Как в приведенном фрагменте раскрывается ироническое отношение к массолиту?

10 ответов на вопрос “Как в приведенном фрагменте раскрывается ироническое отношение к массолиту?”

  1. Daisida Ответить

    Как в приведённом фрагменте раскрывается ироническое отношение автора к МАССОЛИТу?
    Старинный двухэтажный дом
    кремового цвета помещался на бульварном кольце в глубине чахлого сада,
    отделенного от тротуара кольца резною чугунною решеткой. Небольшая площадка
    перед домом была заасфальтирована, и в зимнее время на ней возвышался сугроб с
    лопатой, а в летнее время она превращалась в великолепнейшее отделение летнего
    ресторана под парусиновым тентом.
    Дом назывался «домом Грибоедова» на том основании, что будто бы
    некогда им владела тетка писателя – Александра Сергеевича Грибоедова. Ну
    владела или не владела – мы того не знаем. Помнится даже, что, кажется, никакой
    тетки-домовладелицы у Грибоедова не было… Однако дом так называли. Более
    того, один московский врун рассказывал, что якобы вот во втором этаже, в
    круглом зале с колоннами, знаменитый писатель читал отрывки из «Горя от ума»
    этой самой тетке, раскинувшейся на софе, а впрочем, черт его знает, может быть,
    и читал, не важно это!
    А важно то, что в настоящее время владел этим домом тот самый
    МАССОЛИТ, во главе которого стоял несчастный Михаил Александрович Берлиоз до
    своего появления на Патриарших прудах.
    С легкой руки членов МАССОЛИТа никто не называл дом «домом
    Грибоедова», а все говорили просто – «Грибоедов»: «Я вчера два часа протолкался
    у Грибоедова», – «Ну и как?» – «В Ялту на месяц добился». – «Молодец!». Или:
    «Пойди к Берлиозу, он сегодня от четырех до пяти принимает в Грибоедове…» И
    так далее.
    МАССОЛИТ разместился в Грибоедове так, что лучше и уютнее не
    придумать. Всякий, входящий в Грибоедова, прежде всего знакомился невольно с
    извещениями разных спортивных кружков и с групповыми, а также индивидуальными
    фотографиями членов МАССОЛИТа, которыми (фотографиями) были увешаны стены
    лестницы, ведущей во второй этаж.
    На дверях первой же комнаты в этом верхнем этаже виднелась
    крупная надпись «Рыбно-дачная секция», и тут же был изображен карась,
    попавшийся на уду.
    На дверях комнаты N 2 было написано что-то не совсем понятное:
    «Однодневная творческая путевка. Обращаться к М. В. Подложной».
    Следующая дверь несла на себе краткую, но уже вовсе непонятную
    надпись: «Перелыгино». Потом у случайного посетителя Грибоедова начинали
    разбегаться глаза от надписей, пестревших на ореховых теткиных дверях: «Запись
    в очередь на бумагу у Поклевкиной», «Касса», «Личные расчеты скетчистов»…
    Прорезав длиннейшую очередь, начинавшуюся уже внизу в
    швейцарской, можно было видеть надпись на двери, в которую ежесекундно ломился
    народ: «Квартирный вопрос».
    За квартирным вопросом открывался роскошный плакат, на котором
    изображена была скала, а по гребню ее ехал всадник в бурке и с винтовкой за
    плечами. Пониже – пальмы и балкон, на балконе – сидящий молодой человек с
    хохолком, глядящий куда-то ввысь очень-очень бойкими глазами и держащий в руке
    самопишущее перо. Подпись: «Полнообъемные творческие отпуска от двух недель (рассказ-новелла)
    до одного года (роман, трилогия). Ялта, Суук-Су, Боровое, Цихидзири,
    Махинджаури, Ленинград (Зимний дворец)». У этой двери также была очередь, но не
    чрезмерная, человек в полтораста.
    Далее следовали, повинуясь прихотливым изгибам, подъемам и спускам
    Грибоедовского дома, – «Правление МАССОЛИТа», «Кассы N 2, 3, 4, 5»,
    «Редакционная коллегия», «Председатель МАССОЛИТа», «Бильярдная», различные
    подсобные учреждения, наконец, тот самый зал с колоннадой, где тетка
    наслаждалась комедией гениального племянника.
    Всякий посетитель, если он, конечно, был не вовсе тупицей, попав
    в Грибоедова, сразу же соображал, насколько хорошо живется счастливцам – членам
    МАССОЛИТа, и черная зависть начинала немедленно терзать его. И немедленно же он
    обращал к небу горькие укоризны за то, что оно не наградило его при рождении
    литературным талантом, без чего, естественно, нечего было и мечтать овладеть
    членским МАССОЛИТским билетом, коричневым, пахнущим дорогой кожей, с золотой
    широкой каймой, – известным всей Москве билетом.
    Кто скажет что-нибудь в защиту зависти? Это чувство дрянной
    категории, но все же надо войти и в положение посетителя. Ведь то, что он видел
    в верхнем этаже, было не все и далеко еще не все. Весь нижний этаж теткиного
    дома был занят рестораном, и каким рестораном! По справедливости он считался
    самым лучшим в Москве. И не только потому, что размещался он в двух больших
    залах со сводчатыми потолками, расписанными лиловыми лошадьми с ассирийскими
    гривами, не только потому, что на каждом столике помещалась лампа, накрытая
    шалью, не только потому, что туда не мог проникнуть первый попавшийся человек с
    улицы, а еще и потому, что качеством своей провизии Грибоедов бил любой
    ресторан в Москве, как хотел, и что эту провизию отпускали по самой сходной,
    отнюдь не обременительной цене.

  2. твоя киска Ответить

    ” Как в приведённом фрагменте раскрывается ироничное отношение автора к МАССОЛИТу?”
    Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара кольца резною чугунною решеткой. Небольшая площадка перед домом была заасфальтирована, и в зимнее время на ней возвышался сугроб с лопатой, а в летнее время она превращалась в великолепнейшее отделение летнего ресторана под парусиновым тентом.
    Дом назывался “домом Грибоедова” на том основании, что будто бы некогда им владела тетка писателя ? Александра Сергеевича Грибоедова. Ну владела или не владела ? мы того не знаем. Помнится даже, что, кажется, никакой тетки-домовладелицы у Грибоедова не было… Однако дом так называли. Более того, один московский врун рассказывал, что якобы вот во втором этаже, в круглом зале с колоннами, знаменитый писатель читал отрывки из “Горя от ума»
    этой самой тетке, раскинувшейся на софе, а впрочем, черт его знает, может быть, и читал, не важно это!
    А важно то, что в настоящее время владел этим домом тот самый МАССОЛИТ, во главе которого стоял несчастный Михаил Александрович Берлиоз до своего появления на Патриарших прудах.
    С легкой руки членов МАССОЛИТа никто не называл дом “домом Грибоедова”, а все говорили просто ? “Грибоедов”: “Я вчера два часа протолкался у Грибоедова”, ? “Ну и как?” ? “В Ялту на месяц добился”. ? “Молодец!”.
    Или: “Пойди к Берлиозу, он сегодня от четырех до пяти принимает в Грибоедове…” И так далее.
    МАССОЛИТ разместился в Грибоедове так, что лучше и уютнее не придумать.
    Всякий, входящий в Грибоедова, прежде всего знакомился невольно с извещениями разных спортивных кружков и с групповыми, а также индивидуальными фотографиями членов МАССОЛИТа, которыми (фотографиями) были увешаны стены лестницы, ведущей во второй этаж.
    На дверях первой же комнаты в этом верхнем этаже виднелась крупная надпись “Рыбно-дачная секция”, и тут же был изображен карась, попавшийся на уду.
    На дверях комнаты N 2 было написано что-то не совсем понятное:
    “Однодневная творческая путевка. Обращаться к М. В. Подложной”.
    Следующая дверь несла на себе краткую, но уже вовсе непонятную надпись:
    “Перелыгино”. Потом у случайного посетителя Грибоедова начинали разбегаться глаза от надписей, пестревших на ореховых теткиных дверях: “Запись в очередь на бумагу у Поклевкиной”, “Касса”, “Личные расчеты скетчистов”…
    Прорезав длиннейшую очередь, начинавшуюся уже внизу в швейцарской, можно было видеть надпись на двери, в которую ежесекундно ломился народ:
    “Квартирный вопрос”.
    За квартирным вопросом открывался роскошный плакат, на котором изображена была скала, а по гребню ее ехал всадник в бурке и с винтовкой за плечами. Пониже ? пальмы и балкон, на балконе ? сидящий молодой человек с хохолком, глядящий куда-то ввысь очень-очень бойкими глазами и держащий в руке самопишущее перо. Подпись: “Полнообъемные творческие отпуска от двух недель (рассказ-новелла) до одного года (роман, трилогия). Ялта, Суук-Су, Боровое, Цихидзири, Махинджаури, Ленинград (Зимний дворец)”. У этой двери также была очередь, но не чрезмерная, человек в полтораста.
    Далее следовали, повинуясь прихотливым изгибам, подъемам и спускам Грибоедовского дома, ? “Правление МАССОЛИТа”, “Кассы N 2, 3, 4, 5”, “Редакционная коллегия”, “Председатель МАССОЛИТа”, “Бильярдная”, различные подсобные учреждения, наконец, тот самый зал с колоннадой, где тетка наслаждалась комедией гениального племянника.
    Всякий посетитель, если он, конечно, был не вовсе тупицей, попав в Грибоедова, сразу же соображал, насколько хорошо живется счастливцам ? членам МАССОЛИТа, и черная зависть начинала немедленно терзать его. И немедленно же он обращал к небу горькие укоризны за то, что оно не наградило его при рождении литературным талантом, без чего, естественно, нечего было и мечтать овладеть членским МАССОЛИТским билетом, коричневым, пахнущим дорогой кожей, с золотой широкой каймой, ? известным всей Москве билетом.
    Кто скажет что-нибудь в защиту зависти? Это чувство дрянной категории, но все же надо войти и в положение посетителя. Ведь то, что он видел в верхнем этаже, было не все и далеко еще не все. Весь нижний этаж теткиного дома был занят рестораном, и каким рестораном! По справедливости он считался самым лучшим в Москве. И не только потому, что размещался он в двух больших залах со сводчатыми потолками, расписанными лиловыми лошадьми с ассирийскими гривами, не только потому, что на каждом столике помещалась лампа, накрытая шалью, не только потому, что туда не мог проникнуть первый попавшийся человек с улицы, а еще и потому, что качеством своей провизии Грибоедов бил любой ресторан в Москве, как хотел, и что эту провизию отпускали по самой сходной, отнюдь не обременительной цене.

  3. Talkree Ответить

    Как в приведённом фрагменте раскрывается ироничное отношение автора к МАССОЛИТу?
    Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара кольца резною чугунною решеткой. Небольшая площадка перед домом была заасфальтирована, и в зимнее время на ней возвышался сугроб с лопатой, а в летнее время она превращалась в великолепнейшее отделение летнего ресторана под парусиновым тентом.
    Дом назывался “домом Грибоедова” на том основании, что будто бы некогда им владела тетка писателя ? Александра Сергеевича Грибоедова. Ну владела или не владела ? мы того не знаем. Помнится даже, что, кажется, никакой тетки-домовладелицы у Грибоедова не было… Однако дом так называли. Более того, один московский врун рассказывал, что якобы вот во втором этаже, в круглом зале с колоннами, знаменитый писатель читал отрывки из “Горя от ума»
    этой самой тетке, раскинувшейся на софе, а впрочем, черт его знает, может быть, и читал, не важно это!
    А важно то, что в настоящее время владел этим домом тот самый МАССОЛИТ, во главе которого стоял несчастный Михаил Александрович Берлиоз до своего появления на Патриарших прудах.
    С легкой руки членов МАССОЛИТа никто не называл дом “домом Грибоедова”, а все говорили просто ? “Грибоедов”: “Я вчера два часа протолкался у Грибоедова”, ? “Ну и как?” ? “В Ялту на месяц добился”. ? “Молодец!”.
    Или: “Пойди к Берлиозу, он сегодня от четырех до пяти принимает в Грибоедове…” И так далее.
    МАССОЛИТ разместился в Грибоедове так, что лучше и уютнее не придумать.
    Всякий, входящий в Грибоедова, прежде всего знакомился невольно с извещениями разных спортивных кружков и с групповыми, а также индивидуальными фотографиями членов МАССОЛИТа, которыми (фотографиями) были увешаны стены лестницы, ведущей во второй этаж.
    На дверях первой же комнаты в этом верхнем этаже виднелась крупная надпись “Рыбно-дачная секция”, и тут же был изображен карась, попавшийся на уду.
    На дверях комнаты N 2 было написано что-то не совсем понятное:
    “Однодневная творческая путевка. Обращаться к М. В. Подложной”.
    Следующая дверь несла на себе краткую, но уже вовсе непонятную надпись:
    “Перелыгино”. Потом у случайного посетителя Грибоедова начинали разбегаться глаза от надписей, пестревших на ореховых теткиных дверях: “Запись в очередь на бумагу у Поклевкиной”, “Касса”, “Личные расчеты скетчистов”…
    Прорезав длиннейшую очередь, начинавшуюся уже внизу в швейцарской, можно было видеть надпись на двери, в которую ежесекундно ломился народ:
    “Квартирный вопрос”.
    За квартирным вопросом открывался роскошный плакат, на котором изображена была скала, а по гребню ее ехал всадник в бурке и с винтовкой за плечами. Пониже ? пальмы и балкон, на балконе ? сидящий молодой человек с хохолком, глядящий куда-то ввысь очень-очень бойкими глазами и держащий в руке самопишущее перо. Подпись: “Полнообъемные творческие отпуска от двух недель (рассказ-новелла) до одного года (роман, трилогия). Ялта, Суук-Су, Боровое, Цихидзири, Махинджаури, Ленинград (Зимний дворец)”. У этой двери также была очередь, но не чрезмерная, человек в полтораста.
    Далее следовали, повинуясь прихотливым изгибам, подъемам и спускам Грибоедовского дома, ? “Правление МАССОЛИТа”, “Кассы N 2, 3, 4, 5”, “Редакционная коллегия”, “Председатель МАССОЛИТа”, “Бильярдная”, различные подсобные учреждения, наконец, тот самый зал с колоннадой, где тетка наслаждалась комедией гениального племянника.
    Всякий посетитель, если он, конечно, был не вовсе тупицей, попав в Грибоедова, сразу же соображал, насколько хорошо живется счастливцам ? членам МАССОЛИТа, и черная зависть начинала немедленно терзать его. И немедленно же он обращал к небу горькие укоризны за то, что оно не наградило его при рождении литературным талантом, без чего, естественно, нечего было и мечтать овладеть членским МАССОЛИТским билетом, коричневым, пахнущим дорогой кожей, с золотой широкой каймой, ? известным всей Москве билетом.
    Кто скажет что-нибудь в защиту зависти? Это чувство дрянной категории, но все же надо войти и в положение посетителя. Ведь то, что он видел в верхнем этаже, было не все и далеко еще не все. Весь нижний этаж теткиного дома был занят рестораном, и каким рестораном! По справедливости он считался самым лучшим в Москве. И не только потому, что размещался он в двух больших залах со сводчатыми потолками, расписанными лиловыми лошадьми с ассирийскими гривами, не только потому, что на каждом столике помещалась лампа, накрытая шалью, не только потому, что туда не мог проникнуть первый попавшийся человек с улицы, а еще и потому, что качеством своей провизии Грибоедов бил любой ресторан в Москве, как хотел, и что эту провизию отпускали по самой сходной, отнюдь не обременительной цене.

  4. Gonos Ответить

    Как в приведенном фрагменте раскрывается ироничное отношение автора к МАССОЛИТу?
    Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара кольца резною чугунною решеткой. Небольшая площадка перед домом была заасфальтирована, и в зимнее время на ней возвышался сугроб с лопатой, а в летнее время она превращалась в великолепнейшее отделение летнего ресторана под парусиновым тентом.
    Дом назывался «домом Грибоедова» на том основании, что будто бы некогда им владела тетка писателя – Александра Сергеевича Грибоедова. Ну владела или не владела – мы того не знаем. Помнится даже, что, кажется, никакой тетки-домовладелицы у Грибоедова не было… Однако дом так называли. Более того, один московский врун рассказывал, что якобы вот во втором этаже, в круглом зале с колоннами, знаменитый писатель читал отрывки из «Горя от ума» этой самой тетке, раскинувшейся на софе, а впрочем, черт его знает, может быть, и читал, не важно это!
    А важно то, что в настоящее время владел этим домом тот самый МАССОЛИТ, во главе которого стоял несчастный Михаил Александрович Берлиоз до своего появления на Патриарших прудах.
    С легкой руки членов МАССОЛИТа никто не называл дом «домом Грибоедова», а все говорили просто – «Грибоедов»: «Я вчера два часа протолкался у Грибоедова», – «Ну и как?» – «В Ялту на месяц добился». – «Молодец!». Или: «Пойди к Берлиозу, он сегодня от четырех до пяти принимает в Грибоедове…» И так далее.
    МАССОЛИТ разместился в Грибоедове так, что лучше и уютнее не придумать. Всякий, входящий в Грибоедова, прежде всего знакомился невольно с извещениями разных спортивных кружков и с групповыми, а также индивидуальными фотографиями членов МАССОЛИТа, которыми (фотографиями) были увешаны стены лестницы, ведущей во второй этаж.
    На дверях первой же комнаты в этом верхнем этаже виднелась крупная надпись «Рыбно-дачная секция», и тут же был изображен карась, попавшийся на уду.
    На дверях комнаты N 2 было написано что-то не совсем понятное: «Однодневная творческая путевка. Обращаться к М. В. Подложной».
    Следующая дверь несла на себе краткую, но уже вовсе непонятную надпись: «Перелыгино». Потом у случайного посетителя Грибоедова начинали разбегаться глаза от надписей, пестревших на ореховых теткиных дверях: «Запись в очередь на бумагу у Поклевкиной», «Касса», «Личные расчеты скетчистов»…
    Прорезав длиннейшую очередь, начинавшуюся уже внизу в швейцарской, можно было видеть надпись на двери, в которую ежесекундно ломился народ: «Квартирный вопрос».
    За квартирным вопросом открывался роскошный плакат, на котором изображена была скала, а по гребню ее ехал всадник в бурке и с винтовкой за плечами. Пониже – пальмы и балкон, на балконе – сидящий молодой человек с хохолком, глядящий куда-то ввысь очень-очень бойкими глазами и держащий в руке самопишущее перо. Подпись: «Полнообъемные творческие отпуска от двух недель (рассказ-новелла) до одного года (роман, трилогия). Ялта, Суук-Су, Боровое, Цихидзири, Махинджаури, Ленинград (Зимний дворец)». У этой двери также была очередь, но не чрезмерная, человек в полтораста.
    Далее следовали, повинуясь прихотливым изгибам, подъемам и спускам Грибоедовского дома, – «Правление МАССОЛИТа», «Кассы N 2, 3, 4, 5», «Редакционная коллегия», «Председатель МАССОЛИТа», «Бильярдная», различные подсобные учреждения, наконец, тот самый зал с колоннадой, где тетка наслаждалась комедией гениального племянника.
    Всякий посетитель, если он, конечно, был не вовсе тупицей, попав в Грибоедова, сразу же соображал, насколько хорошо живется счастливцам – членам МАССОЛИТа, и черная зависть начинала немедленно терзать его. И немедленно же он обращал к небу горькие укоризны за то, что оно не наградило его при рождении литературным талантом, без чего, естественно, нечего было и мечтать овладеть членским МАССОЛИТским билетом, коричневым, пахнущим дорогой кожей, с золотой широкой каймой, – известным всей Москве билетом.
    Кто скажет что-нибудь в защиту зависти? Это чувство дрянной категории, но все же надо войти и в положение посетителя. Ведь то, что он видел в верхнем этаже, было не все и далеко еще не все. Весь нижний этаж теткиного дома был занят рестораном, и каким рестораном! По справедливости он считался самым лучшим в Москве. И не только потому, что размещался он в двух больших залах со сводчатыми потолками, расписанными лиловыми лошадьми с ассирийскими гривами, не только потому, что на каждом столике помещалась лампа, накрытая шалью, не только потому, что туда не мог проникнуть первый попавшийся человек с улицы, а еще и потому, что качеством своей провизии Грибоедов бил любой ресторан в Москве, как хотел, и что эту провизию отпускали по самой сходной, отнюдь не обременительной цене.

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *