Как перед ней не гнитесь господа вам не снискать признанья от европы?

4 ответов на вопрос “Как перед ней не гнитесь господа вам не снискать признанья от европы?”

  1. Shalrajas Ответить

    Вот она радость-то, светлый праздничек! Ликуй, сиволапая Русь! Впору в пляс пуститься, в присядку, а то и «калинку» отчебучить: нас снова пустили в ПАСЕ! На каких условиях? Да какая разница! Нам ли, лапотникам, обсуждать условия? СМИ уже назвали возвращение важной победой российской дипломатии.
    И то сказать — победа! Нас будут гнобить, учить жить, упрекать в каких-то там нарушениях, бывшие остзейские провинции будут возбухать и демонстративно покидать заседания, а мы… мы будем сидеть и обещать исправиться.
    Что-то это сильно напоминает… Ах, да, конечно: Олимпиаду и допинг. Уж как мы только ни гнулись, ни оправдывались, ни доказывали, они — светочи цивилизации и прогресса — остались неколебимы и непреклонны. И, уверена, ещё впереди нас ждёт масса унижений. А всего и дела-то было — спокойно выйти вон. И денег бы сколько сэкономили! Сколько бы стадионов наоткрывали для детского и массового спорта! Так нет же, скулили перед дверью, ходили под белым флагом, теперь опять, кажется, надо что-то доказывать.
    Кому нужен весь этот мазохизм? Зачем он? Тут несколько слоёв. Самый поверхностный: он нужен дипломатам и чиновникам. Ездить за казённый счёт за границу, в приличные страны, а паче того — сидеть там подолгу, получая большую зарплату и не отвечая ни за какой практический результат — это ли не идеал жизни гладколицего джентльмена в скромно-элегантном костюме? Вот эта публика, разумеется, будет зубами и когтями цепляться за любую возможность сидеть на хорошем месте. Самое досадное наказание — возвращение на родину. Это знают все, кто маломальски причастен к этой среде, но говорить вслух — неполиткорректно. В фильме «Спящие» — сказали, так режиссёра тотчас дружно заклевали. И поделом: самое обидное — это правда, которая вообще-то всем известна, но лишь редкие наглецы позволяют себе произносить её вслух.
    Кстати, об этом же упомянул на сайте «Царьграда», правда, вскользь, старый дипломат, заместитель председателя Ассоциации российских дипломатов Андрей Бакланов: «Я понимаю желание людей туда ездить и работать в этих уютных условиях. Но надо всё-таки разобраться в природе того, что там имеет в настоящее время место». Самое прекрасное слово тут «всё-таки»: все любят «уют», но «всё-таки» не мешало бы и поработать — разобраться.
    Но это, повторюсь, самый поверхностный слой. Есть более глубокий. Это наш унылый провинциализм, чрезвычайно распространённый среди высших слоёв — даже больше, чем среди простой публики. Что такое провинциализм?
    Это вовсе не узость кругозора или незнание того и этого, неумение стрекотать по-английски «с прононсом» или подбирать галстук под цвет носков.
    Провинциализм — это ощущение своей непоправимой второсортности. Гнетущее чувство, что живёшь ты на помойке и ничего хорошего там нет и не предвидится. А потому самое главное твоё жизненное задание — из этой помойки выбраться, вырваться, убежать.
    Провинциалу не приходит в голову даже попытаться превратить помойку сначала в пригодное, а потом и желанное для жизни место. Нет! Помойка — она всегда помойка, а он — всегда убогий и второсортный. И главное — припасть к первосортным, которые — там.
    Жить на Западе, быть принятым на Западе, делать, как на Западе — это необсуждаемое благо. Так мыслит и чувствует провинциал. Безусловно и без рассуждения участвовать в любых международных организациях, присоединяться решительно ко всему, куда пускают и рваться туда, куда почему-либо не пускают, словно купчина в дворянское собрание — вот поведение этого провинциала.
    Провинциал даже не смеет рассуждать о том, какая ему выгода от участия во всём этом. Запад — это прекрасно само по себе. Мы долго скулили перед дверью ВТО — и наконец нас впустили. И что же? Может быть, это защитило нас от санкций? Вроде нет. Но захоти мы проводить политику разумного протекционизма — поднимется ор. Нет, далеко не случайно после войны начал Сталин борьбу с «космополитизмом и низкопоклонством». К сожалению, она была превращена нашим Агитпропом в уродскую вакханалию, но идея была очень верная. Мы, как привыкли с петровских времён смотреть на всякого иностранца как на светоча и учителя, так и продолжаем поныне. А за высшее счастье почитаем подвизгивать на коврике в прихожей у западных господ. Сколько комбайнов можно было б купить за те 66 млн. евро, которые мы должны будем заплатить за возвращение в ПАСЕ… Никакого рационального обоснования такое поведение не имеет.
    Многократный и вековой опыт должен был бы убедить нас в том, что никакое поведение России не способно заставить Запад её полюбить.
    «Чем искреннее и бескорыстнее усваивали мы себе одну из европейских точек зрения, тем глубже ненавидела нас Европа, никак не хотевшая верить нашей искренности и видевшая глубоко затаенные властолюбивые планы», — писал ещё Н. Я. Данилевский в знаменитой книге «Россия и Европа». А дипломат Тютчев выразил ту же мысль стихами:
    Как перед ней ни гнитесь, господа,
     Вам не снискать признанья от Европы:
     В ее глазах вы будете всегда
     Не слуги просвещенья, а холопы.

    Но мы всё равно гнёмся, каемся и платим.

    Татьяна Воеводина
    Источник
    Автор Татьяна Владимировна Воеводина — предприниматель, публицист и блогер.
    Российская делегация возвращается (кадр «Вести.ру»)

  2. Doomgrove Ответить

    Дым табачный воздух выел.
    Комната –
    глава в крученыховском аде.
    Вспомни –
    за этим окном
    впервые
    руки твои, исступленный, гладил.
    Сегодня сидишь вот,
    сердце в железе.
    День еще –
    выгонишь,
    можешь быть, изругав.
    В мутной передней долго не влезет
    сломанная дрожью рука в рукав.
    Выбегу,
    тело в улицу брошу я.
    Дикий,
    обезумлюсь,
    отчаяньем иссечась.
    Не надо этого,
    дорогая,
    хорошая,
    дай простимся сейчас.
    Все равно
    любовь моя –
    тяжкая гиря ведь –
    висит на тебе,
    куда ни бежала б.
    Дай в последнем крике выреветь
    горечь обиженных жалоб.
    Если быка трудом уморят –
    он уйдет,
    разляжется в холодных водах.
    Кроме любви твоей,
    мне
    нету моря,
    а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
    Захочет покоя уставший слон –
    царственный ляжет в опожаренном песке.
    Кроме любви твоей,
    мне
    нету солнца,
    а я и не знаю, где ты и с кем.
    Если б так поэта измучила,
    он
    любимую на деньги б и славу выменял,
    а мне
    ни один не радостен звон,
    кроме звона твоего любимого имени.
    И в пролет не брошусь,
    и не выпью яда,
    и курок не смогу над виском нажать.
    Надо мною,
    кроме твоего взгляда,
    не властно лезвие ни одного ножа.
    Завтра забудешь,
    что тебя короновал,
    что душу цветущую любовью выжег,
    и суетных дней взметенный карнавал
    растреплет страницы моих книжек…
    Слов моих сухие листья ли
    заставят остановиться,
    жадно дыша?

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *