Как узнать наверняка что внутри у колобка?

9 ответов на вопрос “Как узнать наверняка что внутри у колобка?”

  1. sanchez1408 Ответить

    просто оставлю это здесь:
    изначальный сказ про колобка
    Попросил Рас Деву: — Испеки мне Колобок. Дева по Сварожьим амбарам помела, по Чертожьим сусекам поскребла и испекла Колобок. Покатился Колобок по Дорожке. Катится-катится, а навстречу ему — Лебедь: — Колобок-Колобок, я тебя съем! И отщипнул клювом кусочек от Колобка. Катится Колобок дальше. Навстречу ему — Ворон: — Колобок-Колобок, я тебя съем! Клюнул Колобка за бочок и еще кусочек отъел. Покатился Колобок дальше по Дорожке. Тут навстречу ему Медведь: — Колобок-Колобок, я тебя съем! Схватил Колобка поперек живота, да помял ему бока, насилу Колобок от Медведя ноги унес. Катиться Колобок, катиться по Сварожьему Пути, а тут навстречу ему — Волк: — Колобок-Колобок, я тебя съем! Ухватил Колобка зубами, так еле укатился от Волка Колобок. Но Путь его еще не закончился. Катится он дальше: уж совсем маленький кусочек от Колобка остался. А тут навстречу Колобку Лиса выходит: — Колобок-Колобок, я тебя съем! — Не ешь меня, Лисонька, — только и успел проговорить Колобок, а Лиса его — “ам”, и съела целиком.
    Сказка, знакомая всем с детства, обретает совсем иной смысл и куда более глубокую суть, когда мы открываем для себя Мудрость Предков. Колобок у славян никогда не был ни пирожком, ни булочкой, ни “почти ватрушкой”, как поют в современных сказках и мультиках самые разномастные хлебобулочные изделия, которых нам выдают за Колобка. Мысль народная куда более образна и сакральна, нежели ее пытаются представить. Колобок — это метафора, как почти все Образы героев русских сказок. Не даром русский народ повсюду славился своим образным мышлением.
    Сказка о Колобке — это астрономическое наблюдение Предков за движением Месяца по небосклону: от полнолуния (в Чертоге Раса), до новолуния (Чертог Лисы). “Замес” Колобка — полнолуние, в данной сказке, происходит в Чертоге Девы и Раса (примерно соответствует современным созвездиям Девы и Льва). Далее, начиная с Чертога Вепря, Месяц идет на убыль, т.е. каждый из встречающихся Чертогов (Лебедь, Ворон, Медведь, Волк) — “съедают” часть Месяца. К Чертогу Лисы от Колобка уже ничего не остается — Мидгард-Земля (по современному — планета Земля) полностью закрывает Месяц от Солнца.
    © HeresDeorum

  2. flashka22 Ответить

    Раз пошла такая пьянка
    Тесно думам в голове стало:
    Вялотекущие, наползают одна на другую.
    Пора включаться на полную мощность-
    Мышлению дать очертания стройные.
    IQ поднялось на несколько пунктов-
    То-то забегали в голове тараканы,
    Сгребая в костер размышлений жарких
    Завалы из мыслей заплесневелых.
    Эй, товарищ, не надо креститься-
    Я не исчадие ада, за тобою пришедший.
    Горящие очи мои – это отблеск пожара,
    Скрытого за черепною коробкой.
    Вот надо так – чтоб пришло вдохновенье:
    Апдэйтить мозги свои капитально,
    Умыть, причесать и обуть тараканов-
    И мыслям у вас будет приятно. (тм) (2011)
    и
    Я буду долго гнать свой самогон.
    Бутылок десять за ночь нагоню.
    На стул усядусь, глядя на него.
    Зачем он мне? Ведь я-таки не пью.
    Открою “Кемел”, нервно закурю,
    И кашель жуткий вдруг пронзит меня.
    И в сей момент я с ясностью пойму,
    Что вовсе не курю к тому же я.
    Вдруг в дверь мою раздастся робкий стук.
    Я распахну, а там стоит она.
    А что “хи-хи”? Я тоже не аскет,
    И бурным сексом будет ночь полна.
    Я буду долго гнать свой самогон,
    Пока совсем-совсем не загоню…
    Я лишь хочу, чтоб улыбнуло вас,
    Читающих всю данную фигню.(тм) (2011)

  3. SergeyFirsov Ответить

    Был такой старый-старый текстик, еще по ФИДО пролетал. Там как раз по химсоставу Колобка есть информация если что:
    Цитата
    Жили-были дед да баба. Вот раз дед говорит: “Испеки, старая, мне колобок”. “Да как же я тебе его испеку, – отвечает старуха, – коли в доме муки нетути? ” – “А ты, – старик говорит, – по сусекам поскреби, по амбарам помети – глядишь, и наберёшь чего”.
    Так баба и сделала. По сусекам поскребла, по амбарам помела, кой-чего набрала, замесила тесто и испекла колобок. 50% пыль (из неё 30% цементная) , 30% мышиные катушки, 10% дохлые мухи, 5% паутина, 5% – Е2, Е4, Е246, Е666 и прочие стабилизаторы, ароматизаторы и красители (аналоги заменителей, идентичных натуральным) , остальное – Zn, Ni, Mn, Ba, Bi, Be, Al, Нg, Fe (в виде ржавой подковы) , Cl, U, Pt и Н2SO4 в следовых количествах. Плюс Н2O и NaCl quantum satis для должной вязкости. Поставила она колобок на окно остывать, а тот возьми да и подумай: “Пойду по белу свету гулять – людей посмотреть, себя показать”. Сказано – сделано: прыг с окошка, да и.. . хрен укатишься, коли баба, дура, сфероид от прямоугольного параллелепипеда с четвёртого класса отличить не может. Вышел у неё колобок буханкой: не катится, хоть тресни.
    – А тут заяц под окошком идёт. “Колобок, – говорит, – Колобок! Же не манж па сис жур. Же тебя ужо манже”.
    Колобок отвечает:
    – Не ешь меня, Зайка, я тебе пригожусь!
    – На кой чёрт ты мне сдался, коли тебя не есть? – удивляется заяц.
    – А вот Иван-Царевич придёт, тебя стрелить захочет.. . я тебя от пули прикрою. У меня твёрдость по Моосу, Бринеелю и Виккерсу превышает аналогичные характеристики гранитогнейсов на порядок…
    – Блин, – сказал заяц и не стал Колобка есть.
    Потом Волк пришёл.
    – Колобок, – говорит, – Колобок! Полезай в роток! .
    – Не ешь меня, Волк! – Колобок отвечает. – Я тебе песенку спою.
    – Сдалась мне твоя песенка, – Волк возражает. – Мне Медведь на ухо наступил.
    – На какое? – Колобок уточняет.
    – На левое.. .
    – А ты ко мне правым повернись! – Подставил Волк правое ухо, тут Колобок КАК СПОЁТ!
    Голосок-то у него под стать материалу. 50% Зе Продиджи (из него 30% на запиленных записях) , 30% Децл, 10% Алсу, 10% Отпетые Мошенники, остальное – Запрещённые Барабанщики (в виде мёртвых негров) , Маша с МедведЯми, Кристина Орбакайте – певица разговорного жанра – ну и Виктор Цой в следовых количествах, чтобы, когда фанеру зажуёт, хоть надрывом взять.
    Волк охренел, а Колобок усилие сделал и на правое ухо ему таки слегка закатился. Куда там медведю. Всё, хана волку. Без ух теперь. Блин.
    Так; кто там? Лиса? Эта дура пришла:
    – Колобок, Колобок! Типа влезь ко мне на носок – я на ухо тугая! ПЕСЕН ХАЧУ!
    – Легко. Тока, слышь, мочалка, я тебе не бубль-гум. Мальчика нашла: на носок прыгать! Сама давай.. . поднимай.
    Лиса – ага, ну лису лапы кормят, бицепсы там, трицепсы, – жим сделала, взяла Колобка. Приняла на нос. Он говорит: открой полость рта для достижения максимального резонанса.
    Открыла! Нет, ну скажите – не дура? !
    Колобок ей:
    – Ты ещё винограду сверху положи.
    Она в ответ:
    – Ща, попрошу меня не учить – сиживала за столом, не беспокойтесь, сиживала! Ты лучше пой давай.
    Колобок в неё и провалился в полднейшем соответствии с законом – как это, типа е равно эм на вэ в квадрате. В квадрате! Она, дура, про квадрат не знала. Буханка эта пуленепробиваемая – в квадрате, а у лисы сечение не совпало, и опаньки. И не просто в квадрате, а пополам! Или там не вэ, а жэ пополам?. . Во. И верхнее-то сечение ещё ладно – у неё на выходе и диаметр не тот, и форма не та. Была лиса – стала горжетка. Для модельера-кубиста. Жэ пополам, однозначно! Порвал ей Колобок жэ пополам и не поморщился.
    Во, блин!
    Всё? Нет, не всё. Медведь припёрся, пень глухой. Увидел Колобка:
    – О! – говорит – Эта шо? Тярямок? А ну, хто тама типа притырился? Вписывай косолапого! Вписка ваша, травка наша! (А он тимофеевки цельный сноп у пасеки надрал. Типа, говорит, вместо бамбука – сделаю в берлоге токонома с икебаной) . “Щас, – говорит – на крышу залезу! Шоб не съехала! Стань, – грит, – Тярямок, ко мне того, задом!.. ”
    Заяц, Волк и Лиса… нет, без Лисы… короче – “Ми-хай-ло! – говорят. – Ми- хайло, – говорят, – Потапыч! Ва-ва-ваше превосходительство! Не дайте попрать пажити скотопитательных угодий!”
    Медведь же как раз только что чижика сиел. А от него ведь злодейств ждали! На беду, тут он расслышал, хотя сам на оба уха был туг (сам же и оттоптал в годы нежной юности).
    – А! – кричит. – Попрать чтоб не смел?! Фармазоны! Вольтерьянцы! Дерьмократы-правозащитники! А я вот возьму – и попру!
    И попрал.
    – Блин!
    Это и восклицание, и новая топология Колобка, и сказочке ко…
    Ах нет. Дед плачет, заяц плачет, волк плачет, лиса… нет, лисе уже всё пофиг. Медведь ревёт что-то про корешки, вершки и про пенёк в твои пирожки, в три медведя и липовую ногу по такой-то Машеньке, а старуха кудахчет: не плачь, говорит, дед, я тебе спеку новый колобок, уже не простой, а чиста в натуре золотой, и в виде не буханки, а овоида. (Тут мышка бежала, хвостиком… м-мм, это уже про то, как курочка дедушке начисто… это совсем другая история…).
    Тут настало утро и Шахеризада кончила. И сказочке, слава богу, конец. Афанасьев отдыхает в компании бр.Грим и бр.Уорнер….

  4. stalker3dd Ответить

    Lizzz

    3.08.2017 – 21:23
    [ показать ]
    5
    Статус: Offline

    Приколист
    Регистрация: 4.03.12
    Сообщений: 342
    не про колобка, но тоже прикольно
    Ноги у белки есть
    И пальцев пять или шесть.
    Когти растут на ногах,
    А между ними- шерсть.
    Снизу у белки живот,
    Сверху у ней спина,
    Во рту у нее слюна,
    Но она почти не видна.
    Сзади у белки зад,
    Хвост из зада растет,
    Спереди рот у нее
    Им она ест компот.
    “Где белка берет компот?”-
    Спросите вы у меня.
    Варит, канешно, в дупле
    Из яблок и ячменя.
    По центру у белки нос,
    В нем нюх и немного соплей,
    Если их надцедить,
    Можно сделать обойный клей.
    Много у белки частей,
    Но много у белки и нет,
    Еще, говорят, поёт,
    Но, по-моему, это бред.
    Нету у белки начала,
    Но есть у нее конец,
    Жаль, не у всякой белки,
    А только когда самец.
    Если у белки нос
    на вашем плече поник
    Ответ, к сожалению, прост-
    Белка тогда воротник…



    [^]

  5. nikoz22 Ответить

    © Антон Александрович Павлов, рассказ, Челябинск 2017г.
    __________________________________________________________________
    – Что на обед есть будем? – спросила бабка после утреннего чая.
    Старик помнил, что в паре метров от слюдяного окна вначале зимы он закопал в снег три крупных рыбины. А чтобы хитрые звери из леса не уперли неприкосновенный запас, придавил то место большой ледыхой. Дед взглянул на жену долгим взглядом. По глазам понял, что бабка помнит про рыбу за окном. И про мешок проса за печкой тоже должна помнить. А еще лук есть и морковь сушеная. Перезимовать есть с чем, хоть и не пошикуешь, – думал дед. Он был благодарен бабке, что та не сравнивает его с другими стариками. Жили они хуже всех в округе и детей у них не было.
    Старик улыбнулся старухе и положил сухую ладонь на плечо
    – Испеки-ка ты мне старуха колобок.
    Старуха расчесала гребешком седые волосы и незаметно спрятала в растянутый карман кофты. Не хотела, чтобы дед видел, что последние волосы лезут как окаянные. Того гляди лысой останешься. А деду то ведь хочется нравиться. Хоть детей не нажили, зато с Божьей помощью мирно всегда жили. Бывало, конечно, что находило то на него, то на нее, так, что даже по разным углам избушки разбегались. Но сердиться долго у них друг на друга не получалось
    – Прости меня дурня грешного, – говорил в такие моменты дед
    – А и ты меня прости, идиотку взбалмошную, – отвечала бабка.
    – Слушай, дед, а ведь у нас муки нет?
    – Чего это нет? – нахмурился старик. – Вон же в сенях целый мешок стоит?
    – Это ж костная мука-то! – воскликнула старуха. – Я ее в холодец подсыпаю, чтоб сытнее был.
    – Знаю, – сказал дед. – Последние разы одна мука в холодце и была.
    – Ой, как умно ты меня поддеть решил! – сказала бабка. – Если ты такой Елисей охотник, так и принес бы мяса? Не в пустыне, чай, а в лесу живем! Зайца, медведя, лису даже мог достать бы!
    – Мог бы, – кивнул дед, – да вот ружье не стреляет.
    – Понятно, – сказала бабка. – Вот и не строй тут умного из себя.
    Она не стала уточнять про ружье. И так знала, что ружье на стене висит, чтобы бандитов пугать. Дед его выстругал и просмолил, чтобы на настоящее походило. А то настоящее ружье, что им ее отец подарил, он в болоте утопил, когда на уток охотился.
    – Испечешь колобка хоть из костной-то муки? – уже мирно спросил старик.
    – Испеку, – сказала бабка, вздыхая. – Чего не испечь то. У кого-то в зиму и костной муки нет ни мешочка, а ты нам целый мешочище намолотил!
    – Это да, – разулыбался благодарный за бабкину похвалу дед.
    Бабка уже не слышала деда. Она отвернулась и не следила за его губами. Прошлым летом она смущенно призналась ему, что окончательно оглохла и понимает речь теперь только, когда смотрит на губы.
    – Ну иди на улицу. Дрова принеси от бани. Пусть просушатся. А то в последний раз, когда ты парился, снег подтопился и подмочил поленицу. А я по амбару поскребу, авось обычной мучки да и наберётся.
    – И по сусеку тоже поскреби, – сказал дед, но жена уже отвернулась, а значит не слышала его.
    Дед вышел во двор и шёл к бане мимо будки Шарика. По весне Шарик помер, когда умудрился сожрать труп маленького ежа. Дед с бабкой терпеливо выхаживали псину, но как горько говорил потом дед: если бы бедолага Шарик не сдох от ежовой тухлятины, то его желудок точно бы доканали иголки.
    Он старался не смотреть в сторону будки. Пёс был совсем не старый и мог бы жить да жить. Иногда старик даже представлял себе, что вот он умирает, а Шарик сидит рядом, преданно смотрит и провожает его в последний путь. Не получилось, жизнь по своему всё по местам расставила. Старик недовольно прокряхтел и когда набрал охапку обледеневших дров, то снова посмотрел на будку. Там где обычно сидел и приветливо вилял хвостом Шарик, стояла большая кастрюля, в которой бабка кипятила бельё.
    Бабка помела по амбарам да по сусекам и наскребла немного муки, да ещё отыскала квадратик сливочного масла. Дед улыбнулся про себя и промолчал про масло. Он знал, что оно прогоркшее и в середине кусочка появилось несколько чёрных точек. Ничего, думал дед, костной муки побольше насыпет, вот тебе и компенсация вихрезавихрений в животе.
    От таких мыслей дед улыбнулся, а когда влажные поленья просохли и заполыхали в печке огнём, он подошёл к бабке и обнял её. Бабка замерла и вздрогнула. Он часто так подходил к ней сзади в молодости, обнимал и бывало ещё закрывал ей глаза ладонями. Чую-чую, самосадом все пальцы пропахлись, – смеясь говорила она, разворачивалась и целовала его в губы.
    Сейчас она только вздрогнула. Старик сжимал тело, ставшее одновременно округлым и угловатым, будто он обнял несколько валунов возле моря. А ты и сам то не лучше, – осадил критичные мысли дед, прижал родное тело сильнее, и увидел, как морщинистые кисти старухи затряслись и чуть не разрушили колобок, который лепили до этого. На мучную поверхность капнуло две крохотных слезинки.
    – Ты моя самая лучшая. Самая хорошая. Самая красивая, – прошептал дед, целуя бабкины седые волосы на затылке.
    Он говорил это не для неё. Он констатировал это для себя. Старуха не видела его губ, поэтому не могла слышать его слов.
    Да, нужно будет купить в городе слуховой аппарат. Он так и хотел сделать. Бабка даже идею с барсуками подкинула. Что можно барсучье семейство, обосновавшееся на полянке в паре километрах от дома, изловить и пустить на барсучий жир. Жир, – сказала старуха, – я распихаю в банки. Ты поедешь к аптекарю, и обменяешь на слуховой аппарат.
    Дед зажёгся идеей и неделю пытался изловить барсуков. Но в животин будто сатана вселился. Они уходили от дедовских ловушек с такой лёгкостью, будто кто-то в самый ответственный момент предупреждал их. Дед пытался, пытался, а потом руки у него опустились и барсуки переселились ещё километра на три вглубь леса.
    Когда он пришёл домой с пустыми руками, бабка сидела и радостно улыбалась. Она думала, что уж когда прошла целая неделя, старик изловит этих барсуков. На печи стояла трёхлитровка с наклееным куском лейкопластыря вместо этикетки.
    Бабка смотрела на деда пару минут, а потом махнула рукой, пошла и убрала банку обратно в подпол, а когда вылезла, то дед стал рассказывать ей про неуловимое семейство барсуков. Принялся оправдываться, а потом вдруг понял, что бабка его не слышит. Совсем оглохла. Раньше хоть немного слышала, а теперь всё – если губ не видит, то считай что в пустоту твои слова улетели. Оглохла бабка.
    Объятия деда в том числе были благодарностью за то, что не стала старуха пилить его за не добытый барсучий жир и не купленный слуховой аппарат. То есть ворчать-то она ворчала, но никогда не ставила вопрос ребром: или давай мне слуховой аппарат, или вымётывайся из дома к чертям собачьим. За эту внутреннюю доброту дед ценил бабку.
    – Ну всё, тесто подходит и печка готова, – сказала бабка, вытерла слёзы и принялась дальше месить и лепить колобок из теста.
    Цвет у колобка получался желтоватый – от обилия костной муки. Дед нахмурился сначала, но опять же таки смолчал. Он полез в кладовку и в самом дальнем углу отыскал сухое молоко с китайскими иероглифами на пачке. Пару лет назад старик повстречал в лесу солдата – мужика настолько весёлого, что после каждой реплики он ржал, что твоя лошадь. У солдата даже в лице было что-то лошадиное, так много и беззастенчиво он хохотал.
    – Что старик? Корова то есть? – спросил он, смеясь огромным ртом с крупными зубами.
    Старик мотнул головой. Солдат заржал ещё сильнее.
    – А жена есть?
    Старик кивнул и на всякий случай взялся за ружьё на плече. Конечно, оно было деревянное, но кто знает, если солдат бандитом окажется, вдруг поможет.
    – А ночевать пустишь?
    – А ты из какой армии? – спросил старик.
    – Из нашей, – ответил солдат и снова заржал.
    В общем отвёл ему дед место в нежилой части избы. Солдат не ворчал на холод и мышей. Лёг и сразу заснул. Проснулся спозаранку, растолкал деда и спросил его с таким видом, будто этот вопрос его всю ночь мучил
    – А чего ты избу свою не достраиваешь? Вроде начал за здравие, а забросил? Ладно я – служивый и не в таких условиях спать приходилось. Тебе самому-то не противно со старухой в такой избе жить? Половина дома нормальная, а половина – пещера соляная?
    – Не молодой я уже, – сказал старик. – Вот ежели бы ты мне годков жизни от себя накинул, так я бы и достроил избу-то. Ты сильно умный, солдат что ли?
    – Нет, – признался солдат. – Скорей наоборот. Меня все Ржуном зовут. Не думаю, что это прозвище умного человека. Вот ты говоришь, что ты старый уже, а сколько лет у тебя изба недостроенная стоит?
    – Ты поспал? – спросил старик. – Выспался? Вот и шуруй куда шёл и белкам анекдоты свои трави…
    Дед насупился, а солдат рассмеялся, по доброму хлопнул его по плечу и подарил вот этот мешочек сухого молока с иероглифами на пачке. Прошлой зимой старик иногда подкидывал молока бабке в чай, а в эту зиму и совсем забыл про него, если б не колобок из теста на столе.
    – Вот, – сказал старик, вставая так, чтобы бабка видела его губы, а значит слышала. – Посыпь этого молока. А то не хотелось бы кушать хлеб цвета махорки.
    – Насмешишь тоже, – улыбнулась старуха и щедро сыпанула сухого молока в тесто, перед этим разбавив его кипятком.
    Колобок получился крупным, твёрдым, основательным. Дед зачарованно взял его в руки, ощущая приятную тяжесть.
    – А ты руки-то мыл?- спросила бабка. – Ну ка иди помой.
    – Да чего? – отмахнулся дед. – Какие тут карнавальности придумаешь ещё? Все свои. Ты да я, да кусок теста.
    – Ну ка положи! – вдруг взъелась бабка. – Положи, тебе говорю и пошёл руки мыть! В кои то веки хлебушек решили испечь, а ты тут своими корягами его хватаешь.
    – Ну ты и вредная, – вздохнул старик и пошёл мыть руки.
    Долго полоскал венозные кисти в тазике при сенках и тёр содой, посыпанной на старую варежку – тряпку для посуды.
    – Довольна? – спросил, входя на кухню и вдруг забыл про свою обидку. – Ничего себе!
    – А ты как думал, – прошептала старуха.
    На потемневшем от времени мельхиоровом подносе лежал колобок. Был он большой, больше человеческой головы. На мгновение деду показалось, что на него смотрит чья-то голова с глазами, бровями и пухлым детским ртом.
    – На лицо чьё-то походит, – заметил дед, подходя ближе.
    – Он прекрасный, – Старуха не отводила взгляд от колобка и вдруг погладила его.
    Дед вздохнул. Жена гладила сырое тесто так, будто это был ребёнок. Бабка наклонилась к колобку ближе и стала водить указательным пальцем влажным от масла.
    – Тут бровки, тут глазки, а тут ротик. Вот и вышел наш бегемотик, – прошептала нараспев старуха.
    – Ну всё, – сказал дед. – Хватит играться. Есть же хочется. Ставь его в печь, пусть печётся.
    – Он такой красивый, что и жалко его в печь совать, – сказала бабка.- А уж как подрумянится, есть и подавно жалко будет.
    – Чего ты в нём красивого нашла? Голова хлебная какая-то, – отмахнулся дед, уходя из кухни. При словах о еде, у него заурчало в животе.
    – Не слушай ты его, – сказала бабка колобку.
    Она оглянулась, узнать вышел ли дед и вдруг, повинуясь странному импульсу – очень быстро, как, наверное, это делает талантливый скульптор, не понимая откуда что взялось – обозначила у колобка глаза, ещё ярче подвела брови, собрала с доски оставшееся тесто и прилепила колобку ушки, носик и губы.
    – Ну совсем как живой, – в полном восторге прошептала бабка и переложила колобка с мельхиорового подноса на железный печной противень, который она предварительно смазала бараньим жиром, целую банку которого в начале зимы привезла ей подружка Фая.
    Подруга тоже незаметно за пролетевшие мимо годы превратилась в старуху. Фая мужа уже похоронила и хоть никому не говорила, но все знали, что ей нравится свободная жизнь. Потому что муж бывало колотил её. Ещё в далёкой молодости Фая говорила подруге, что ежели мужик тебя один раз кулаком приложил, то теперь можешь сама пару раз в месяц к нему подходить и просить: дай мне в глаз или, ну зафинти мне в подбородок. Потому что мужик, если на бабу руку поднял, то завсегда бить её будет.
    Для себя старуха решила – вот ударит старик её хотя бы один раз, она ему сразу ничего не скажет, потому что злой мужик, хуже сумасшедшего барана. Она дождётся когда старик уснёт и черепушку ему кочергой ночью пробьёт и в бега подастся. Старик слава тебе господи ни разу её не тронул. Хотя по молодости бывало, что так закипал – того и гляди крышку как с кипящего чайника сорвёт. Но ничего – обошлось и жизнь уже прожили, слава богу.
    Старуха задремала, пока хлеб пёкся в печке. Ей снилась юность и, как она вот так же сидела возле печки только в доме отца и мечтала о своей большой семье. Мечтала, что будет у неё минимум пятнадцать детей. Единственное, что пугало её тогда, кроме того, что женщина при родах может умереть, смешно сказать, боялась она не запомнить всех своих детей. Вот подойдет к ней муж и спросит, а где наш Никитка? А у неё глаза забегают: какой Никитка, тот который шестой или одиннадцатый? Или придёт она к речке и вдруг своего ребёнка спутает с кем-нибудь и чужого домой уведёт, а он ей скажет
    – А ты не моя мама.
    Как тогда соседям в глаза смотреть? Видать Господь почуял, что слаба её воля, слишком сильный у неё страх и не дал ей детей вовсе. Вообще ни одного не позволил. В соседнем селе одна баба даже утопилась, когда к тридцати годам не смогла забеременеть. Хотя может и дура, что утопилась. Вездесущая Фая рассказала, что дело то может быть не только в женщине, а ещё и в мужике. Сказала: Если бубенцы не звенят, то считай всё – детишек не будет…
    Старуха улыбнулась, открыла печку, заглянула. Хлебный колобок хорошо зарумянился и стал почти бежевым со стороны, где у печки была чугунная стенка и она сильно там раскалялась. Старуха подцепила колобка железной рогатиной, подтянула к отверстию, чтобы повернуть его, дабы не надуло внутри хлеба пузырей. Развернула колобка непропечённой стороной и вскрикнула от неожиданности.
    На неё смотрело человеческое лицо. А выражение у лица было вдохновенное и живое! С таким лицом люди священное солнце в своих домах рисовали. Круглая, светящаяся физиономия с огромными глазами. Того и гляди в разные стороны лучи света начнут расходиться!
    – Боженьки, ты боженьки, – прошептала старуха. – Талант у меня что ль пропадал всю жизнь? Надо было горшки и изваяния лепить, а не на деда молодость тратить.
    – Нехорошо так говорить.
    – Чего это не хорошо? – спросила бабка и осеклась, когда поняла, что разговаривает с колобком в печи.
    Ею же полчаса назад нарисованные губы двигались. Губы Колобка снова разлепились и внутри, где у людей язык и нёбо, старуха заметила влажные волоски непропёкшегося теста. Сердце бабки заухало и она съехала с табуреточки на колени и так стояла, ловя ртом воздух и держась рукой за грудь, где больно кололо. Вот поди так же наш Шарик перед смертью мучался, – подумалось старухе. Она протянула руку и дотронулась до уха Колобка. Ухо было наполнено теплом, как человеческое.
    – Ай! – сказал Колобок и спросил.- Чего ухо трогаешь?
    – Дед! – заорала изо всех сил бабка. – Дед, иди сюда!
    Старик как раз стоял в середине нежилой части избы и в сотый наверное за жизнь раз думал как да что тут лучше переделать и с чего начать. Был у деда нарисованный план, про который старуха знала и даже втайне рассматривала при свете лампадки, пока дед спал, а она штопала его штаны, где лежала записка.
    В плане вместо нежилой заброшенной части дома был нарисован замок не замок, но что-то больше похожее на дворец или церковь даже. Бабка, как увидела тот рисунок-план, так сразу поняла – не видать ей никогда нормального дома. Это ж сколько сил надо, чтобы дворец самому выстроить? Вот и дед также думал, что ради просто дома и стараться уже не хочется, а на дворец сил с каждым годом меньше оставалось, пока совсем не закончились. О чём говорить, думал дед, – если я хворост из леса еле-еле тащу? Эх, если бы я подходил ко всему проще, то может быть и в доме бы нормальном жили…
    Тут он услышал вопль старухи, от которого его самого чуть не хватил паралич. Он знал, что глухие люди со временем орут с такой силой, что буквально взрывают головы окружающим. Вот и пришло это время, подумал дед, прошёл вперёд и отогнул занавеску, которая разделяла жилую и нежилую часть избы.
    – Бабка, что тебя убивают там?
    Он зашёл в кухню и услышал незнакомый голос. Голос с одной стороны мягкий и глубокий как у священников, что живут при монастыре и всю жизнь поют свои песни, но с другой – более детский что ли? Приятный голос, чего уж там, – подумал дед, – Но какого чёрта, он раздаётся на моей кухне и рядом с моей бабкой? Неужели я не слышал, как кто-то забрёл в нашу избушку?
    Дед осмотрелся в кухне и никого кроме бабки не заметил. Жена стояла спиной к нему возле подоконника слюдяного окна.
    – Чего-то старуха, я тоже глохнуть начинаю от твоих криков. Не ори больше так страшно. Голос мне кстати послышался, – сказал дед и усмехнулся. – Ещё не хватало с ума сойти. Вот тебе сюрприз будет – глухой бабке с сумасшедшим стариком в такой глуши жить.
    Старуха улыбнулась. В улыбке было много таинственной нежности. Дед вспомнил, что с таким же лицом бабка притащила лет пять назад Шарика. Протянула ему щенка и сказала: Ну, посмотри, как он хороший. Ну, давай возьмём его к себе?
    – А чего ты колобка достала из печки-то? – вскинул руки дед. – Ведь вон видно белёсый ещё. Не готов. Потом есть невозможно будет, выкинем! Что ты вообще делаешь?
    И тут старуха сказала такое, что дед понял – приехали, притопали – сошла старуха с ума. Или они вместе. Впрочем, – мелькнула мысль, – так будет даже веселее. Жили они бедно, не очень счастливо, зато сошли с ума в один день.
    – А это Колобок меня попросил, – произнесла старуха.
    – Да? – хмуро сказал старик. – Ну а я тогда на луну пока слетаю тебе за слуховым аппаратом. Вы тут поболтайте с хлебным колобком промеж собой, обсудите погоду. Спроси у него будет ли мёд у пчёл в следующем году? Почём в городе кедровые орехи…
    – Моё мнение, что примерно по такой же цене, как и в этом году, – раздался голос из-за старухи. Именно этот голос дед слышал несколько минут назад.
    Голос проникал в самое сердце и разливался внутри теплом, как после ароматного горячего чая. Приятный голос и сильный.
    Старуха отошла в сторонку и старик встретился взглядом с большими глазами Колобка.
    – Оно что разговаривает? – хрипло спросил старик.
    – Не оно, а он, – поправила его старуха и улыбнулась Колобку, как ребёнку, чтобы тот не стеснялся. – Ну, Колобок, скажи ему: Здравствуй.
    – Здравствуйте, – сказал Колобок и вдруг покатился по подоконнику.
    Старик взял кочергу и хладнокровно следил за происходящим.
    – Только посмей сделать ему больно, – произнесла старуха.
    __________________
    …продолжение в “Колобок(2)”

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *