потягиваясь, Базаров и опустился на диван. – Да, да, ужинать давайте, ужинать поскорее. – Николай Петрович без всякой видимой причины потопал ногами. – Вот кстати и Прокофьич. Вошёл человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке на шее. Он осклабился, подошёл к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к двери и положил руки за спину. – Вот он, Прокофьич, – начал Николай Петрович, – приехал к нам наконец… Что? как ты его находишь? – В лучшем виде-с, – проговорил старик и осклабился опять, но тотчас же нахмурил свои густые брови. – На стол накрывать прикажете? – проговорил он внушительно. – Да, да, пожалуйста. Но не пройдёте ли вы сперва в вашу комнату, Евгений Васильич? – Нет, благодарствуйте, незачем. Прикажите только чемоданишко мой туда стащить да вот эту одежонку, – прибавил он, снимая с себя свой балахон. – Очень хорошо. Прокофьич, возьми же их шинель. (Прокофьич, как бы с недоумением, взял обеими руками базаровскую «одежонку» и, высоко подняв её над головою, удалился на цыпочках.) А ты, Аркадий, пойдёшь к себе на минутку? – Да, надо почиститься, – отвечал Аркадий и направился было к дверям, но в это мгновение вошёл в гостиную человек среднего роста, одетый в тёмный английский сьют, модный низенький галстух и лаковые полусапожки, Павел Петрович Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали тёмным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и лёгким резцом, являло следы красоты замечательной; особенно хороши были светлые, чёрные, продолговатые глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов. Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными розовыми ногтями, – руку, казавшуюся ещё красивей от снежной белизны рукавчика, застёгнутого одиноким крупным опалом, и подал её племяннику. Совершив предварительно европейское «shake hands», он три раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до его щёк, и проговорил: «Добро пожаловать».
    Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегка наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки не подал и даже положил её обратно в карман. – Я уже думал, что вы не приедете сегодня, – заговорил он приятным голосом, любезно покачиваясь, подёргивая плечами и показывая прекрасные белые зубы. – Разве что на дороге случилось? – Ничего не случилось, – отвечал Аркадий, – так, замешкались немного.

  10. VideoAnswer Ответить

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *