Герман ю п вот как это было?

19 ответов на вопрос “Герман ю п вот как это было?”

  1. Anararim Ответить

    Сегодня писать о войне – о той самой, Великой Отечественной, – сложно. Потому что много уже написано и рассказано, потому что сейчас уже почти не осталось тех, кто ее помнит. Писать для подростков сложно вдвойне. Современное молодое поколение, кажется, интересуют совсем другие вещи…Оказывается, нет! Именно подростки отдали этой книге первое место на Всероссийском конкурсе на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру». Именно у них эта пронзительная повесть нашла самый живой отклик. Сложная, неоднозначная, она порой выворачивает душу наизнанку, но и заставляет лучше почувствовать и понять то, что было.Перед глазами предстанут они: по пояс в грязи и снегу, партизаны конвоируют перепуганных полицаев, выменивают у немцев гранаты за знаменитую лендлизовскую тушенку, отчаянно хотят отогреться и наесться. Вот Димка, потерявший семью в первые дни войны, взявший в руки оружие и мечтающий открыть наконец счет убитым фрицам. Вот и дерзкий Саныч, заговоренный цыганкой от пули и фотокадра, болтун и боец от бога, боящийся всего трех вещей: предательства, топтуна из бабкиных сказок и строгой девушки Алевтины. А тут Ковалец, заботливо приглаживающий волосы франтовской расческой, но смелый и отчаянный воин. Или Шурик по кличке Щурый, мечтающий получить наконец свой первый пистолет…Двадцатый век закрыл свои двери, унеся с собой миллионы жизней, которые унесли миллионы войн. Но сквозь пороховой дым смотрят на нас и Саныч, и Ковалец, и Алька и многие другие. Кто они? Сложно сказать. Ясно одно: все они – облачный полк.«Облачный полк» – современная книга о войне и ее героях, книга о судьбах, о долге и, конечно, о мужестве жить. Книга, написанная в канонах отечественной юношеской прозы, но смело через эти каноны переступающая. Отсутствие «геройства», простота, недосказанность, обыденность ВОЙНЫ ставят эту книгу в один ряд с лучшими произведениями ХХ века.Помимо «Книгуру», «Облачный полк» был отмечен также премиями им. В. Крапивина и им. П. Бажова, вошел в лонг-лист премии им. И. П. Белкина и в шорт-лист премии им. Л. Толстого «Ясная Поляна».

  2. Moogull Ответить

    — Это ты, Мишка, натворил? — сказала мама.
    — Да, а что? — ответил я.
    — Ужасно неприятно, — сказала мама, — всюду ты суёшься со своими карандашами. Пойми, наконец: я учусь на курсах местной противовоздушной обороны и прошу тебя относиться к моим занятиям серьёзно…
    И мама мне рассказала, что такое боец местной противовоздушной обороны. Вышло так, что она тоже военный человек. Но мои товарищи опять этому не поверили, потому что у неё нет военной формы, пистолета или хотя бы сабли. Эх, повидать бы маму в военной форме и папу в каске, со шлангом в руках,— это да!

    НАШИ УЛИЦЫ
    Наши окна выходят на перекрёсток. Мы живём в большом сером доме, и наши окна выходят сразу на две улицы. Так что если мне надоест смотреть на одну улицу, то я смогу посмотреть на другую.
    Что только делается на нашем перекрёстке!
    Против наших окон строят школу, в которой я буду учиться.
    На обеих улицах сажают деревья. Как только их посадят, наши улицы превратятся в бульвары.
    На широкой улице прокладывают трамвайные рельсы. Как только рельсы проложат, у нас будет свой трамвай.
    На узкой улице натягивают провода для троллейбуса. Как только натянут провода, у нас будет свой троллейбус.
    Очень интересно живётся на нашем перекрёстке.
    СВОЙ МИЛИЦИОНЕР
    Как-то утром я проснулся, поглядел в окно, смотрю — моя школа готова. Уже окна моют и приколачивают вывеску.
    Папа говорит:
    — Приличный дом получился.
    А мама говорит:
    — Просто чудный. Ну, Мишка, пойдём покупать учебники, тетради и всё такое.
    Пошли мы по магазинам, всё купили и вернулись домой.
    Я весь день очень волновался. Даже папа у меня спросил:
    — Может быть, у тебя живот болит?
    На другое утро мы с папой вышли из дому вместе. Папа — к себе в пожарную команду, а я — к себе в школу.
    — Ну, — говорит мне папа, — учись получше.
    Я говорю:
    — Ладно. И ты свои пожары туши получше.
    А когда я возвращался из школы, по нашим улицам уже мчались трамваи и троллейбусы, и на перекрёстке стоял — кто бы вы думали?
    Милиционер — вот кто! Это был превосходный милиционер. Он был весь в белом. На одном боку у него был револьвер, на другом боку — сумка; потом у него был противогаз, потом — свисток, каска, белые перчатки… И на нашем доме теперь висел специальный телефон для нашего милиционера.
    — Вот так раз, — сказал я, — теперь-то у нас есть свой милиционер.
    Я стоял и смотрел на него.
    Лицо у него было весёлое, загорелое, и я заметил, что у него были маленькие усы. И нос у него был курносый. Ну и милиционер!
    Он ловко повернулся и показал рукой, что трамвай может ехать. И запретил ехать троллейбусу.
    А потом опять повернулся и позволил ехать троллейбусу. А уж автомобилю запретил.
    Ну и слушались же все вожатые и шофёры нашего милиционера!
    А один, весь в кожаном, не послушался. Милиционер свистнул в свисток и сказал ему:
    — Как это я должен понять? Может быть, вы хотите устроить аварию? Может быть, вы вовсе не шофёр? Может быть, вы не знаете правил уличного движения? Вы слишком много себе позволяете, гражданин! В следующий раз я вас оштрафую.
    Он козырнул и махнул рукой, показывая этим, что шофёр может ехать дальше. А шофёр сказал:
    — Извиняюсь, товарищ начальник.
    И поехал.

    ТРЕВОГА
    Я пришёл домой из школы, помыл руки и сел обедать. Как раз на обед были мои любимые сосиски. Вот я съел три сосиски и стал быстро есть компот, а моя мама и говорит печальным голосом:
    — Во-первых, не болтай ногами, а во-вторых, не торопись. Сегодня придётся тебе посидеть дома.
    Я спрашиваю:
    — А почему, интересно?
    — Потому, — мама говорит, — что сегодня будет воздушная тревога, и, возможно, газовая. Это вроде войны. Такое обучение, чтобы, если наступит война, люди знали, что им делать. Учебная игра.
    — И ты будешь играть?
    Мама грустно посмотрела на меня и сказала:
    — К сожалению, нет. У меня режется зуб мудрости и температура тридцать девять. Мне запрещено выходить из дому.
    — Вот так да! — сказал я. — Что это ещё за зуб мудрости? Разве у пожилых людей растут зубы?
    — Всё бывает, — сказала мама, — но только я ещё, Миша, не пожилая, а молодая… Дать тебе ещё компоту?
    Наелся я и лёг полежать. А мама у меня стала выспрашивать про школу, какие там ребята и с кем буду дружить. Поговорили мы с мамой, потом попили чаю, а тревоги всё нет. 51 чуть было не заснул, вдруг мама спрашивает:
    — Слышишь?
    Можете себе представить — все гудки завыли. И по радио какой-то дяденька говорит, что тревога. И сирена воет. Мама погасила электричество, и мы с ней сели к окну. И видим — все окна тёмные. И везде темно.
    Только один наш милиционер стоит в противогазе под синим фонарём. 51 сразу спросил у мамы:
    — Мам, а почему он синий фонарь не погасил?
    — Потому, — мама говорит, — что сверху, с самолётов, синий свет вовсе не видно.
    Вдруг едет машина. Милиционер её сразу остановил и всех пассажиров отправил в парадную. А шофёру погрозил пальцем.
    — Правильно, — мама говорит, — нечего разъезжать, когда тревога. Бросят бомбу с самолёта—и пропали люди.
    Потом наш милиционер остановил трамвай. И пассажиров быстро повёл в мою школу.
    — Какие новые школьники, мам! — говорю я. — Видишь, с бородами.
    Тут бомбы стали падать. 51 немного испугался, но мама мне сказала, что это бомбы не настоящие и чтобы я не прыгал у неё на коленях, а то я ей колени отобью. В это время наш милиционер остановил человека в очках.
    — Попался, — мама говорит, — не будет теперь без противогаза бегать!
    И объяснила мне мама, что человек в очках теперь уже считается отравленным газами и что его сейчас повезут лечить. И мы с мамой стали смеяться. Очень уж было смешно смотреть, как этого, в очках, стали укладывать на носилки, а он брыкался и хохотал.
    — Наверное, щекотки боится, — сказала мама, — как ты.
    Этого, в очках, втащили на носилках в автомобиль «скорой помощи», и автомобиль уехал. А бомбы стали падать всё чаще и чаще. Улица совсем опустела, и только наш милиционер по-прежнему стоял на своём посту и осматривался по сторонам.
    — Какой всё-таки бесстрашный, — сказал я, — бомба ведь может упасть на него. Верно, мам?
    — Советский милиционер никогда не убегает,— сказала мне мама, — он ничего не боится и всегда стоит на своём посту. И когда наступит война, он не убежит и не испугается, а так же будет охранять наш город, наш труд, и порядок, и спокойствие, как сейчас.
    Упала ещё одна бомба, и наш милиционер опять не испугался. Он только повернул голову туда, где дымилась бомба, и пошёл звонить по своему телефону.
    Потом приехали дегазаторы, посыпали чем-то белым наш перекрёсток, и тревога кончилась.
    ШКОЛА МИЛИЦИОНЕРА
    От нашего дворника я узнал, что милиционера зовут Иван Фёдорович, а фамилия его — Блинчик.
    — Умный человек Иван Фёдорович, — говорил дворник, — умнейший. Ты думаешь, каждый, как захотел, так и стал милиционером? Ничего подобного.
    — Вас бы не взяли? — спросил я.
    — Никак, — сказал дворник. — Ни за что. Я плохо вижу. У меня один глаз здорово видит, а другой глаз безобразно видит. Такой милиционер уже не годится. Понял?
    — Конечно, — сказал я.
    — Или, например, глуховатый, — говорил дворник, — тоже не годится. А у нашего Ивана Фёдоровича Блинчика всё в полном порядке. У него зрение превосходное. Глуховатости никакой.

  3. RedShark Ответить

    С точки зрения как на книгу, подходящую ли для чтения ребенку перед сном, я однозначно могу сказать – подходит. Простой и легкий слог, не перегруженный заумными предложениями или непонятными словами, зато – легко объясняющий важные постулаты, вроде тех, что важна взаимовыручка и помощь друг другу, или – что нельзя перебегать дорогу на красный свет или бросать на тротуар апельсиновые корки, и всё это вместе – только в плюс.
    А вот если оценивать данную книгу как книгу, призванную рассказать ребенку о войне в целом, Великой Отечественной или Блокаде Ленинграда – увы… Как я уже упоминала выше, сама повесть, сама жизнь мальчика Мишки – все истории описаны его глазами, от его имени… и лично мне удивительно, что достаточно подробно и искренне описано время ДО, предвоенный Ленинград, идеально-коммунистический… и по сравнению с этим началом очень скудно описаны и само военное время и собственно Блокада.
    Мне чего-то не хватало… и дело вовсе не в животрепещущих описаний мук голода или прочих *трудных* вещей, нет. Я жаждала увидеть, прочитать о чем-то таком, чтобы ребенок сразу понял – война это плохо, война – это боль, слезы и страдания.
    А здесь… мальчики любят играть в *войнушку*, мальчиков хлебов не корми, дай увидеть Героя вживую или самим стать героями, и война здесь – как бы и рядом, и в то же время в отдалении, война воспринимается как игра, что ли?.. Косноязычно выражаюсь, ибо и в самом деле не могу объяснить своё недовольство – здесь так… чуток боли, чуток лишений и неудобств, бомбы и летчик, друзья-военные и папа-пожарный. Понимаю, что книга для детей, но… как-то всё неубедительно.
    Короче – общее впечатление от прочитанной книги, что, быть может, всё-таки не зря автор держал свою повесть в столе?.. (потому что книга была издана в 1978 году, а автор, увы, скончался в 1967…). Ибо у меня после прочтения осталось некое чувство недоумения, незавершенности: блестяще поданное начало, несколько скомканная середина – время Блокады, и финал… финал, как бы висящий в воздухе…
    Или, быть может, я, смотрящая на данную книгу с высоты реалий двадцать первого века, так и не смогла понять мировоззрение и мироощущение мальчика этого лихолетья?..
    И – хочу ещё предупредить: здесь идеальная, прямо-таки лубочная картинка Ленинграда того времени – например, кристально честные милиционеры, добрые и сильные папы, нежные и хозяйственные мамы, здесь четко показано, что такое хорошо и что такое плохо… каким должен быть идеальный сознательный гражданин – и поначалу мне это было весьма непривычно.
    Читать или не читать данную книгу – каждый решит сам. Я-то, благодаря ей, немного узнала о быте и времяпрепровождении того времени в отдельно взятой семье (сами понимаете, о компьютерах и интернете в то время и слыхом не слыхивали), узнала кое-что о трамвайной *колбасе* или истории одного стихотворения… но перечитывать вряд ли буду.
    ==
    Другие детские книги, и большинство из них мне понравились –
    “Самые веселые завийральные истории” Юрий Вийра – цитаты из книги
    “Три толстяка” Юрий Олеша – цветные фото-иллюстрации из книги
    “Чудо-книга для малышей” – издательство “Русич” – цветные фото-иллюстрации
    “Сахарный ребенок” Ольга Громова – 1936 год, история основана на реальных событиях
    “Бастер, ко мне!” Арчи Бинз – немножко иллюстраций из книги-сборника
    “Волшебник Изумрудного города” Александр Волков – много цветных иллюстраций Л.Владимирского
    “Забытый день рождения” (сборник) Дональд Биссет – цветные фото-иллюстрации
    “Приключения Джереми Джеймса” Дэвид Генри Уилсон – черно-белые фото-иллюстрации
    “Истории про Петру” Кристийна Касс

  4. Conjudor Ответить

    ВОТ ТАК МАМА…
    Что только делается на нашем перекрёстке…
    Представляете себе? Геня Лошадкин, тот самый, который когда-то катался на трамвайной колбасе и даже поломал троллейбус, этот Геня Лошадкин потушил две бомбы-зажигалки. Но этого ещё мало. Та самая Леночка, которая когда-то потерялась, ну, Леночка Лошадкина, дочка того самого Лошадкина, который когда-то накидал апельсиновые корки на тротуар, — эта Леночка насобирала в своём дворе и по квартирам сто двадцать семь пустых бутылок. Знаете, для чего? Для горючей жидкости, чтобы бросать под танки. Вот так история… Я сижу дома со своим костылём, Геня в это время тушит зажигалки, а Леночка останавливает фашистские танки, бросая в них бутылки с горючей жидкостью. То есть она не бросает, а собирает. Ну, одним словом, помогает…
    Но это ещё что!
    Гораздо интересней — с моей мамой.
    Знаете, кто она?
    Она командир взвода подрывников.
    Помните, она всё училась, писала в тетрадках, ходила на занятия, пенал у неё даже свой был, и я ей бомбы раскрашивал.
    Так вот она научилась, оказывается.
    Пока я лечился от скарлатины и от ранения, она ещё одни курсы прошла — моя мама.
    И хотя она просто в берете ходит и в ватнике, она настоящий командир взвода.
    Ну просто невозможно пересказать, какая у нас была история.
    Я даже не знаю, с чего начать.
    Ну вот с чего. С налёта. Опять они прилетели и опять стали кидать, А я это очень не люблю. Я сразу начинаю дрожать, и не потому, что я трус, а потому, что мне уж очень больно было, когда меня ранили. Возьмут да второй раз ранят. Ну его!
    И потом, уж очень мне неудобно с костылём по тёмной лестнице ходить взад и вперёд. Вообще в это время очень темно было, потому что осень и от синих лампочек толку мало.
    Завыла сирена воздушную тревогу. Прилетели фашисты. А я никуда и не пошёл, ни в какое бомбоубежище. Лёг на кровать, подушкой ухо закрыл и лежу. И думать про это не хочу. Один я дома — мама в своём взводе, папа в своей пожарной команде, Иван Фёдорович Блинчик стоит на посту.
    Вдруг ка-ак ударит!
    Даже дом наш весь подскочил и зашатался. А взрыва никакого нет.
    Что, думаю, такое?
    Полежал я ещё, полежал, вдруг слышу: по всем этажам зашумело, по лестнице люди побежали, двери хлопают. А по радио играют отбой воздушной тревоги.
    Стал я свою холодную картошку кушать, вечернюю порцию — три картошки. Покушал — бац! — дверь отворилась, и на пороге с синим фонарём стоит мой знакомый милиционер — Иван Фёдорович.
    — Попрошу, — говорит, — без задержки освободить помещение. Две минуты вам на сборы, и отправляйтесь к вашему товарищу Гене Лошадкину.
    — Почему? — спрашиваю.
    — Потому что в соседний дом попала бомба замедленного действия и каждую минуту может взорваться. Ясная картина?
    — Так ведь в соседний, — говорю я, — а не в наш. Это они могут взорваться, а не мы. Пусть они и освобождают помещение в две минуты.
    Тут Иван Фёдорович даже ногой топнул:
    — Приказываю выполнять моё приказание. Надевайте вашу куртку. Берите ваш костыль. Опирайтесь на меня. Живо! И хлебные карточки ваши возьмите, потому что без карточек вы тоже можете погибнуть.
    Вышли мы и видим картину: возле соседнего дома всё огорожено проволокой и военные стоят. А один большой кистью пишет на доске:
    Бомба замедленного действия. Тихий ход!
    Я тоже пошёл потише. А Иван Фёдорович говорит:
    — Это к вам не относится. Это к машинам относится. Идите быстрым ходом, а мне ещё других жильцов надо выводить — старушек, старичков и детей, у которых отсутствуют военные знания. Привет семье Лошадкиных…
    Оставил он меня и вернулся обратно.
    А я тут же встретил Геню Лошадкина.
    — Слышал? — спрашивает.
    — Слышал, — отвечаю.
    — Она вот-вот разорвётся, — говорит Геня Лошадкин. — Интересно будет посмотреть. Говорят, в ней внутри часы тикают. Они на секретное время поставлены. Как до этого секретного времени дойдут — так всё и взорвётся. Это — ах, нет, это уж будьте покойны…
    — А где она лежит?
    — Там, далеко во дворе, в подвале.
    Вот пока мы так разговариваем, вдруг подъезжает грузовая полуторка. Совсем возле нас остановилась. К машине сразу подбежал какой-то командир и докладывает, какая это замедленная бомба, и где она лежит, и когда она упала. А из машины выходит моя мама. Можете себе представить? Это ей командир докладывал! Точно она генерал — мама.
    Я как крикну:
    — Мама!
    Она как обернётся:
    — Мишка? Ты почему тут? Уходи отсюда!
    И — ко мне. А командир ей что-то тихонько шепчет. Она меня обняла, целует, губы у неё холодные, и сама как-то вся вздрагивает. Поцеловала, потом командиру говорит:
    — Пожалуйста, товарищ командир, присмотрите за моим сыном, пока я работать буду. А то он за мной пойдёт, я его знаю.
    Капитан — цап меня за плечи и держит. И Геню заодно — Лошадкина. А маме в это время инструменты подают в мешке — железные какие-то. И капитан ей говорит:
    — Ни пуха вам ни пера, товарищ. — И всем своим скомандовал: — Смирно!
    А сам руку под козырёк, и все военные, которые тут были, тоже руку под козырёк. И так мама между ними прошла — тоненькая, в берете, моя мама Наташа. Что, думаю, такое? А сам чего-то боюсь.

  5. echoes_of_down Ответить

    Дорогой ценитель литературы, погрузившись в уютное кресло и укутавшись теплым шерстяным пледом книга “Вот как это было” Герман Юрий Павлович поможет тебе приятно скоротать время. Замечательно то, что параллельно с сюжетом встречаются ноты сатиры, которые сгущают изображение порой даже до нелепости, и доводят образ до крайности. В процессе чтения появляются отдельные домыслы и догадки, но связать все воедино невозможно, и лишь в конце все становится и на свои места. Динамика событий разворачивается постепенно, как и действия персонажей события соединены временной и причинной связями. С помощью намеков, малозначимых деталей постепенно вырастает главное целое, убеждая читателя в реальности прочитанного. На протяжении всего романа нет ни одного лишнего образа, ни одной лишней детали, ни одной лишней мелочи, ни одного лишнего слова. Зачаровывает внутренний конфликт героя, он стал настоящим борцом и главная победа для него – победа над собой. Место событий настолько детально и красочно описано, что у читающего невольно возникает эффект присутствия. Кто способен читать между строк, может уловить, что важное в своем непосредственном проявлении становится собственной противоположностью. С невероятным волнением воспринимается написанное! – Каждый шаг, каждый нюанс подсказан, но при этом удивляет. Темы любви и ненависти, добра и зла, дружбы и вражды, в какое бы время они не затрагивались, всегда остаются актуальными и насущными. “Вот как это было” Герман Юрий Павлович читать бесплатно онлайн необычно, так как произведение порой невероятно, но в то же время, весьма интересно и захватывающее.

  6. CTAJIuH Ответить

    — Ты почему это, браток, с костылём? Шалил, наверное?
    — Нет, — сказал я, — это осколочное ранение.
    Зенитчик остановился, и другие зенитчики тоже остановились.
    — Видали? — спросил мой молодой зенитчик. — Видали, что делается? Такого молодого товарища ранили фашистские кровопийцы. Ну ладно же!
    Трамваев теперь очень мало ходит мимо нас.
    И машин тоже мало.
    А троллейбусы совсем остановились. Так что Ивану Фёдоровичу почти что нечего регулировать на нашем перекрёстке.
    Очень изменился наш перекрёсток нынче.
    Ничего не поделаешь: война.

    ВОТ ТАК МАМА…
    Что только делается на нашем перекрёстке…
    Представляете себе? Геня Лошадкин, тот самый, который когда-то катался на трамвайной колбасе и даже поломал троллейбус, этот Геня Лошадкин потушил две бомбы-зажигалки. Но этого ещё мало. Та самая Леночка, которая когда-то потерялась, ну, Леночка Лошадкина, дочка того самого Лошадкина, который когда-то накидал апельсиновые корки на тротуар, — эта Леночка насобирала в своём дворе и по квартирам сто двадцать семь пустых бутылок. Знаете, для чего? Для горючей жидкости, чтобы бросать под танки. Вот так история… Я сижу дома со своим костылём, Геня в это время тушит зажигалки, а Леночка останавливает фашистские танки, бросая в них бутылки с горючей жидкостью. То есть она не бросает, а собирает. Ну, одним словом, помогает…
    Но это ещё что!
    Гораздо интересней — с моей мамой.
    Знаете, кто она?
    Она командир взвода подрывников.
    Помните, она всё училась, писала в тетрадках, ходила на занятия, пенал у неё даже свой был, и я ей бомбы раскрашивал.
    Так вот она научилась, оказывается.
    Пока я лечился от скарлатины и от ранения, она ещё одни курсы прошла — моя мама.
    И хотя она просто в берете ходит и в ватнике, она настоящий командир взвода.
    Ну просто невозможно пересказать, какая у нас была история.
    Я даже не знаю, с чего начать.
    Ну вот с чего. С налёта. Опять они прилетели и опять стали кидать, А я это очень не люблю. Я сразу начинаю дрожать, и не потому, что я трус, а потому, что мне уж очень больно было, когда меня ранили. Возьмут да второй раз ранят. Ну его!
    И потом, уж очень мне неудобно с костылём по тёмной лестнице ходить взад и вперёд. Вообще в это время очень темно было, потому что осень и от синих лампочек толку мало.
    Завыла сирена воздушную тревогу. Прилетели фашисты. А я никуда и не пошёл, ни в какое бомбоубежище. Лёг на кровать, подушкой ухо закрыл и лежу. И думать про это не хочу. Один я дома — мама в своём взводе, папа в своей пожарной команде, Иван Фёдорович Блинчик стоит на посту.
    Вдруг ка-ак ударит!
    Даже дом наш весь подскочил и зашатался. А взрыва никакого нет.
    Что, думаю, такое?
    Полежал я ещё, полежал, вдруг слышу: по всем этажам зашумело, по лестнице люди побежали, двери хлопают. А по радио играют отбой воздушной тревоги.
    Стал я свою холодную картошку кушать, вечернюю порцию — три картошки. Покушал — бац! — дверь отворилась, и на пороге с синим фонарём стоит мой знакомый милиционер — Иван Фёдорович.
    — Попрошу, — говорит, — без задержки освободить помещение. Две минуты вам на сборы, и отправляйтесь к вашему товарищу Гене Лошадкину.
    — Почему? — спрашиваю.
    — Потому что в соседний дом попала бомба замедленного действия и каждую минуту может взорваться. Ясная картина?
    — Так ведь в соседний, — говорю я, — а не в наш. Это они могут взорваться, а не мы. Пусть они и освобождают помещение в две минуты.
    Тут Иван Фёдорович даже ногой топнул:
    — Приказываю выполнять моё приказание. Надевайте вашу куртку. Берите ваш костыль. Опирайтесь на меня. Живо! И хлебные карточки ваши возьмите, потому что без карточек вы тоже можете погибнуть.
    Вышли мы и видим картину: возле соседнего дома всё огорожено проволокой и военные стоят. А один большой кистью пишет на доске:
    Бомба замедленного действия. Тихий ход!
    Я тоже пошёл потише. А Иван Фёдорович говорит:
    — Это к вам не относится. Это к машинам относится. Идите быстрым ходом, а мне ещё других жильцов надо выводить — старушек, старичков и детей, у которых отсутствуют военные знания. Привет семье Лошадкиных…
    Оставил он меня и вернулся обратно.
    А я тут же встретил Геню Лошадкина.
    — Слышал? — спрашивает.
    — Слышал, — отвечаю.
    — Она вот-вот разорвётся, — говорит Геня Лошадкин. — Интересно будет посмотреть. Говорят, в ней внутри часы тикают. Они на секретное время поставлены. Как до этого секретного времени дойдут — так всё и взорвётся. Это — ах, нет, это уж будьте покойны…
    — А где она лежит?
    — Там, далеко во дворе, в подвале.
    Вот пока мы так разговариваем, вдруг подъезжает грузовая полуторка. Совсем возле нас остановилась. К машине сразу подбежал какой-то командир и докладывает, какая это замедленная бомба, и где она лежит, и когда она упала. А из машины выходит моя мама. Можете себе представить? Это ей командир докладывал! Точно она генерал — мама.
    Я как крикну:
    — Мама!
    Она как обернётся:
    — Мишка? Ты почему тут? Уходи отсюда!
    И — ко мне. А командир ей что-то тихонько шепчет. Она меня обняла, целует, губы у неё холодные, и сама как-то вся вздрагивает. Поцеловала, потом командиру говорит:
    — Пожалуйста, товарищ командир, присмотрите за моим сыном, пока я работать буду. А то он за мной пойдёт, я его знаю.
    Капитан — цап меня за плечи и держит. И Геню заодно — Лошадкина. А маме в это время инструменты подают в мешке — железные какие-то. И капитан ей говорит:
    — Ни пуха вам ни пера, товарищ. — И всем своим скомандовал: — Смирно!
    А сам руку под козырёк, и все военные, которые тут были, тоже руку под козырёк. И так мама между ними прошла — тоненькая, в берете, моя мама Наташа. Что, думаю, такое? А сам чего-то боюсь.

    ТЫ СЫН ГЕРОИНИ
    Вот стою я, вздрагиваю, а капитан мне на плечо руку положил и молчит. Постояли мы так, потом я спрашиваю:
    — Товарищ капитан, куда это моя мама одна пошла? Ведь из этого дома все выселены и там лежит бомба.
    А капитан отвечает:
    — Твоя мама, паренёк, героиня, понял? Её военная специальность — разряжать такие бомбы. Вот она сейчас к этой бомбе подходит.
    Я даже глаза закрыл — так мне страшно стало. Одна идёт в подвал к бомбе, а в бомбе внутри часы тикают: «Тик-так, тик-так». И когда секретное время выйдет, бомба взорвётся.
    — Что же она с бомбой может сделать? — спрашиваю.
    — У твоей мамы есть специальные инструменты, — говорит капитан. — Подойдёт твоя мама к бомбе, послушает часы. Потом приставит к тому месту, где часы тикают, сверло, и станет это сверло сверлить бомбу. Дойдёт сверло до часов, сломает их, и испорчена будет вся фашистская механика.
    — И пока сверло сверлит, ничего не может плохого случиться?
    Капитан помолчал, потом ответил:
    — Может.
    — А когда часы эти проклятые сломаются, тогда уже всё хорошо?
    — Не совсем. Тогда ещё нужно отвинтить донную часть бомбы.
    — И это тоже моя мама будет делать?
    — Да. Тоже.
    И капитан почему-то крепко прижал меня к себе.
    Очень тихо было вокруг. Никто ничего больше не говорил. И командиры, и красноармейцы, и капитан, и я, и Генька Лошадкин — все стояли молча и смотрели на большие ворота, из которых должна была выйти моя мама.
    — Товарищ капитан, — попросил я, — можно мне сбегать посмотреть? Ну пожалуйста…
    — Нет, — ответил он и сильнее сжал моё плечо.
    В это время в воротах кто-то показался. Но это была не моя мама. Это был Иван Фёдорович Блинчик. Он шёл медленно и спокойно и в руке нёс клетку с канарейкой.

  7. Mishakov Ответить

    И школу он кончил. Вроде твоей, но только для милиционеров. Он там всему научился. И как стрелять, и как стоять на посту, и как регулировать движение. Не так-то просто.
    — Да, — сказал я, — не так-то просто.

    Я — ЛУЧШИЙ ПЕШЕХОД
    Постепенно я познакомился с нашим милиционером. Когда я шёл в школу, он уже стоял на своём посту. И я, переходя улицу, всегда соблюдал правила уличного движения.
    — Вы лучший пешеход на моём посту,—сказал мне Иван Фёдорович. — Мне всегда приятно, когда вы переходите мою улицу.
    — И мне приятно переходить вашу улицу, — сказал я, — будем знакомы.
    Так мы и познакомились.
    И с тех пор каждый раз, когда я иду в школу, Иван Фёдорович Блинчик мне козыряет. А я делаю ему пионерский салют, хоть я ещё и не пионер.
    ЛОШАДКИН
    У меня есть один товарищ, Геня Лошадкин. У Гени есть папа — очень полненький, в кепочке с пуговицей. Вот как-то идёт Генин папа по улице и кушает апельсин. Покушал, покушал и бросил корки на тротуар. Вдруг свисток. Это мой знакомый милиционер свистнул Гениному папе.
    — Что такое? — спрашивает Генин папа. — Моя фамилия — Лошадкин. Вы мне свистнули?
    — Вам, — говорит Иван Фёдорович. — Или подберите корки, или заплатите штраф. Нельзя сорить на улице.
    — Что такое? — говорит Лошадкин. — Это просто удивительно. Куда же мне деть мои корки?
    — Бросьте в урну, — посоветовал Иван Фёдорович и козырнул. Он был очень вежливый.
    — Не хочу, — говорит Лошадкин.
    — Ах так, — говорит Иван Фёдорович, — ну, так знайте, что вы и ваш сын очень несознательные люди. Вам известно, что ваш сын Геня ни больше ни меньше как катается на трамвайной колбасе? Я его два раза уже снимал с трамвайной колбасы. Мне стыдно думать, что бывают такие несознательные отцы и дети. Вы уже пожилой гражданин — и вдруг швыряете корки на тротуар. А если кто-нибудь поскользнётся на вашей корке и сломает себе ногу?
    На новеньком, чудном бульваре вы швыряете свои корки… И ваш сын катается на колбасе… Я удивляюсь!
    Сказав это, он опять козырнул, а Лошадкин говорит:
    — Не хочу в урну, вы мне настроение испортили.
    Ивану Фёдоровичу пришлось взять штраф, и у него тоже испортилось настроение. А я перестал дружить с Геней за то, что он катается на трамвайной колбасе. И кроме того, Геня сказал мне, что мой папа вовсе не пожарный. Как будто раз пожарный, то и ходи всё время в каске.

    ЗИМА
    Вот я учился, учился всю осень, а потом сразу, в одну ночь, наступила зима. Вечером ещё была осень и дождь моросил, а утром я подошёл к окну и как начал удивляться — всё белое. А папа бросил свою гимнастику и сказал:
    — Настоящий буран. В двух шагах ничего не видно. Какая масса снега! Наверно, у вас в школе не будет никаких занятий.
    А я говорю:
    — Это, может быть, у вас в пожарной команде не будет никаких занятий. А у нас в школе будут все занятия.
    Покушал и пошёл в школу.
    Снег так и валит, а ветер так и свистит. Ничего не видно. Как бы, думаю, не удариться о своего знакомого милиционера Ивана Фёдоровича. Только успел подумать — и сразу налетел на Ивана Фёдоровича. Он стоит в серой каске и в серой шинели и не регулирует движение. Я сразу у него спросил, почему он не регулирует движение.
    — Да движения никакого нет, — сказал Иван Фёдорович, — всё снегом занесло. Заносы. Трамваи стоят. Автомобили буксуют. Даже извозчик ехать не может — видишь, заснул на козлах.
    Я посмотрел, но ничего не увидел.
    — Ничего, — сказал Иван Фёдорович,—сейчас снегоочиститель приедет. Всё будет в порядочке.
    Вдруг как заскрежетало, завыло, загремело…
    — Вот он мчится, — сказал Иван Фёдорович, — наш дорогой трамвайный снегоочиститель. Гляди, какой красавец! Сейчас трамвайное движение возобновится.
    Здорово работал снегоочиститель!
    Перед ним вертелась щётка и отбрасывала с рельсов снег.
    И движение действительно возобновилось.
    А снег понемножку перестал падать.
    Дворники сгребали снег в кучи, и грузовики увезли снег.
    А пока я занимался в классе, случилась оттепель.
    Пошёл дождь.
    Но дождь шёл недолго.
    И сделался мороз.
    И всё покрылось льдом.
    Вот я пошёл домой, поскользнулся и как трахнулся башкой возле самого Ивана Фёдоровича. Он мне помог встать и спросил:
    — Живой?
    — Живой, — я говорю.
    Иван Фёдорович покачал головой и сказал:
    — Вот погодка несознательная, а? Воюй с ней как хочешь.
    И свистнул в свисток.
    Подошёл к нему дворник, а он говорит:
    — Вот что, гражданин дворник, соберите своих других дворников и посыпьте участок песком. Каток образовался. Надо с этим безобразным положением покончить. Обратите внимание — лучший пешеход на моём участке сию минуту трахнулся о мостовую головой… Он очень недоволен. Верно?
    Я говорю:
    — Верно.
    А когда я пришёл домой и выглянул из окна на улицу, то увидел, что дворники посыпают наш перекрёсток песком.
    Это чтобы я больше не трахнулся.
    АВАРИЙНАЯ МАШИНА
    Вот так Геня Лошадкин! Знаете, что случилось?
    Он опоздал в школу. Вот что случилось. Пропустил весь первый урок. И бежал бегом, чтобы не опоздать на второй урок. И перебегал улицу не по правилам. И чуть не попал под колёса троллейбуса.
    Вы видели что-нибудь подобное?
    Вожатый троллейбуса, чтобы не раздавить Геню Лошадки-на, очень резко повернул руль, и троллейбус порвал свои провода.
    А у нас в классе была перемена, было открыто окно, и мы все смотрели в окно и видели, как рассердился мой знакомый милиционер Иван Фёдорович.
    — Ах, это опять негодный Геня Лошадкин! — закричал он так громко, что мы все услышали. — Что вы натворили, вы видите? Разве можно не соблюдать правила? Марш в школу, негодный Лошадкин!
    Что только сделалось на перекрёстке!
    Троллейбус мешал проехать трамваю, трамвай звонил, автомобиль гудел — ужас, как они все скандалили!
    — Увидите, что сейчас будет, — сказал я, — увидите, как мой знакомый милиционер Иван Фёдорович будет спасать уличное движение.
    А Иван Фёдорович тем временем уже разговаривал по телефону. И не успели мы опомниться, как, гудя и гремя, примчалась новенькая аварийная машина. Это, наверное, Иван Фёдорович вызвал её по телефону. На аварийной машине была устроена башня. Башня поднялась до самых проводов. На башню влезли рабочие в резиновых перчатках и починили провода. И машина уехала. А мы собрались в кружок вокруг Гени Лошадкина и как следует отругали его за то, что он опаздывает, нарушает уличное движение и катается на колбасе.

    ДЕВОЧКА ЛЕНОЧКА
    Однажды я шёл из школы и вдруг заметил, что Иван Фёдорович сидит на корточках. Никогда он прежде не сидел на корточках. Я очень удивился. Оказалось, что он сидел на корточках перед маленькой девочкой. Лица девочки не было видно. Был виден только один нос. Так замотали девочку платком. Вокруг стояли люди и улыбались.
    А Иван Фёдорович спрашивал:
    — Вы чего плачете? Вы скажите, чего вы плачете? Или, может быть, вы смеётесь? Мне не видно из-за вашего платка. Вы с мамой были? Или вы с бабушкой были? Или вы с тётей были?
    Но девочка плакала и прижимала к себе маленькую куклу.
    — А как ваша фамилия? — спрашивал Иван Фёдорович. — Вы где живёте?
    Он оставил на своём посту дворника и взял на руки плачущую девочку вместе с куклой.

  8. VideoAnswer Ответить

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *