Каким представлялось время в мифологическом сознании и почему?

19 ответов на вопрос “Каким представлялось время в мифологическом сознании и почему?”

  1. ipshaymullin Ответить

    своеобразным «регулятором» истинности 2. Шульга Е.Н. // Философские науки. 2004.
    получаемых знаний. Вьш. I0. С 231-232.
    3. Планк М. // Вопр. философии. 1958. № 5.
    ———— С. 562.
    1. Библия. Книга Бытия. Гл. 1. Ст. 1.
    Поступила в редакцию 19.04.2006 г.
    ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ВРЕМЕНИ В МИФОЛОГИЧЕСКОМ СОЗНАНИИ
    А.Г. Иванов
    Ivanov A.G. Interpretations of time in the mythological consciousness. The article is devoted to the investigation of the specific features of the interpretations of time in the mythological consciousness. These interpretations are defined depending on the degree of belonging of the object to the sacral sphere and are characterized by the degree of belonging of the concrete moment of time to the time of the beginning. It’s asserted in the article that the changes in time in the mythological consciousness are always connected with the changes in the quality. The time in the mythological consciousness is cyclical, the notion of rhythm plays the great role in the mythological interpretations of time and it’s proved by the ritual actions.
    Рассматривая представления о времени в мифологическом сознании, следует сразу отметить, что если прообразами теоретического сознания являются временные, пространственные формы, то в мифологическом сознании этими прообразами выступают акценты – профанное / сакральное. И только впоследствии, когда уже расставлены качественные акценты, когда всем предметам и явлениям мифологической реальности было определено свое место, используются категории пространства и времени. Эти категории применяются для деления предметов и явлений в зависимости от степени их принадлежности к сакральной сфере бытия. То есть представления о времени в мифологическом сознании строится с точки зрения того, как в них проявляется такое важное свойство мифологического сознания, как стремление к противопоставлению мира на профанную и сакральную сферы.
    Э. Кассирер считал, что мифологическое сознание достигает членения пространства и времени, «не закрепляя неустойчивые и подвижные чувственные явления в постоянстве мыслей, а прилагая и к пространственному, и к временному бытию свое специфическое противопоставление: противопоставление
    «священного» и «профанного» [1]. Этот основной, изначальный акцент мифологического сознания определяет, по его мнению, и
    «все частные подразделения в целом пространства и в целом времени» [1].
    Стремление к противопоставлению мира на сакральную и профанную сферы является системообразующим свойством мифологического сознания, поскольку применяется к любому количеству освоенных мифологическим сознанием объектов.
    Представления о времени в мифологическом сознании неотделимы от чувства ритма. Чувство ритма присутствовало в сознании человека задолго до того, как появилось представление о времени. Понятие ритмичности имеет основополагающее значение в мифологических представлениях о времени, т. к. для человека, мыслящего мифологически, время всегда ритмично, циклично, обратимо, время можно в любой момент вернуть к началу (посредством ритуала, инициации).
    Как всему в мифологическом сознании, так и ритмичности присущ изначальный синкретизм: возникновение из хаоса. Синкретизм проявляется также в том, что в циклическом развитии происходит периодическая демонстрация разных сторон одной и той же цельной вещи. Так, Е.Я. Режабек отмечал, что «ариям Ригведы было свойственно представление о времени как о циклическом процессе. В конце каждого года космос возвращался к своей исходной точке – недифференцированному хаосу, чтобы затем
    возродиться вновь. Задачей новогоднего ритуала была победа над хаосом и восстановление организованной Вселенной» [2].
    Ритм упорядочивал мир, вносил в него определенную стройность, побеждал хаос. То, чему была свойственна ритмичность, представлялось человеку знакомым, включалось в его психологическое пространство, не вызывало страха. Ю.М. Антонян полагает, что «в идее цикличности заложена бессознательная и бессмертная надежда человека на преодоление своей смертности» [3]. То, что ритм организовывал мир, имеет причину и в физиологии человека, основанной на ритмических процессах дыхания, сердцебиения. То есть вначале человек открыл ритм в самом себе, а после – в окружающем его мире. Это свидетельствует о том, что исходной системой координат в мифологическом познании выступало человеческое тело, а также демонстрирует органическое синкретическое единство субъект-объектных отношений и связей в мифологическом сознании.
    В том, что мифическое время является циклическим, К. Хюбнер, видел важную роль архе. Архе у него является историей происхождения. «Когда-то некое нуминозное существо впервые совершило определенное действие, и с тех пор это событие идентично повторяется. Архе является парадигмой последовательности событий, повторяющейся бесчисленным и идентичным образом» [4]. По К. Хюбнеру, мифическое время является циклическим вследствие этого идентичного повторения событий. Например, Великая французская революция в сознании людей есть не только историческое событие, произошедшее в определенный момент времени, но «схема, сохраняющая свою жизненность и позволяющая объяснить общественное устройство современной Франции, его противоречия и предугадать пути его развития» [5]. То есть Великая французская революция относится к событиям другого порядка – к событиям сакрального времени; она есть архе социального события. Провозглашенные тогда идеалы и ценности определяют общественное поведение людей, проецируются на дальнейшую жизнь общества, составляют неотъемлемую ее часть, т. е. повторяются «бесчисленным и идентичным образом».
    На наш взгляд, наиболее ярко мифологическое представление о времени выразил
    Х. Л. Борхес в рассказе «Новое опровержение времени». Он описал, что с ним однажды произошло, когда он вышел прогуляться по улицам старого городского района: «И подумал, прямо вслух: «Точно как тридцать лет назад… Беззаботная мысль: «Я в девятнадцатом веке» – перестала быть приблизительными словами и воплотилась наяву. Я почувствовал себя умершим, почувствовал себя безличным сознанием мира, ощутил смутный, питающий знание страх – последнюю истину метафизики. Нет, я не думал, будто возвращаюсь к каким-то истокам времен. Скорей уж я на себе переживал ускользающий, а то и отсутствующий смысл непостижимого слова «вечность» [6]. Х.Л. Борхес абсолютно точно определил смысл мифологического представления о времени, сказав, что «отвергнуть время чувствами легко, а разумом, в котором идея последовательности неистребима, куда труднее» [6], т. к. сущность мифологического сознания заключается в том, что в процессе мифологического познания доминируют чувственные начала.
    Э. Кассирер, определяя представление о времени в мифологическом сознании, приводил сравнение с историческим временем. Он считал, что история растворяет бытие в постоянной череде становления, где нет выделенных точек, и каждая точка отсылает к предыдущей, предшествующей ей, так что регресс в прошлое становится регрессом в бесконечное. Миф же, в понимании Э. Кассирера, хотя и отсекает бытие от становления, настоящее от прошедшего, однако он застывает в прошедшем как стабильном состоянии, как только прошедшее достигнуто.
    Э. Кассирер считал, что время не принимает для мифологического сознания формы чистого отношения, в котором моменты настоящего, прошлого и будущего постоянно сдвигаются и переходят друг в друга, а, напротив, для него жесткий барьер отделяет эмпирическое настоящее от мифологических истоков, не давая им возможности поменяться местами [1, с. 118].
    То есть любой момент в мифологическом восприятии времени связан с изначальным событием возникновения. Любое событие предстает в мифологическом сознании в своей полной завершенности, предстает как уже имеющее начало и конец. При этом если в мифе существует временное начало («нача-
    ло времен»), то в истории время существует всегда. Кроме того, в мифологическом представлении о времени к моменту возникновения относится все священное, сакральное.
    В мифологическом сознании присутствует «абсолютно праисторическое время». Ф.В.Й. Шеллинг определил это время как абсолютно тождественное время, т. к., какую бы длительность ни придавать ему, его следует рассматривать лишь как момент, т. е. как время, в котором начало и конец совпадают. Такое время есть некое подобие вечности, потому что сама вечность – это не последовательность времен, а лишь единое время. Если привести пример с Великой французской революцией, то в день, когда произошло данное событие «все было возможно. будущее стало настоящим. Иначе говоря, времени больше не было, была вспышка вечности» [5].
    Так как в мифологическом сознании происходит противопоставление всех предметов и явлений на сакральную и профанную сферы, то и в отношении времени данное противопоставление имеет определяющее значение. В мифологическом сознании противопоставляются два временных измерения: профанное (необратимое) время и сакральное (обратимое) время.
    Хотя циклы времени неизбежно воспринимаются в рамках необратимого профанно-го времени, в него периодически включается сакральное время. «Профанное время имеет отверстия, в которые вечность архе просвечивает и проникает. Хотя все смертное идет своим необратимым ходом, но в нем действуют неизменные события . божественное и вечное проявляются в законах природы и в законах и правилах общественной жизни человека, пусть даже в образе профанной временности» [4, с. 130-136]. Таким образом, время в мифологическом сознании разделяется на сакральное, когда произошли события, ставшие впоследствии историей, и про-фанное (необратимое, эмпирическое, линейное), события которого, однако, могут проецироваться на сакральное время.
    С одной стороны, возвращение к сакральному времени могло происходить циклически, в ходе основанных на календаре коллективных праздников. Календарь способствовал оформлению в мифологическом сознании представления о временном начале,
    соответствующему понятию архе. С другой стороны, сакральное время не имело своей заданной ритмом жизни протяженности, уступая место моментам вечности, судьбы. Можно сказать, что сакральное время и судьба – тождественные явления в мифологическом сознании.
    Сакральное время является периодом повышенной социализации, когда люди действуют сплоченно, имея одну общую цель. Оно прерывает размеренную жизнь человека, приходит в жизнь общества в виде ритуала, праздника, войны, отменяет действующие общественные законы и правила. Во время праздников «предписывается делать то, что еще вчера считалось преступным, а на место привычных правил встают новые запреты, устанавливается новая дисциплина; гражданские и административные власти частично или полностью теряют свой авторитет» [7]. Праздники находятся вне времени, актуализируют архе главных событий, представляют собой момент встречи с божеством, момент наибольшего приближения к нему. Плутарх считал, что не изобилие вина и жаркого радует в празднике, но радостные надежды и вера в присутствие бога.

  2. Dmitry27 Ответить

    Е.А. Pillpenko
    The Concept of Mythological Time
    The ontological contour ofthe concept of “mythological time” is determined. It is shown that personification of time attributes is characteristic of different mythological conceptualizations, which allows discovering its different features.
    Key words and word-combinations: the mythological time, the sacral time, the profane time, cyclic recurrence, linearity.
    Определяются онтологические контуры концепта «мифологическое время». Показано, что для различных мифологических представлений характерна персонификация свойств времени, что и позволяет обнаружить разные его свойства.
    Ключевые слова и словосочетания: мифологическое время, сакральное время, профанное время, цикличность, линейность.
    УДК 11:12 ББК 87.21
    Е.А. Пилипенко КОНЦЕПТ
    МИФОЛОГИЧЕСКОГО ВРЕМЕНИ
    Кт
    атегория «время» играет большую роль в философии и других науках. Однако представления о времени имеют гораздо более долгую историю, поскольку укоренены в мифе. Именно в мифологии были конституированы важнейшие архетипы времени, во многом определившие последующие философские и научные представления о нем. Следовательно, философский анализ мифа позволяет определить самые глубокие пласты смыслов времени, обнаружить фундаментальные моменты в понимании его онтологии, сохранившиеся и в современном рациональном знании.
    Для человека особая значимость времени во многом определяется интуитивно постигаемой связью его со смертью. Человек обречен на смерть, и именно время неизбежно ведет к ней всякого — отсюда и рождается культ времени, обозначающий благоговение перед ним и попытки отсрочить собственную смерть или исчезновение того, что дорого, даже всего мира. Обладая такой властью над человеческим существованием, время становится самостоятельным и значимым основанием мироздания, оно само ни от чего не зависит и определяет все. Трудно найти мифологическую систему, в которой время не было бы так или иначе представлено. Культ времени у разных народов олицетворяли высшие и низшие божества: Озирис — у египтян; Кронос, Дионис и мойры у греков; Сатурн, Янус и парки у римлян; Зерван — у иранцев; норны у скан-
    162
    2015 • № 6 (51)
    динавов и т.д. Безусловно, самые последовательные и полные представления о времени принадлежат античной мифологии.
    В архаическом сознании время всегда двойственно. Во-первых, оно сакрально и изначально представляется как «первовремя», время Начала Мира, ассоциирующееся с космогонией. Времени нет в Начале, там, в Вечности, существует Вселенский Хаос, но время рождается из него, определяя судьбу мира и человеческую историю. И появляется природное, календарное время, необходимое в повседневности, обеспечивающее историческую память и традиции. Так, в иранской мифологии, где культ времени был чрезвычайно развит, время олицетворяло высшее божество — Зерван, сначала мыслящийся как бесконечное время, вечность (Зерван Акарана), и лишь потом, в более поздних частях «Авесты», принимающий образ конечного, природного, мирового времени (Зерван Даргахвадата), предполагающего не только начало мира, но и его конец, гибель. Время Начала всегда скрыто, затемнено, загадочно, имеет особые, глубинные смыслы, нуждающиеся в расшифровке. Первичное не поддается познанию, оно непостижимо и множится интерпретациями. Интересно, что и современная наука описывает начало мира лишь гипотетически, неверифицируемость же научных представлений о начале мира во многом связана с отсутствием времени в первые моменты появления Вселенной [1].
    Таким образом, архаическим профанным сознанием время воспринималось не только абстрактно, но и конкретно, и находилось в неразрывной связи с происходящим «здесь и сейчас». В сознании древнего человека время — не просто абстрактная «чистая длительность», а сам поток событий, цепь ситуаций, связь поколений, оно полностью определяется тем, что его наполняет. Эти два ракурса в отношении времени: сакральный и обыденный — укоренены в архаике и существуют по сей день. Следует заметить, что именно так, в связи с происходящими конкретными событиями, воспринимали время — не только обыватели, но даже первые ученые и философы. Так, Гесиод рассматривал время в связи с пребыванием на земле предыдущих человеческих поколений, а его земледельческий календарь систематизирует взаимосвязь небесных и биологических ритмов, изначально присущих всем живым существам.
    В связи с этим в мифологических представлениях традиционно выделяются два типа времени: время объяснения явлений и время происхождения явлений — таким образом, в мифе соединяются два уровня: диахронический и синхронический. Миф — это повествование о каком-то первичном сакральном действии, которое произошло в начальное время [2]. Первопредки, первопредметы и первопричины относятся к некоторому начальному времени первотворения — «мифологическому прошлому» (которое не соответствует историческому прошлому), когда происходило создание Космоса из Хаоса и упорядочивание Мира. Создавая Вселенную, боги сотворили также и Сакральное Время, а нынешнее устройство Вселенной, ее порядок — следствие деятельности богов и первопредков в «первовремя». Это время начала возникло «сразу», до него не существовало никакого другого времени, так как никакое время не могло существовать до событий, рассказанных в мифе [2]. Сакральное время не течет непрерывно, из прошлого в будущее, а состоит из независимых друг от друга временных образцов. Прошлое, настоящее и будущее
    2015 •
    рассматриваются при этом не диахронически, а в рамках единой циклической модели мифологического времени: прошлое может постоянно возрождаться в настоящем, являясь при этом и предопределением будущего, как результат — в настоящем прошлое и будущее сливаются, существуя одномоментно.
    В мифологических системах, помимо представлений о двойственности времени, впервые появляется и понимание его структурированности, его линейной направленности, существования временных модусов «прошлое — настоящее — будущее». Мифологическому сознанию именно прошлое в этой структуре представлялось преимущественным, первостепенным и фундаментальным, поскольку оно задает настоящее и будущее и воспринимается как нечто вневременное, а не становящееся и проходящее. Это преобладание прошлого существенно отличает мифологические представления о времени от последующих воззрений античной философии, от знаменитой «метафизики присутствия», где всегда доминирует настоящее.
    Для мифа характерна персонификация свойств времени, и именно она позволяет обнаружить самые разные его свойства. Неумолимость (необратимость) времени и его власть над миром и людьми персонифицированы в греческой мифологии в образе бога времени Кроноса (в римской мифологии — Сатурна). Время божественно, оно главенствует в мире, вот почему Кронос становится верховным божеством; оно безжалостно настолько, что Кронос поднимает скопящий серп даже на своего отца Урана. Интересно, что существуют и версии мифа, согласно которым Кронос стал верховным божеством изначально, свергнув Офиона, космического змея, существовавшего до мироздания — и это указывает на фундаментальность, первичность времени. Хорошо известен миф о свержении Кроноса его сыном Зевсом, но это не конец времени, не его утрата или умаление, а лишь воцарение нового времени, смена природного, стихийного, исконного времени более разумным и упорядоченным социальным, но по-прежнему властвующим над людьми и природой. Впрочем, и сам Зевс, олицетворяющий силу и разум, оказывается во власти мойр (по одной из версий — дочерей Кроноса), определяющих судьбу, будущее и смерть.
    Тема связи времени, будущего, и судьбы вообще характерна для мифа. Мойры в античной мифологии символизируют высший закон природы, божественное и всеобщее предопределение, и это означает, что только законы природы властны над временем. Мойры в греческой мифологии (парки у римлян) не богини времени, но очевидно, насколько глубинно они с ним связаны, ведь именно они определяют все происходящее в мире и момент смерти. А тройственность мойр определяет троичную структуру времени, неразрывную связь прошлого, настоящего и будущего. Мойры — это и богини закономерности и порядка, с ними связаны первые представления о каузальности. Время в их олицетворении упорядочивает происходящее, определяет плетение цепи событий, причинно-следственные связи. Клото прядет, задает временное течение всего существующего; Лахесис определяет судьбу, олицетворяет необходимость временного течения и изменения; Атропос неумолимо перерезает нить, символизирует временной конец всякого существования.
    Итак, множественность свойств времени, их неоднозначность отражается в античной мифологии существованием различных богов времени. И если
    164 2015 • № 6 (51)
    Кронос символизирует силу времени, а мойры — его упорядоченность, закономерность, то Янус со всей определенностью указывает на наличие у него модусов прошлого и будущего. Янус — знаменитый двуликий бог начала и конца, лица которого обращены в прошлое и будущее; бог порядка, небесный привратник, у которого есть ключи ко всем дверям. Известно, что именно Янус научил людей исчислению времени, сам же он ведет счет дням, месяцам и годам — не случайно на его руках начертаны числа «триста» и «шестьдесят пять», именно его именем назван первый месяц года, а этимология его имени, по некоторым версиям, связана с глаголом «проходить» [3].
    Время в мифологическом сознании не только обладает множеством свойств, но и представляется неодномерным. В самом деле, человек мифологической эпохи жил не только в упорядоченном, хронологическом профанном времени, проходящем, необратимом, направленном из прошлого в будущее, навстречу смерти, но и во времени сакральном, возвышающемся над непрерывным потоком времени хронологического [4]. Сакральное время повторяется бесчисленное количество раз и вечно пребывает в настоящем: все события настоящего и будущего имеют свой священный первообраз в мифе, способный наполнить их первозданным смыслом. В силу этого вечного повторения сакральное время оказывается цикличным, не разомкнутым и направленным, а закрытым. И именно сакральное время является фундаментальным для человека, именно оно определяет его подлинное существование. В связи с этим, на наш взгляд, необходимо упоминание о том, что именно к подобным представлениям, к представлениям о подлинном, не связанном с физическим миром, особом времени человеческого существования, пришел в ХХ в. философский экзистенциализм, показавший, что истинное человеческое бытие имманентно временным переживаниям всего происходящего.
    Если говорить о характере течения времени, о направленности его хода, то и тут мифологическое сознание двоится смыслами. Для мифологических систем типичными являются представления о двух типах времени: линейном, необратимом, направленном из прошлого в будущее, и циклическом, регулярно повторяющем все происходящее. В наиболее полном виде концепция циклического времени изложена в книге М. Элиаде «Миф вечного возвращения: архетипы и повторения». Представления о циклическом времени возникают благодаря тому, что архаический человек не пытался активно воздействовать на историю, но старался стать частью реальности через повторение архетипических мифологических моделей. В архаическом сознании протекание времени фиксировалось через регулярное чередование природных явлений: дня и ночи, лета и зимы, рождения и смерти — как следствие того, что различение между природным и человеческим мирами отсутствовало, а личность не являлась чем-то обособленным. Как результат, природные и космические процессы определяли осознание времени как циклического. Поскольку архаичный человек не мог остановить течение мирского времени, он был вынужден «отказаться» от истории, а это можно было сделать только через цикличность. Возвращение к началу, приобщение к Вечности означало достижение покоя, постоянства и гармонии. Таким образом, циклическая модель времени стала характерна для сакральных темпоральных представлений, а профанное время воспринималось как линейное. Цикличность времени,
    2015 •
    165
    как правило, представлена в мифе косвенно, опосредованно: и через регулярное схождение в Аид и возвращение греческой богини плодородия Деметры; и через возрождения Озириса; и через периодичность многих, связанных с природными процессами ритуалов. Однако некоторые исследователи полагают, что в основе самых первых темпоральных представлений циклическая концепция времени подчинена линейной [5]. Считается, что архаическая мифическая модель времени выражается в дихотомии «начальное время — эмпирическое время», где под эмпирическим временем понимают профанное.

  3. kseniya0505 Ответить


    С учётом не преодолённой в науке идеи К. Ясперса о постмифологическом времени, которое якобы наступило после выделения из Мифа олицетворяющего «постмифологическое» рациональное мышление Логоса, уместно вновь поставить вопрос: живём ли мы действительно в постмифологическое время [6, с. 42], как уверял нас К. Ясперс, или мифологическое время никогда не заканчивалось? В чём реально проявляется постмифологическое сознание, если мы на каждом шагу видим проявления мифотворчества в самых разных областях знания? А если так, не является ли идея постмифологического времени [7] плодом фантазии, а по существу научным мифом? Насколько правы те, кто считал и считает, что «на ранней стадии своего развития человек обладал еще очень слабой рефлексией, т. е. слабым самосознанием. Это приводило к тому, что он не мог провести четкой грани между объективным миром и субъективными ощущениями и принимал собственные фантазии за реально существующие объекты» [2]?
    Однако если мифологическое сознание изначально свойственно человеку и вытекает из его психофизических качеств, включая устройство головного мозга [4], то о каком постмифологическом времени можно говорить? Почему такая идея вообще посетила чьи-то головы? Быть может, потому, что мир начал мыслить в перспективе? Но ведь мифология может выстраиваться во времени как замкнутый круг и линейно, что мы наблюдаем в «Библии». Одним больше нравится мыслить свою историю циклично, уподобляя развитие кусающему свой хвост змею Уроборосу. Другим больше импонирует идея «золотого века» прошлого и развитие как уход от него, когда по мере удаления от заявленной как эталон эпохи становится только хуже. Третьи выстраивают свою мифологию вокруг будущего «страшного суда» или «возвращения в рай». И уже этим так или иначе делает её нацеленной на перспективу.
    Ничего в этом удивительного нет. Мифам свойственно отличаться разнообразием. И значит, осознание историчности бытия не означает отказ от его мифологичности. В чём же тогда проявляется отказ от мифологии?
    Напомним, что Гесиод в «Теогонии» одним из первых стал описывать мифы, руководствуясь рациональными принципами, и заложил одну из самых главных основ в анализе мифа, касающуюся его соотнесения с действительностью. Безусловно, для того времени этот шаг был исключительным достижением. Но, к сожалению, выявив недостатки мифа, мыслители прошлого не смогли оценить его достоинств, обрекая себя на новый виток мифотворчества, где объектом его был сам миф [4].
    В результате старая система мифов себя исчерпала и в новых условиях не могла эффективно функционировать, выполняя свою традиционную социальную роль, что привело к её отторжению. Но сам по себе миф никуда не ушёл, а лишь преобразился соответственно с теми новыми потребностями, которые вынуждают человека искать другие смыслы. Поэтому то, что позднее будет названо «постмифологической бифуркацией» [6, с. 46], было на самом деле отказом от мифа ради его дальнейшего, тогда ещё не осознаваемого людьми, развития.
    Отказ от мифа был осознанным. Преобразование и развитие мифа – нет, так как новые мифы людьми уже не распознавались. Тотальность мифа стала рассеянной, сетевой, теневой, скрытой и была отсвечена выбором в рамках этой новой тотальности. Тотальности, разрешавшей даже публичный отказ от самого мифа ради того, чтобы он и дальше жил.
    В подтверждение данного представления можно привести интересное наблюдение А.Л. Барковой, утверждавшей следующее: «человечество едино, и мифологическое мышление его едино. Меняются времена — и меняются внешние формы проявления мифологии, однако глубинные структуры мифологического мышления сохраняются всегда и везде. Эти основные категории мифологического мышления живы и поныне, вот почему, изучая мифологию, мы изучаем не седую древность и не заблуждения далеких предков, а наше собственное мышление» [1]. Просто, став сложнее, миф перестал распознаваться теми, кто не мог миф представить иначе, как в той форме, в какой он существовал ранее [4]. А потому, они назвали новую эпоху «постмифологической».
    Однако на удивление т. н. «постмифологическое время» оказалось временем, когда формировались самые великие мифы человечества, воплощённые в грандиознейших творениях древних – «Илиаде», «Махабхарате», «Библии»… Книгах, где каждый сюжет, образ, фраза «дышат» своей мифологией и играют особыми постоянно меняющимися смыслами, делающими их существование бесконечным. Но разве не дышат мифологией другие великие книги, написанные писателями и поэтами за последние столетия? Книги-миры, зеркала, лабиринты, вселенные… Книги, предлагающие образы великой человеческой мифосферы, за пределы которой человек никогда не выходил.
    Как следствие, исследования мифа последних десятилетий показывают, что разрыв с мифологической традицией, неважно, его отсчитывают от Гесиода, Лао Цзы и Аристотеля или от более поздних мыслителей вплоть до эпохи Просвещения, когда с началом становления наук мир мифа якобы распадается, привёл не к исчезновению мифа как такового, а к смене его кода, в результате чего настоящий миф просто перестал распознаваться. Но мир тогда этого не понял, увлёкшись борьбой с тем, что, казалось, его компрометировало.
    Постепенно противопоставление прошлого с современностью как мира мифического с миром реальным становилось нормой. Под воздействием провозглашённых «разумом» идей миф стал сдавать свои позиции по всем направлениям, всё более отделяясь от реальности. Обернувшись для Эмпедокла аллегорией, для Геродота – историей, а для Плутарха – нравоучением, миф всё более превращался в былины, сказки, «дней минувших анекдоты», одним словом в то, чего человек логически мыслящий в обычной жизни должен был стыдиться.
    В результате произошедшего за столетия изменения мировосприятия показалось, что монолит мифологического сознания был взорван, тотальный диктат мифа закончился. У всех создавалось впечатление, что «миф пал, став предметом рефлексии» [6, с. 30] и – по мере дальнейшего развития мышления – уходит, тает, исчезает, разлагается, освобождая место для разъедавшего его рационального сознания, дабы стать синонимом лжи и обмана навсегда.
    Так название пережило явление, и миф канул в прошлое. Но спустя столетия господства рефлексии исследователи стали всё больше обращать внимание на то, насколько старые, казалось бы отжившие мифы напоминают те явления, с которыми они сталкивались в настоящем. И подобрать им другое название они даже не пытались [3]. Более того, в какой-то момент исследователи обнаружили, что рефлексия начинает работать на миф, придавая ему черты образно оформленного правдоподобия. Так миф стал возвращаться. А значит, отказ от него, названный «пресечением имён» и выглядевший как уход от мифологической традиции был, как минимум, несколько преувеличен.
    Сначала, правда, когда возвращение мифа было только замечено, признание его существования в основном связывали с негативом. И поэтому каждый здравомыслящий честный исследователь считал своим долгом объявить мифу непримиримую войну. Потом сквозь толстый слой негатива постепенно стали просматриваться те черты мифа, которые поставили под сомнение предыдущие выводы, заставив учёных задуматься: а так ли уж миф ложен и противоестествен? Так ли он вреден и порочен? Не кроется ли за ним, как социокультурным явлением нечто, что с одной стороны раскрывает и показывает его жизнеспособность, а с другой – выводит его из характерных черт человеческой психики и особенностей духовной самоорганизации любого социума, показывая, что миф потому жизнеспособен, что человеку нужен? Нужен всем людям, независимо от их воспитания, уровня образования и даже отношения к мифу, как таковому.
    Разумеется, об этом начали писать не сразу. Ведь выводы, к которым приходили наиболее выдающееся исследователи мифа оказались столь обескураживающими по своей дерзости и новизне, что далеко не каждый из них рискнул бы придать результаты своих исследований гласности. Для этого надо было обладать научной смелостью или большим весом в научном мире. Но процесс пошёл, вынуждая исследователей постепенно привыкать к тем идеям, которые позволили заново открыть роль и значение мифа в обществе.
    Однако для той части научной среды, где к мифу обращались по случаю, соотносимые с суеверием стереотипы сохранились и продолжают привычно культивироваться. Что лишь подтверждает мысль, что миф как таковой никуда не ушёл и каждый человек пребывает в своём мифе, как миф пребывает в нём [5]. А убеждение, что каждым конкретным умным и образованным человеком миф успешно преодолён, лишь подтверждает мысль, что миф борьбой с ним только множится и носителями его не распознаётся, позволяя им самоутверждаться за его счёт. И так, по-видимому, будет всегда, пока жив человек, ибо он с мифом неотделим.
    Литература
    1. Баркова А.Л. Мифология. Авторская программа [Электронный ресурс] / А.Л. Баркова. – Режим доступа: http://mith.ru/alb/mith/myth.htm
    2. Скляров А. Миф о «мифологическом сознании» // [Электронный ресурс] / А. Скляров. – Режим доступа: http://lah.ru/text/sklyarov/pril4.htm
    3. Ставицкий А.В. Наука и миф: проблема соотношения // Философия хозяйства. Альманах Центра общественных наук и экономического факультета МГУ. 2014. №2. с. 167-176.
    4. Ставицкий А. В. Онтология современного мифа. Севастополь: Рибэст, 2012. 543 с.
    5. Ставицкий А.В. Ремифологизация общества: гносеологический аспект // Культура народов Причерноморья. №260. 2013. с. 97-100.
    6. Шоркин А.Д. Схемы универсумов в истории культуры. Опыт структурной культурологии. Симферополь. 1996. 216 с.
    7. Ясперс К. Смысл и назначение истории: Пер. с нем. 2-е изд.. М.: Республика, 1994. 527 с.
    Источник

  4. tsugan Ответить

    Анализу темпоральных представлений в структуре мифологического сознания посвящено огромное количество исследований. В многочисленных работах поднимаются проблемы структуры темпоральных представлений в различных мифологиях, предлагаются концепции сакральных представлений о времени, анализируется степень доминирования циклических или линейных представлений о времени.
    Предваряя анализ мифологических представлений о времени, следует отметить, что многочисленные исследования создают широкое поле для дискуссий в силу того, что мифологические описания времени в большинстве мифологических систем, хотя и имеют общие черты, обладают колоссальным разнообразием. Структура темпоральных представлений, как в простых мифологиях, так и в развитых мифологиях Древней Греции и Древнего Рима, Египта, Северной Европы представляет значительную трудность. Ряд вопросов был поставлен в одной из последних монографий, посвященной комплексному анализу темпоральных представлений «История и время в поисках утраченного» И.М. Савельевой и А.В. Полетаева. В частности, сложно структурировать общие мифологические представления о времени, так как у разных народов преобладали те или иные компоненты мифологической темпоральной системы.
    При анализе мифологических представлений о времени мы будем отталкиваться от характеристик категории времени, существующих в современной научной литературе [ФЭС, 1983: 94]:
    — время объективно и независимо от сознания человека, от способности человека воспринимать предшествующие и последующие события;
    — время — форма бытия материи, не существует независимо от материи, иными словами, время является средой, в которой находятся объекты, и каждый объект находится на определенной точке времени;
    — время непрерывно, в нем отсутствуют разрывы;
    — время необратимо и однолинейно, оно течет из прошлого в будущее, реально существует только настоящий момент — сейчас. Невозможно абсолютное повторение пройденных состояний и циклов — прошедшие события больше не существуют, а будущие еще не существуют; под этой характеристикой подразумевается открытость времени;
    — время одномерно; оно имеет одно измерение.
    Следует признать, что мы живем в мире, где фактор времени имеет огромное значение. Но для сознания современного человека, оперирующего, как правило, обыденным, а не объективным научным пониманием времени, время может переживаться, может быть субъективным: оно может расширяться и уплотняться, оно может останавливаться и нестись, оно кажется конечным, и, наконец, время может быть неоднородным [Лосев, 1994: 87]. Подобное восприятие времени становится возможным в четырехмерном мире Эйнштейна, где время становится четвертым параметром материального пространства. В релятивистской картине мира, в зависимости от скорости движения тела, его время может замедляться или ускоряться, а то и вообще обращаться в нуль [Косарев, 2000: 236—237].
    Архаический человек жил в эпоху, когда время еще не превратилось в фактор сознания, но оно, безусловно, играло существенную роль в регуляции жизни человека. Это доказывает существование культа времени, который в разных мифологических системах выражался разными темпоральными образами. Время выступало как самостоятельный элемент мироздания.
    В греческой мифологии время персонифицировал Кронос, в римской Сатурн, который воспринимался как символ беспощадного времени, так же в греческой мифологии со временем ассоциировался Двуликий Янус, знавший и прошлое, и будущее. В иранской мифологии, где культ времени был чрезвычайно развит, время олицетворяло высшее божество — Зерван. В начале Зерван мыслился лишь как бесконечное время (Зерван Акарана), существующее изначально, когда мир прибывал в эмбриональном состоянии. В более поздних частях «Авесты» этот образ дополняется представлением о конечном времени (Зерван Даргахвадата) этого мира, которое соотносится с этим миром, созданным и обреченным на гибель. Носителями культа времени выступали так же низшие божества — мойры у греков, парки у римлян, норны у скандинавов, символизировавшие прошлое, настоящее и будущее, и календарные боги — Осирис, Дионис и др.
    Таким образом, архаический человек испытывал на себе давление времени. Фактор времени имел значение, но только древний человек, в отличие от современного человека, по-другому идентифицировал себя в потоке времени, о чем свидетельствует структура мифологических темпоральных представлений.
    В структуре темпорального сознания человека архаической эпохи можно выделить разные уровни восприятия времени.
    С нашей точки зрения время для архаического человека не было одномерным. Он жил одновременно как бы в двух временных измерениях. Человек мифологической эпохи знал не только хронологическое профанное время, которое необратимо, проходяще и движется из прошлого в будущее на встречу смерти, но также и сакральное время, которое не содержится в непрерывном потоке времени, а незыблемо возвышается над ним [Хюбнер, 1996: 129—130]. Сакральное время является парадигмой, которая повторяется, реактуализируется бесчисленное количество раз и пребывает вечно в настоящем: все события настоящего и будущего имеют свой священный первообраз в мифе, способный их объяснить и наполнить первозданным смыслом. В силу этого вечного повторения сакральное время может быть цикличным, закрытым. Причем, именно сакральное время является основным и определяющим.
    В мифе выделяются два временных пласта: время объяснения явлений и время происхождения явлений, таким образом, в мифе соединяются два уровня: диахронический и синхронический. Миф — это повествование о каком-то первичном сакральном действии, которое произошло в начальное время (Элиаде, 1994: 63). Первопредки, первопредметы и первопричины относятся к некоторому начальному времени первотворения — «мифологическому прошлому», (которое не соответствует историческому прошлому), когда происходило создание космоса из хаоса и упорядочивание мира. Нынешнее устройство Вселенной, ее порядок — следствие деятельности богов и первопредков в давно прошедшее время. Создавая Вселенную, боги сотворили также и Сакральное время. Это время начала возникло «сразу», до него не существовало никакого другого времени, так как никакое время не могло существовать до событий, рассказанных в мифе [Элиаде, 1994: 49—50].
    Мы уже писали, что мифологический акт творения есть называние. Акт создания времени был вербальным, ономатетическим сакральным актом [Курчанов, 1998: 35—36]. Только то, что имеет имя, может утвердиться в бытии. Здесь становится понятной формула А.Ф. Лосева «миф как развернутое магическое имя».
    Культуры древности хранят упрямую верность прошлому; для них характерна высокая оценка прошлого, воспринимаемого как вневременная модель, а не как этап становления. Рассказ о мифическом времени созидания и творения прежде всего можно найти в мифах творения — космогонических, антропогонических, этиологических. В высшей мифологии представления о мифическом исконном времени могут трансформироваться в «золотой век» или, наоборот, эпоху хаоса, подлежащую упорядочиванию силами космоса. Мифологические начальные времена остаются фоном в архаической эпике («Эдда», «Калевала»).
    Для мифа характерна концепция циклического развития времени. Цикличность — понятие, используемое в теоретическом анализе мифологии, характеризующее особенности мифологической модели времени и истории. В наиболее полном виде концепция циклического времени представлена в книге М. Элиаде «Миф вечного возвращения: архетипы и повторения». Человек архаических культур не пытался активно воздействовать на историю, но стремился органично вписаться в реальность через повторение архетипических мифологических моделей. Неразличение природного и человеческого миров, невыделенность человеческой личности приводили к тому, что в архаическом обществе протекание времени воспринималось как регулярное чередование таких явлений, как день и ночь, зима и лето, умирание и весеннее возрождение, рождение и смерть. Природные и космические процессы влияли на жизнь архаического человека. Обнаружение цикличности в движении космических тел, периодичность природных явлений рождали убежденность в их влиянии на цикличность земных событий, что находило отражение в обрядовой практике.1
    Сакральное время не течет непрерывно, без разрывов из прошлого в будущее, а состоит из независимых друг от друга временных образцов. Прошлое, настоящее и будущее рассматриваются не в диахроническом плане, а в рамках единой циклической модели мифологического времени. В силу этого прошлое может постоянно возрождаться в настоящем, являясь при этом и предопределением будущего. Так, в настоящем сливаются прошлое и будущее, существуя одномоментно. Это парадоксальное переплетение прошлого и будущего удачно выражено в английском языке глагольным временем, которое называется «будущее в прошедшем», а во французском — «предшествующее будущее».
    Древний человек мог остановить, прервать течение непрерывного мирского времени, осуществить переход к времени мифологическому посредством подражания архетипическим образцам [Элиаде, 1998: 58—60]. Страх перед историей, прогрессом заставлял человека «отказаться» от истории. Защититься от истории можно было только через цикличность. Возвращение к началу, приобщение к Вечности означает достижение покоя, постоянства и гармонии.
    Таким образом, согласно взглядам М. Элиаде, циклическая модель времени характерна для сакральных темпоральных представлений, а профанное время воспринимается линейно.
    Здесь следует привести замечание Е.М. Мелетинского о том, что в основе самых первых темпоральных представлений циклическая концепция времени подчинена линейной [Мелетинский, 1995: 176]. Е.М. Мелетинский считает, что архаическая мифическая модель времени выражается в дихотомии «начальное время — эмпирическое время» (под эмпирическим временем имеется в виду профанное).
    Но пространственное осмысление времени, чрезвычайно важное для категории мифологического времени, в корне противоречит линеарному представлению о времени, по крайней мере, для индоевропейского мифа [Гуревич, 1984: 110; Стеблин-Каменский, 1984: 113—116]. Прошедшее, настоящее и будущее оказываются в одной плоскости: они рядоположены. Поэтому индоевропейскому глаголу едва ли нужно было иметь временную функцию — глагол не фиксировал действие во времени. Первоначально в индоевропейскую эпоху существовал вид, и глагольная система отмечала не столько последовательность действий относительно друг друга, сколько их законченность, мгновенность, длительность. Позднее временной фактор получил развитие, а значение вида редуцировалось.
    Вслед за М. Элиаде эти ученые пишут о том, что в каком-то смысле для архаического человека существовало только настоящее, но это было объемное понятие, куда вмещалось и прошедшее, и будущее, и между ними не было резких отличий. Если время циклично, и прошлое повторяется, то будущее время есть не что иное, как возобновляющееся настоящее и прошедшее.
    Будущее время существует в сознании: на него можно воздействовать с помощью магии, его можно пророчить, его видят в вещих снах, будущее время — это судьба. Представления о судьбе имеют аналогии и параллели в разных мифологических традициях. В греческой мифологии это мойры. Лахесис («дающая жребий») назначает жребий еще до рождения человека, Клото («прядущая») прядет нить его жизни, Атропос («неотвратимая») неминуемо приближает будущее. В римской мифологии мойрам соответствуют парки. В скандинавской мифологии судьбу людей при рождении определяют норны, а судьбу воинов в битвах — валькирии. Одна из норн, Урд (Urör), представляет собой персонификацию судьбы, будущего, того, что должно свершиться. В дагомейской мифологии богиня гадания и судьбы Фа считается и хранительницей ключей от будущего. Это свидетельствует о том, что концепт будущего входил в структуру темпоральных представлений древнего человека.
    На наличие концепта будущего указывает и структура мифологических темпоральных представлений. В представлениях о времени можно выделить три временных пласта: прошлое-настоящее-будущее. Их можно обнаружить при членении мирового древа по вертикали.
    Свидетельством наличия целостной временной парадигмы «прошлое-настоящее-будущее» в развитых мифологиях является структура мифов, где можно четко выделить три группы мифов, относящихся к прошлому, настоящему и будущему. К мифам о прошлом относятся этиологические, космогонические мифы и эсхатологические мифы, повествующие о прошлых катастрофах. Настоящее время описывается в календарных мифах. А мифы, связанные с будущим, — это мифы о загробной жизни и эсхатологические мифы о будущей гибели мира [Савельева, Полетаев, 1997: 595—596].
    Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод о том, что концепт будущего, хотя не был выражен имплицитно грамматическими формами, был представлен эксплицитно в поведении древних людей (гадание, пророчества, вещие сны, вера в судьбу, поверья, сказания) и имплицитно мифонимами, персонифицирующими судьбу.
    В эддических пересказах мифов о начальных временах формы прошедшего времени часто чередуются с формам настоящего времени в значении настоящего или будущего [Стеблин-Каменский, 1976: 54]. Таким образом, это еще раз подтверждает, что будущее и прошедшее мыслились такими же реальными, как и настоящее.
    В развитых мифологиях наряду с образом начального времени возникает образ конечного времени гибели мира. Гибель мира — это и конец времени, раз время слито с его конкретным содержанием и существует, только поскольку существует это содержание. Но время циклично, и мир возродится снова после его гибели. Наиболее последовательное представление о космических циклах гибели и возрождения мира дает индуистская мифология: вселенная погибает, когда засыпает Брахма и наступает его ночь, а с наступлением дня бог вновь творит вселенную. Описание мировой катастрофы можно найти в эсхатологизированной германо-скандинавской мифологии, отражавшей в поздний период своего развития гибель родовых устоев. Эсхатологическое «Прорицание вельвы» повествует о клятвах, попранных богами; и на земле в последний «век бурь и мечей» братья станут убивать друг друга из корысти, близкие родственники погибнут в распрях и т.д., пока не наступит день гибели богов — рагнарек. В оригинале «Прорицания вельвы» и «Младшей Эдды» в рассказе о конце мира только изредка появляется будущее, тогда как преобладает форма настоящего времени.
    Н.Л. Курчанов выдвигает предположение о том, что представление о времени древних германцев характеризуется как одномоментное контрадикторное развертывание континуума. Картины будущего возрождения мира встают из памяти богов о прошлом творении, тем самым память богов обращает время вспять и проецирует акты прошлого творения в будущее. Н.Л. Курчанов определяет акт повторного творения как вербальный и мнемонический [Кучанов, 2000: 33—35].
    В продолжение этой темы следует отметить, что, конечно, вопрос о структуре темпоральных представлений дискуссионен. В различных мифологических системах доминировала либо линейная, либо циклическая модель времени. Так, анализируя древнегреческий миф, К. Хюбнер описывает сакральное время как цикличное, где незыблемое священное прасобытие постоянно актуализируется в рамках профанного времени, но остается тождественным себе, так как принадлежит вечному миру. «Хотя все смертное идет своим ходом, но в нем действуют неизменные прасобытия» [Хюбнер, 1996: 130]. А, например, вавилонским представлениям о времени чужда идея цикличности, для них время было линейным [Клочков, 1981:96]. В христианской мифологии доминирует линейная модель восприятия времени: «по кругу человека водит бес; устрояемая богом «священная история» идет по прямой линии» [Аверинцев, 1975: 55].
    Следует, правда, обратить внимание на то, что циклизм скорее был характерен для профанного сознания, а не для сакральных представлений. Повседневная жизнь человека регулируется биокосмическими ритмами (смена времен года, фаз луны, дня и ночи, цикличность в движении планет), которые определяют цикличность земных процессов [Савельева, Полетаев, 1997: 286].
    Время воспринималось не абстрактно, а конкретно, оно было наполнено семантикой и находилось в неразрывной связи с потоком событий, с происходящим. В сознании древнего человека не существует понятия времени как абстрактной чистой длительности; время, в первую очередь, — сам поток событий и цепь поколений, оно зависит от того, что его наполняет. Для мифологического сознания важна антропоцентрическая оценка времени: все события воспринимаются сквозь призму человеческой жизни.
    Это можно проследить на лексическом уровне. У германских народов слова tid, timi не обозначали пустую абстракцию — время. Они имели более конкретное значение, времена года, периоды неопределенной, более или менее значительной длительности, и лишь изредка — более краткие отрезки времени — часы. Вместе с тем, слово аг имело два основных значения: «год», «урожай», «изобилие». Год, вообще, время — не пустая длительность, но заполненность некоторым конкретным содержанием, всякий раз специфическим, определенным [Гуревич, 1984: 104—105].
    М.И. Стеблин-Каменский приводит характерные примеры названия единиц времени в эддических мифах, определяемые не их местом среди таких же единиц, а тем, что происходило в эти единицы времени — «век мечей и секир», «век бурь и волков» [Стеблин-Каменский, 1976: 46].
    Если ничего не происходит с мифологическими персонажами — героями, богами и т. д., то и время перестает существовать. Подобную характеристику времени можно обнаружить в эддических мифах, в «сагах об исландцах» [Стеблин-Каменский, 1971: 110—111; Гуревич, 1972: 26].
    Для мифологизированного календаря характерна качественная наполненность времени, образующего неразрывное единство с событиями, и посвящение дней, времен года различным духам и богам. В английском языке этимология названий дней недели со вторника по пятницу восходит к именам богов из германо-скандинавской мифологии: Tuesday — день бога Тиу, верховного бога войны, Wednesday — день бога войны Водан или Одина, Thursday — день бога грома Тора, Friday — день богини плодородия Фрейи.
    Время в мифе также приобретает и аксиологическую окраску: оно может быть добрым или злым, благоприятным или враждебным. Такое качественно-неоднородное время не столько осознается, сколько проживается и переживается [Гуревич, 1984: 111].
    Несмотря на обилие литературы по проблеме мифологического времени-пространства, все же остается много вопросов. Проблема неструктурированности, неупорядоченности сакральных представлений о прошлом, настоящем и будущем поднята в уже упоминавшейся работе И.М. Савельевой и А.B. Полетаева «История и время в поисках утраченного». Они приводят точки зрения М. Барга и А. Гуревича. М. Барг полагает, мифологическое время одномоментно, не связано ни с прошлым, ни с будущим и в этом смысле лежит вне потока истории. Для А. Гуревича мифологическое сознание было антиисторичным, а настоящее время жизни архаического человека вмещало и прошедшее, и будущее [Савельева, Полетаев, 1997: 94—95].
    В развитии этой проблематики можно привести точку зрения М. Элиаде, который также рассматривал мифологическое Священное время как «вечное настоящее», отличное от исторического настоящего [Элиаде, 1994: 49—50].
    К. Хюбнер рассматривает мифологическое время как состоящее из двух измерений: профанного и сакрального. При этом в сакральном времени нельзя выделить «сейчас», как настоящий момент, и оно не представляется текущим из прошлого в будущее. Так как сакральное время встроено в профанное, в котором присутствуют священные прасобытия, то «с профанной точки зрения прошлое может постоянно повторяться и возникать в настоящем. Как нечто вечное, оно является с профанной точки зрения также и будущем. Так, совпадают в настоящем прошедшее и будущее» [Хюбнер, 1996: 142—143].
    С.М. Телегин выделяет во времени мифа два временных пласта: «древний, не имеющий структурной организации, хаотичный и застывший в своей несотворимости, и новый, созданный, структурированный, циклический» [Телегин, 1994: 28—29]. Мифическое время противостоит историческому линейному и, благодаря циклизму, сопрягается с Вечностью.
    Интересная трактовка времени дана в статье «An American Indian Model of Universe» Б. Уорфа. Исходной гипотезой является то, что можно адекватно описать всеобъемлющую картину Вселенной, не прибегая к таким традиционным для нас обобщениям, как время, пространство, скорость, материя.
    В языке Хопи не существует слов, грамматических форм и конструкций, эксплицитно или имплицитно выражающих такие понятия, существующие в нашей языковой культуре, как время, прошлое, настоящее или будущее, при том, что язык Хопи способен описывать и объяснять все наблюдаемые процессы во Вселенной. В культуре Хопи существуют такие абстракции, для которых наш язык не может выработать адекватных терминов. Эти абстракции являются частью анималистических верований мистического, оккультного мышления. Как пишет Б. Уорф, эти абстракции могут быть эксплицитно выражены в психологических или метафизических терминах языка Хопи, могут быть имплицитно представлены в самой структуре и грамматике этого языка или заложены в культуре и поведении Хопи.
    Вместо таких двух атрибутов существования вселенной как время и пространство, в культуре хопи универсум может быть описан в терминах ставшего очевидным, явным и становящегося явным, либо не проявляющегося («manifested and manifesting or unmanifest»), или субъективного и объективного [Whorf, 1998: 267]. Объективное — это все то, что доступно нашим органам чувств, вся Вселенная, без деления на прошлое и настоящее, но не включая будущее. Субъективное включает как то, что мы называем будущим, так и то, что является ментальным и существует в нашем сознании. Субъективная реальность (субъективная только с нашей точки зрения) охватывает не только будущее, но и всю ментальную, интеллектуальную и эмоциональную сферы, сутью чего является целенаправленное стремление к реализации, проявлению. Эта динамическая область охватывает ожидания, желания и цели, мысли, сферу ментальной причинной обусловленности. Б. Уорф называет область субъективного более широким понятием, близким к нашему понятию надежда. Таким образом, мифологическое время относится к области субъективного, ментального, и, соответственно, Хопи осознают это и через грамматические средства показывают, что события, рассказанные в мифе, и события настоящего времени имеют разную степень реальности или действительности.
    Следовательно, вслед за Б. Уорфом мы будем полагать, что мифологическое время нельзя назвать антиисторическим, находящимся вне потока истории, а оно всецело располагается в сознании человека.
    Таким образом, в мифологических представлениях существует два разных образа времени: вечного непреходящего времени и времени земного, проходящего, при этом мифологическое время является ведущим. Идея сакрального времени, в котором прошлое, настоящее и будущее существуют рядом друг с другом, в силу чего оно является статичным, в более поздних мировоззрениях получило название вечность. На это мы остановимся ниже.
    Подводя итог сказанному, еще раз выделим те основные характеристики мифологических темпоральных представлений, актуальных для данного исследования: многомерность, цикличность, одномоментность прошлого, настоящего и будущего, обращенность к прошлому, контрадикторность, антропоморфизм. Эти характеристики составляют концептуальную основу мифологического пространства-времени.
    Дальнейшее развитие концепта времени связано с рационализацией сознания.
    Различие между сакральным и профанным временем мы находим в философских воззрениях Платона и Аристоля. Для различения двух образов времени Платон ввел понятия «зон» (на греческом обозначает «век», «вечность») и «хронос».
    Христианская философия унаследовала проблему дихотомии Сакрального-Профанного времени греческой культуры, но перевела ее в плоскость отношения Бога к сотворенному им миру, выделив оппозицию вечность (или божественное время) и собственно время (или земное время), где вечность является атрибутом Бога. Время принадлежит только Богу, человек же может лишь пережить время [Ле Гофф, 1992: 155].
    Основоположником традиции противопоставления времени и вечности, которая лежит в основе христианской философии, является Св. Августин.
    Св. Августин рассматривал время как критерий движения, изменения и существования всех «сотворенных» вещей. Время появилось в результате Божественного творческого акта и одновременно с ним. Сотворив преходящие вещи, Бог создал и меру их измерения. В этом мире все существует как застывшее постоянное «теперь» (nuns stans). Статичная вечность неотделима от Божественного существа [Соколов, 1979: 59—60].
    При этом для нас принципиальным является тот факт, что Св. Августин подходил к оценке времени с позиции субъективности, которая будет играть важную роль в философских взглядах XX века, и на чем мы более подробно остановимся далее.
    О средневековых представлениях о времени А.Я. Гуревич пишет, что в христианском миросозерцании понятие времени не было растворено в понятии вечности, как в других древних мифологических системах, где сакральное время поглощало и доминировало над профанным. Земное время сосуществует с вечностью, и в определенные, решающие моменты вечность вторгается в историю. Христианин стремится перейти из времени земного бренного существования в обитель вечного блаженства Божьих избранников [Гуревич, 1984: 120].
    Безусловно, христианское время во многом унаследовало черты мифологических представлений. И.М. Савельева и А.В. Полетаев пишут, что христианская религия сохранила все составляющие мифологической темпоральной структуры [Савельева, Полетаев, 1997: 599]. В христианской мифологии можно найти и мифы о прошлом, героические деяния святых, календарные и эсхатологические мотивы. Повторяя мифологические ритуальные действия, позднее христианские, человек переносится в божественный мир вечности.
    Важным отличием от мифологических представлений является то, что сакральное время не подчиняет себе время профанное: они сосуществуют и реализуются в категории исторического времени. Лишь включение земной жизни человека в историю спасения рода человеческого наполняет ее смыслом и ценностью. При этом важно отметить, что, как для мифологических, так и для христианских представлений о времени важна оценочная категория: высшей ценностью обладает понятие вечности.
    Христианство привнесло понятие линейного исторического времени, поместив Бога в историческое время и утвердив историчность Иисуса Христа. Концепция линейного и непрерывно длящегося времени была заимствована из иудаизма, где центральным ядром является не мифология священного космоса, а мифология народа. История разделилась на два периода: «до рождества Христова» и «после рождества Христа» и его страстей.
    В отличие от архаической мифологии с ее приверженностью к прошлому, для христианской мифологии ценностно не только прошлое, как акт свершившейся трагедии, но мессианское будущее, начавшееся с момента появления Иисуса Христа и несущее воздаяние. Тем самым открывалась новая перспектива, где настоящее время обесценивалось в ожидании Страшного суда, но напряженно и интенсивно переживалось с надеждой на искупление и боязнью расплаты за грехи [Гуревич, 1984: 158]. Как пишет Ж. Ле Гофф, существовать для христианина значило сознавать сопричастность вечности, поэтому время спасения — будущее — было главным для человека (Ле Гофф, 1992: 173).
    Хотя каждое событие «Священной истории» уникально, но как отмечает С.С. Аверинцев: «Единожды умер Христос», — восклицал Августин; но каждый год в неизменной череде Пасха сменяла Страстную пятницу» [Аверинцев, 1975: 274]. Таким образом, хотя христианская мифология разместила в линейной последовательности прошлое, настоящее и будущее, в основе его лежит идея цикличности.
    Историческое время было осмыслено с позиции антропоморфизма. Всемирно-исторические эпохи соответствуют шести периодам жизни человека: младенчество, детство, отрочество, юность, зрелось, старость [Гуревич, 1984: 132].
    Переход от Средневековья к Новому времени знаменовался замещением религиозной картины мира естественнонаучными представлениями. Поэтому уже в XVII в. концепция двух времен приобретает новый вид: на смену представлениям о существенном отличии «божественного» и «земного» времени приходит тезис о наличии объективного (абсолютного) времени и его субъективного восприятия (относительного времени).
    Картина мира, сформировавшаяся в Новое время, представляет Вселенную как плоский трехмерный мир. Согласно формулам Ньютона, время здесь обратимо, однородно и равномерно; оно может течь как вперед (в будущее), так и назад (в прошлое), никак не влияя на общие закономерности и общий облик Вселенной, а пространство является однородным, пустым и плоским.
    XX в. принес новое понимание и восприятие времени. На смену плоского трехмерного мира классической механики пришел четырехмерный мир Эйнштейна. Этот мир обладает кривизной и объемом, что позволяет выводить из теории относительности всевозможные концепции и модели пространства и времени — открытого (в бесконечность) и закрытого, однородного (равномерного) и неоднородного (с уплотнениями и разряжениями), линейного (однонаправленного) и нелинейного (разнонаправленного), статического (стационарного) и динамического (развивающегося), субстанциального и релятивного, однослойного и многослойного и т.д. Подобные своеобразные модели пространства-времени, в свою очередь, представлены в древних мифологиях [Косарев, 2000: 209236]. Картина мира Эйнштейна, по утверждению А.Ф. Лосева, делает мыслимым чудо [Лосев, 1990: 408].
    Можно констатировать, что время сознания имеет сходные характеристики со временем мифологическим; и мифологическое и субъективное время могут быть рассмотрены как разновидности «концептуального» времени. Еще раз повторим, что личность благодаря интеллектуальной работе сознания и памяти способно объединить различные временные пласты, сделать время многомерным, разнонаправленным, качественно неоднородным, наполнить его конкретным содержанием.

    Примечания

    1. Обрядовые действия, по М. Элиаде, заново возвращают человека в мифическое первичное время, когда первопредки творили мир, и которое регулирует повседневную жизнь коллектива и индивидуума. Коллективные и индивидуальные ритуалы реактуализируют изначальное время посредством воспроизведения архетипических действий: освоение новой земли воспроизводит акт перехода от хаоса к космосу, каждое сражение — первый поединок предков или богов, а брак — первая брачная церемония. Сакральное время предстает как обратимое, прерывное и восстанавливаемое время, как «некое мифическое вечное настоящее» [Элиаде, 1994: 49].
    Предыдущая страница
    К оглавлению
    Следующая страница

  5. davromen Ответить

    Первобытные культы доцивилизационного периода яв­ляются своеобразной иллюстрацией процесса формирования человеческого самосознания. Человек еще не ощущал себя как личность, представляя себя в качестве составной части племени или рода. В пользу этого свидетельствуют наскаль­ные изображения, изображенные на которых люди лишены индивидуальных особенностей: не прорисовываются черты
    лица, фигуры весьма схематичны. Преобладают лишь тем­ные силуэты. Кроме того, люди по преимуществу изобража­лись группами, сообща совершающими какое-либо действие (охота, обряд и т. д.).
    Мир представлялся единым и целым, а человек был лишь частью этого огромного организма. Человек еще не был спо­собен влиять на происходящие процессы, его жизнь цели­ком зависела от окружающего мира. Он испытывал жест­кую привязанность, взаимосвязь и тесное родство с этим миром. Так появляется тотемизм — система верований, со­гласно которой отдельный род, племя вели свое происхож­дение от общего предка — какого-либо животного или расте­ния. Племя, род носили имя своего тотема, который пред­ставлялся добрым и заботливым покровителем.
    Жесткая зависимость от окружающего мира, неспособ­ность осознать причины и суть происходящих в нем явле­ний способствовали возникновению магии и гадания. Ма­гия была более активной формой выражения, предполагаю­щей возможность как-то повлиять на мир через обращение к отдельным его силам. Одухотворялись не только живот­ные и растения, но и неживой мир, природные явления (дождь, ветер, буря и т. д.). Обращаясь к ним, говоря на их языке, делясь с ними чем-то жизненно важным и достав­шимся ценой больших усилий, человек пытался изменить окружающий его мир в благоприятную для себя сторону.
    Гадание представляло собой следствие догадки человека 6 закономерности и взаимосвязи происходящих в мире яв­лений. Не имея представления о системности мира, человек мог открывать для себя лишь отдельные цепочки этой сис­темы. Отталкиваясь от идеи всеобщей взаимозависимости природных и социальных явлений, человек начинал га­дать по трещинам на костях и черепках, по полету орла. Затем в процесс гадания стали проникать первые зачатки абстрактного и математического мышления. Классическим примером может служить китайская Книга Перемен.
    Человек — представитель первобытной эпохи — во всем видел жизнь, все предметы и явления мира им одухотво­рялись. Так сложился анимизм — вера в существование духов, одухотворение сил природы, животных, растений и неодушевленных предметов, приписывающее им разум, дееспособность и сверхъестественное могущество.
    Со временем способности и возможности человечества растут, меняется хозяйственный уклад: от присваивающе­го человек переходит к производящему хозяйству. Появ­ляются первые государства. Зарождается цивилизация. Ме­няется и картина мира. Она приобретает большую систем­ность и упорядоченность, ощущение времени, формирует­ся мифологическое сознание. В этот период формируется мифология Древнего Востока и государств античности.
    Мифология Древнего Востока хорошо известна по пред­ставлениям обществ Древнего Египта и Шумера. Здесь су­ществовал целый пантеон богов, каждый из которых яв­лялся «ответственным» за определенную сферу, категорию природных явлений или человеческой деятельности. Сре­ди них постепенно выделяется один, обладающий выдаю­щимися способностями и качествами. В определенные мо­менты истории он начинает претендовать на абсолютное главенство среди прочих божеств. Появление пантеона бо­гов, формирование между ними определенных отношений, иерархии, часто трактуемых как отношения господства и подчинения, отразили изменения в структуре общества и представлениях о мире. Отныне отношения внутри общи­ны экстраполируются на природный мир, а не наоборот, как это было раньше. Человек, наконец, выделяет свою активную преобразующую роль, что выражается в антро-поморфизации религиозных представлений. Египетские боги, к примеру, изображались с телом человека и голова­ми различных животных. Последнее можно считать не толь­ко отголоском предыдущих верований, но и просто спосо­бом иллюстрации характера, отдельных черт того или иного божества.
    Усложняются представления о потустороннем существо­вании души, вследствие чего в сознании человека расшири­лось понимание пространства и времени. Упорядочение, иерархизация иногда чрезвычайно раздувшегося (как в Шумере) пантеона богов, постепенная схематизация их изображения, отвлеченные размышления о внеопытных явлениях (загробном мире, мире богов) говорят о разви­тии абстрактного мышления. Таким образом, категории пространства и времени в сознании человека расширяют­ся, приобретают многогранность.
    В восточной мифологии появляется представление о зле и его борьбе с добром, между тем как античная мифоло­гия постулировала принцип гармоничности и завершеннос­ти мира. Важное значение приобретает слово, которое пони­мается и как обозначение явления, и как знание, и как про­цесс познания, и как специфическая форма существования явления. При этом представление о космосе как структури­рованном упорядоченном мире ограничивается пределами обитания общины. За этими пределами мир обращается в ничто, то есть, в хаос. Хрестоматийным примером является представление древних греков о том, что корабль, уйдя в море за пределы видимости, исчезнет совсем.
    Пространство в мифологическом мышлении становится шире и многограннее, время обретает более сложный ритм, возвращаясь к истоку и становясь цикличным. Мир поэто­му мыслится бесконечным. От выделения частей мира в период первобытных культов человечество перешло к син­тезу этих частей и созданию цельной гармоничной и завер­шенной картины мира. В предыдущую эпоху человек осваи­вал пространство, теперь он стал осваивать время.
    На смену мифологии приходят более сложные религиоз­ные учения. Так, в VI — V вв. до нашей эры в Индии зарож­дается буддизм. Согласно этому учению жизнь человека не­изменно представляет страдание. Страдание является след­ствием нескончаемых и все возрастающих желаний челове­ка, которые невозможно удовлетворить. Окончательное и бесконечное блаженство приходит лишь с достижением нир­ваны (просветления). Нирвана понималась как освобожде­ние от бесконечной цепи перерождений и растворение в кос­мосе. Перерождения происходят вследствие постоянного по­тока сцепляющихся в разные формы элементарных частиц материи и сознания — дхарм. Нынешняя жизнь человека обусловлена всем комплексом его предыдущего существова­ния, или кармой. Все в этом мире обречено на бесконечную и бессмысленную цепь перерождений (сансара). Будда про­возгласил «срединный путь» достижения нирваны — отказ как от крайностей аскетизма, так и от самообмана прелестя­ми данного мира, который считался иллюзорным. Простран­ство в буддизме еще более расширилось, охватив мир эле­ментарных невидимых частиц, однако эта реальность
    стала зыбкой. Время сохранило цикличность и бесконеч­ность.
    Конфуцианство трудно назвать религией в полном смысле этого слова. Зародившись как комплекс морально-этиче­ских представлений, оно было впоследствии сакрализова-но и получило статус официальной идеологии. Данное уче­ние имеет вполне реального основоположника — это Кун-цзы, или Конфуций (551 — 479 гг. до н. э.). Конфуций создал концепцию «жэнь», человеколюбия. Она выража­лась через преданность государю — «чжун», верность дол­гу — «и», сыновнюю почтительность — «сяо», великоду­шие — «куань» и ряд других положительных характерис­тик. Идеалом Конфуция был «цзюнь-цзы» — «благород­ный муж». Высшей силой конфуцианство представляло Небо, которое определяет судьбу человека. Конфуцианство проповедовало строгий, освященный традицией иерархи­ческий порядок, согласно которому младший по возрасту и положению должен подчиняться старшему, а старший, в свою очередь, должен заботиться о младших.
    Необычным, весьма интересным явлением в истории че­ловечества является иудаизм. Появление этой религии свя­зывается с кардинальной перестройкой представлений че­ловека о мире и своем месте в нем. Отныне выстраивалась прямая и непосредственно связующая вертикаль между че­ловеком и высшей силой, Богом. Судьбы всего мира стано­вились подвластными только ему, а человек оказывался на втором, после Бога, месте в мире. Мир меняет свою структу­ру. Из ограниченного он становится бесконечным, в со­гласии со всеобъемлющим могуществом Бога. Из относи­тельно аморфного и сферического — четко выстроенным по вертикали. Из подвластного желаниям человека через магию — подвластным лишь Богу и благоприятствующим человеку в соответствии с мерой его веры в бога и бого-угодностыо его поступков.
    Следующим этапом в развитии человеческого мировоззре­ния стало христианство. Оно символизировало кризис ан­тичных представлений о мире, утверждая новое понимание мироустройства. В чем заключаются отличия христианства от предшествующих религий? Во-первых, в христианстве существует лишь один Бог, в противоположность поли-
    теизму античного мира. Во-вторых, он предстает абсолют­ным властелином и творцом мира, в отличие от олимпий­ских богов, олицетворявших отдельные природные силы, и подвластных абсолютной гармонии Космоса. Бог в христи­анстве отделен от мира, являющегося лишь его творением, и наделен сверхъестественными способностями. И, наконец, этот же Бог создал и самого человека как вершину своего творе­ния, создал его по своему подобию, поставив человека выше всего остального мира, наделив его уникальной способнос­тью к творчеству.
    Появление таких представлений означало окончательный отрыв человека от природы, а также обособление индивиду­ума от коллектива. На арену мировой истории выходит Личность.
    Но меняется и сам мир. Время перестает быть циклич­ным. Согласно нормам христианства, все имеет свое начало от момента сотворения Богом и конец, обозреваемый в буду­щем как Страшный Суд. Человек стал поистине песчинкой в этом мире, но при этом самой значительной и «выдаю­щейся» песчинкой.
    Культурное наследие древних цивилизаций.
    Одной из самых древних на земле является Египетская цивилизация. В рамках этой цивилизации, в течение трех тысяч лет ее существования было создано немало выдаю­щихся памятников культуры, многие из которых дошли до нашего времени.
    «у лее к началу эпохи Древнего Царства в Египте возни­кает письменность, получившая название иероглифиче­ской (от греч. hieros — «священный»). При этом в Египте существовало скорописание и курсивное (демотическое) письмо. Все три вида письма использовались в различ­ных целях. Писали на камне и папирусе. В системе пись­менности были как идеограммы, передающие отдельные понятия, так и фонограммы, передающие звуки. Письмо ценилось как искусство, а должность писца считалась одной из самых почетных.
    Египет всегда ассоциируется в первую очередь с пирами­дами, которые являются одним из наиболее грандиозных творений человечества за всю его историю. Воздвигнутые в
    эпоху Древнего Египта, пирамиды служили усыпальница­ми царей, отражая безграничную веру в могущество богов и представляющих их на земле царей (фараонов). Сперва возводились ступенчатые пирамиды (пирамида Джосера, XXVIII в до н. э.), затем появляются пирамиды с ломаны­ми гранями. Однако в большинстве своем это сооружения с ровными гладкими гранями и квадратным основанием. В Гизе, близ Каира, находятся три величайшие пирами­ды, построенные фараонами TV династии. Все три имеют единое направление осей и одинаковую ориентацию. Высо­та самой большой — 147 м, она известна как пирамида Хеопса. Масса каждого блока в ней равна примерно 2,5 тонны. Пирамиды являются единственным из семц чудес света, сохранившимся до наших дней. Гиза была целым архитектурным комплексом, в который входили еще пира­миды-гробницы вельмож и заупокойные храмы, пристраи­вавшиеся к пирамиде с восточной стороны. Кроме пирамид существовали скальные гробницы, характерные для Ново­го Царства. В эпохи Среднего и Нового Царств были созда­ны также величественные храмы в честь богов и фараонов, дворцы правителей. Храмовая архитектура отличается мо­нументальностью и необычайным богатством отделки.
    Скульптура Древнего Египта также являлась тесно свя­занной с заупокойным культом. Статуэтки рассматривались как место пребывания одной из душ умершего, и их распо­лагали в храмах и гробницах. Фараона всегда изображали в расцвете сил с бесстрастным и величавым выражением лица и позы. В жанре скульптуры существовали определенные канонические требования. Стоящие статуи всегда строго фронтальны, фигуры их напряженно выпрямлены, головы поставлены прямо, руки опущены и плотно прижаты к телу, левая нога чуть выдвинута вперед. Статуи делали из дерева, гранита, базальта и других пород, их обычно раскрашива­ли: мужские фигуры в кирпично-красный, а женские — в желтый цвет. На барельефах голова и ноги изображались в профиль, плечи и грудь — в фас. Высшего расцвета скульп­тура Египта достигла в эпоху Нового Царства.
    Характерной чертой шумеро-аккадской культуры яв­ляется создание своеобразной системы письменности — клино­писи, которая не была звуковым письмом, а содержала иде-
    ограммы, обозначавшие целые слова, гласные либо слоги. Всего было около 600 знаков. Особый жанр в литературе составляют плачи — произведения о гибели шумерских городов вследствие набегов соседей. Наиболее распростра­ненными были этиологические (объясняющие) мифы о со­творении мира и человека, о Великом потопе, смерти и воскресении богов плодородия.
    Своеобразным было храмовое зодчество Шумера, отли­чавшееся применением высоких платформ. Храмовые баш­ни — зиккураты — вслед за шумерами стали строить аккад­цы и вавилоняне. Зиккураты состояли из трех ступеней, построенных в соответствии с божественной триадой, и воз­водились из сырого кирпича.
    Одним из самых величественных городов древней Месо­потамии был Вавилон. Защищенный двойной стеной, он имел восемь ворот, самыми известными были ворота богини Иш-тар 12-метровой высоты. Выложенные бирюзовым глазиро­ванным кирпичом и украшенные орнаментом из скульптур львов, драконов и быков, они производили ошеломляющее впечатление. Располагаясь на обоих берегах Евфрата, город соединялся каменным мостом — одним из первых в мире.
    Специфика литературы древнего Вавилона заключалась в первоначальном преподнесении сюжета и последующем его развитии. Вавилонская литература в значительной мере заимствована из шумерских источников, большинство про­изведений написано в стихотворной форме. Одними из глав­ных тем были проблема незаслуженных страданий челове­ка и неизбежности смерти.
    Гораздо динамичнее развивалась греческая культура. Выдающимся памятником крито-микенской (III — П тыс. до н. э.) архитектуры был Кносский дворец царя Миноса. Главной достопримечательностью этого дворца была фресковая жи­вопись. Древние греки создали величайшие эпические про­изведения — «Илиаду» и «Одиссею». Значительным откры­тием греков было создание своей системы письменности. За­имствовав алфавит у финикийцев, они значительно усовер­шенствовали его путем добавления гласных. Древнегречес­кая архитектура характеризуется наличием двух направ­лений, или стилей — дорического и ионического. Доричес­кий стиль — строгий, торжественный и массивный. До-
    рическая колонна не имела базы, вырастая непосредственно из основания храма. Ионический ордер отличали более легкие пропорции, изящество и широкое применение де­коративных элементов. Ионическая колонна всегда имела базу, была легче и тоньше дорической.
    Греческий храм считался жилищем бога, в нем, как правило, находилась статуя того бога, в честь которого он был воздвигнут. Особое место в истории архитектуры за^ нимает ансамбль Афинского Акрополя. Самое большое со­оружение здесь — храм Афины-Девы, Парфенон.
    Скульптура, поражая своим мастерством, была лишена индивидуальных и психологических черт, изображая лю­дей согласно античным представлениям о прекрасном.
    Выдающимся достижением греков было искусство изго­товления керамики и вазовой росписи. В ней выделялись чернофигурный и краснофигурный стили. Огромное значе­ние имеют греческий театр и аттическая трагедия. Некото­рые произведения, созданные древнегреческими драматур­гами, до сих пор занимают важное место в репертуаре со­временных театров. Античная культура явила поражающее воображение богатство форм, образов и способов выраже­ния, заложив основы эстетики, представления о гармонии и выразив, таким образом, свое отношение к миру.
    Вопросы к разделу 2
    1. Какие виды периодизации истории первобытного общества
    используются в науке? Каковы их основные критерии?
    2. Назовите основные этапы антропогенеза.
    3. Чем протогосударство отличается от государства?
    4. Что такое «неолитическая революция»? Каковы ее по­следствия?
    5. Перечислите основные формы первобытной религии.
    6. Чем скотоводческая цивилизация отличается от земле­дельческой?
    7. Каковы последствия внедрения металла в производство?
    8. Что такое престижная экономика?
    9. Зачем главе протогосударства потребовалось сосредото­чивать в своих руках жреческую власть?
    10. Проследите эволюцию человеческого сообщества от пер­вобытного стада до сельской соседской общины.
    11. Какие формы государств Древнего мира вам известны?
    12. С чем связана та огромная роль, которую государство играло в жизни восточного общества?
    13. Чем античные цивилизации отличаются от древневос­точных?
    14. Каковы характерные черты полиса?
    15. Какие формы рабства вам известны и чем они отличают­ся друг от друга?
    16. Расскажите о структуре восточного общества. В чем зак­лючается специфика индийского общества?
    17. Почему восточное общество так стабильно?
    18. Какую роль в экономике античных государств играло море?
    19. Каким представлялось время в мифологическом созна­нии и почему?
    20. В чем проявился кризис античного мировоззрения?
    21. Охарактеризуйте динамику представлений о пространстве
    и времени через три эпохи: время первобытных культов,
    время мифологического сознания, время монотеизма.
    22. Каково значение канона в культуре Египта?
    23. Охарактеризуйте сходства и различия в культуре Егип­та и Двуречья.
    24. Какие достижения можно считать самым значительным вкладом греков в копилку мировой культуры?

  6. slavabar77 Ответить

    Мифическое время – в древнем сознания – время, предшествовавшее реальному времени. В мифическое время происходят глобальные события: тотемные предки, творцы культуры, герои и демиурги создают окружающий мир, людей и всю природу. Начало формКонецЭто время первопредков, первотворения, первопредметов, «время- сновидений».
    Особенности представления о «первовремени». Мифическое время – это время первопредков, перводействий и первотворения, оно отражено в мифах творения – космогонических, антропогонических, этиологических (мифы о происхождении повседневной жизни и т.д.). событие эпохи первотворения повторяется в сакрализованое время праздника. Мифическое прошлое остается прошлым.
    Основные мифические модели времени. Время : линейное, циклическое. Мифическое время обладает свойством линейности. Оно первично разворачивается из нулевой точки, из момента творения мира. До времени первотворения не было и самого времени, «но эта модель постепенно перерастает в другую — циклическую модель времени». Свойство цикличности (повторяемости) времени постепенно глубоко закрепляется в сознании человека и фиксируется в различного рода календарных и сезонных ритуальных праздниках. Циклическая модель времени порождает специальные мифы о смене целой цепи мировых эпох .
    Золотой век. Серебряный век. Бронзовый век. Золотой век – мифологическое представление, существовавшее в античном мире, о счастливом и беззаботном состоянии первобытного человечества. Отчётливее всего это представление выражено в поэме «Труды и дни» Гесиода и в «Метаморфозах» Овидия. Умершие люди Золотого века существуют и теперь в виде добрых «демонов», охраняющих порядок на земле. Но за Золотым веком наступил серебряный, затем медный, – каждый тяжелее и бедственнее предыдущего. Четвертый был(бронзовый) век героев (воевавших под Фивами и Троей). Серебряный век – люди стали отдаляться от богов.
    Отражение первобытного мышления в различных видах магии

  7. Proxy32 Ответить

    стала зыбкой. Время сохранило цикличность и бесконеч­ность.
    Конфуцианство трудно назвать религией в полном смысле этого слова. Зародившись как комплекс морально-этиче­ских представлений, оно было впоследствии сакрализова-но и получило статус официальной идеологии. Данное уче­ние имеет вполне реального основоположника — это Кун-цзы, или Конфуций (551 — 479 гг. до н. э.). Конфуций создал концепцию «жэнь», человеколюбия. Она выража­лась через преданность государю — «чжун», верность дол­гу — «и», сыновнюю почтительность — «сяо», великоду­шие — «куань» и ряд других положительных характерис­тик. Идеалом Конфуция был «цзюнь-цзы» — «благород­ный муж». Высшей силой конфуцианство представляло Небо, которое определяет судьбу человека. Конфуцианство проповедовало строгий, освященный традицией иерархи­ческий порядок, согласно которому младший по возрасту и положению должен подчиняться старшему, а старший, в свою очередь, должен заботиться о младших.
    Необычным, весьма интересным явлением в истории че­ловечества является иудаизм. Появление этой религии свя­зывается с кардинальной перестройкой представлений че­ловека о мире и своем месте в нем. Отныне выстраивалась прямая и непосредственно связующая вертикаль между че­ловеком и высшей силой, Богом. Судьбы всего мира стано­вились подвластными только ему, а человек оказывался на втором, после Бога, месте в мире. Мир меняет свою структу­ру. Из ограниченного он становится бесконечным, в со­гласии со всеобъемлющим могуществом Бога. Из относи­тельно аморфного и сферического — четко выстроенным по вертикали. Из подвластного желаниям человека через магию — подвластным лишь Богу и благоприятствующим человеку в соответствии с мерой его веры в бога и бого-угодностыо его поступков.
    Следующим этапом в развитии человеческого мировоззре­ния стало христианство. Оно символизировало кризис ан­тичных представлений о мире, утверждая новое понимание мироустройства. В чем заключаются отличия христианства от предшествующих религий? Во-первых, в христианстве существует лишь один Бог, в противоположность поли-
    теизму античного мира. Во-вторых, он предстает абсолют­ным властелином и творцом мира, в отличие от олимпий­ских богов, олицетворявших отдельные природные силы, и подвластных абсолютной гармонии Космоса. Бог в христи­анстве отделен от мира, являющегося лишь его творением, и наделен сверхъестественными способностями. И, наконец, этот же Бог создал и самого человека как вершину своего творе­ния, создал его по своему подобию, поставив человека выше всего остального мира, наделив его уникальной способнос­тью к творчеству.
    Появление таких представлений означало окончательный отрыв человека от природы, а также обособление индивиду­ума от коллектива. На арену мировой истории выходит Личность.
    Но меняется и сам мир. Время перестает быть циклич­ным. Согласно нормам христианства, все имеет свое начало от момента сотворения Богом и конец, обозреваемый в буду­щем как Страшный Суд. Человек стал поистине песчинкой в этом мире, но при этом самой значительной и «выдаю­щейся» песчинкой.
    Культурное наследие древних цивилизаций.
    Одной из самых древних на земле является Египетская цивилизация. В рамках этой цивилизации, в течение трех тысяч лет ее существования было создано немало выдаю­щихся памятников культуры, многие из которых дошли до нашего времени.
    «у лее к началу эпохи Древнего Царства в Египте возни­кает письменность, получившая название иероглифиче­ской (от греч. hieros — «священный»). При этом в Египте существовало скорописание и курсивное (демотическое) письмо. Все три вида письма использовались в различ­ных целях. Писали на камне и папирусе. В системе пись­менности были как идеограммы, передающие отдельные понятия, так и фонограммы, передающие звуки. Письмо ценилось как искусство, а должность писца считалась одной из самых почетных.
    Египет всегда ассоциируется в первую очередь с пирами­дами, которые являются одним из наиболее грандиозных творений человечества за всю его историю. Воздвигнутые в
    эпоху Древнего Египта, пирамиды служили усыпальница­ми царей, отражая безграничную веру в могущество богов и представляющих их на земле царей (фараонов). Сперва возводились ступенчатые пирамиды (пирамида Джосера, XXVIII в до н. э.), затем появляются пирамиды с ломаны­ми гранями. Однако в большинстве своем это сооружения с ровными гладкими гранями и квадратным основанием. В Гизе, близ Каира, находятся три величайшие пирами­ды, построенные фараонами TV династии. Все три имеют единое направление осей и одинаковую ориентацию. Высо­та самой большой — 147 м, она известна как пирамида Хеопса. Масса каждого блока в ней равна примерно 2,5 тонны. Пирамиды являются единственным из семц чудес света, сохранившимся до наших дней. Гиза была целым архитектурным комплексом, в который входили еще пира­миды-гробницы вельмож и заупокойные храмы, пристраи­вавшиеся к пирамиде с восточной стороны. Кроме пирамид существовали скальные гробницы, характерные для Ново­го Царства. В эпохи Среднего и Нового Царств были созда­ны также величественные храмы в честь богов и фараонов, дворцы правителей. Храмовая архитектура отличается мо­нументальностью и необычайным богатством отделки.
    Скульптура Древнего Египта также являлась тесно свя­занной с заупокойным культом. Статуэтки рассматривались как место пребывания одной из душ умершего, и их распо­лагали в храмах и гробницах. Фараона всегда изображали в расцвете сил с бесстрастным и величавым выражением лица и позы. В жанре скульптуры существовали определенные канонические требования. Стоящие статуи всегда строго фронтальны, фигуры их напряженно выпрямлены, головы поставлены прямо, руки опущены и плотно прижаты к телу, левая нога чуть выдвинута вперед. Статуи делали из дерева, гранита, базальта и других пород, их обычно раскрашива­ли: мужские фигуры в кирпично-красный, а женские — в желтый цвет. На барельефах голова и ноги изображались в профиль, плечи и грудь — в фас. Высшего расцвета скульп­тура Египта достигла в эпоху Нового Царства.
    Характерной чертой шумеро-аккадской культуры яв­ляется создание своеобразной системы письменности — клино­писи, которая не была звуковым письмом, а содержала иде-
    ограммы, обозначавшие целые слова, гласные либо слоги. Всего было около 600 знаков. Особый жанр в литературе составляют плачи — произведения о гибели шумерских городов вследствие набегов соседей. Наиболее распростра­ненными были этиологические (объясняющие) мифы о со­творении мира и человека, о Великом потопе, смерти и воскресении богов плодородия.
    Своеобразным было храмовое зодчество Шумера, отли­чавшееся применением высоких платформ. Храмовые баш­ни — зиккураты — вслед за шумерами стали строить аккад­цы и вавилоняне. Зиккураты состояли из трех ступеней, построенных в соответствии с божественной триадой, и воз­водились из сырого кирпича.
    Одним из самых величественных городов древней Месо­потамии был Вавилон. Защищенный двойной стеной, он имел восемь ворот, самыми известными были ворота богини Иш-тар 12-метровой высоты. Выложенные бирюзовым глазиро­ванным кирпичом и украшенные орнаментом из скульптур львов, драконов и быков, они производили ошеломляющее впечатление. Располагаясь на обоих берегах Евфрата, город соединялся каменным мостом — одним из первых в мире.
    Специфика литературы древнего Вавилона заключалась в первоначальном преподнесении сюжета и последующем его развитии. Вавилонская литература в значительной мере заимствована из шумерских источников, большинство про­изведений написано в стихотворной форме. Одними из глав­ных тем были проблема незаслуженных страданий челове­ка и неизбежности смерти.
    Гораздо динамичнее развивалась греческая культура. Выдающимся памятником крито-микенской (III — П тыс. до н. э.) архитектуры был Кносский дворец царя Миноса. Главной достопримечательностью этого дворца была фресковая жи­вопись. Древние греки создали величайшие эпические про­изведения — «Илиаду» и «Одиссею». Значительным откры­тием греков было создание своей системы письменности. За­имствовав алфавит у финикийцев, они значительно усовер­шенствовали его путем добавления гласных. Древнегречес­кая архитектура характеризуется наличием двух направ­лений, или стилей — дорического и ионического. Доричес­кий стиль — строгий, торжественный и массивный. До-
    рическая колонна не имела базы, вырастая непосредственно из основания храма. Ионический ордер отличали более легкие пропорции, изящество и широкое применение де­коративных элементов. Ионическая колонна всегда имела базу, была легче и тоньше дорической.
    Греческий храм считался жилищем бога, в нем, как правило, находилась статуя того бога, в честь которого он был воздвигнут. Особое место в истории архитектуры за^ нимает ансамбль Афинского Акрополя. Самое большое со­оружение здесь — храм Афины-Девы, Парфенон.
    Скульптура, поражая своим мастерством, была лишена индивидуальных и психологических черт, изображая лю­дей согласно античным представлениям о прекрасном.
    Выдающимся достижением греков было искусство изго­товления керамики и вазовой росписи. В ней выделялись чернофигурный и краснофигурный стили. Огромное значе­ние имеют греческий театр и аттическая трагедия. Некото­рые произведения, созданные древнегреческими драматур­гами, до сих пор занимают важное место в репертуаре со­временных театров. Античная культура явила поражающее воображение богатство форм, образов и способов выраже­ния, заложив основы эстетики, представления о гармонии и выразив, таким образом, свое отношение к миру.
    Вопросы к разделу 2
    1. Какие виды периодизации истории первобытного общества
    используются в науке? Каковы их основные критерии?
    2. Назовите основные этапы антропогенеза.
    3. Чем протогосударство отличается от государства?
    4. Что такое «неолитическая революция»? Каковы ее по­следствия?
    5. Перечислите основные формы первобытной религии.
    6. Чем скотоводческая цивилизация отличается от земле­дельческой?
    7. Каковы последствия внедрения металла в производство?
    8. Что такое престижная экономика?
    9. Зачем главе протогосударства потребовалось сосредото­чивать в своих руках жреческую власть?
    10. Проследите эволюцию человеческого сообщества от пер­вобытного стада до сельской соседской общины.
    11. Какие формы государств Древнего мира вам известны?
    12. С чем связана та огромная роль, которую государство играло в жизни восточного общества?
    13. Чем античные цивилизации отличаются от древневос­точных?
    14. Каковы характерные черты полиса?
    15. Какие формы рабства вам известны и чем они отличают­ся друг от друга?
    16. Расскажите о структуре восточного общества. В чем зак­лючается специфика индийского общества?
    17. Почему восточное общество так стабильно?
    18. Какую роль в экономике античных государств играло море?
    19. Каким представлялось время в мифологическом созна­нии и почему?
    20. В чем проявился кризис античного мировоззрения?
    21. Охарактеризуйте динамику представлений о пространстве
    и времени через три эпохи: время первобытных культов,
    время мифологического сознания, время монотеизма.
    22. Каково значение канона в культуре Египта?
    23. Охарактеризуйте сходства и различия в культуре Егип­та и Двуречья.
    24. Какие достижения можно считать самым значительным вкладом греков в копилку мировой культуры?
    Раздел 3

  8. greff7722 Ответить

    Образованию религии как относительно самостоятельной духовной сферы предшествовал длительный процесс формирования и развития верований и связанных с ними ритуалов в рамках первобытного, универсального, нерасчлененного, синкретического мифологического комплекса. Мифологию образует совокупность мифов[1], а миф (греч. μύθος – речь, слово, рассказ, повествование, сказание, предание) представляет собой духовное воспроизведение действительности в виде сообщения, повествования, персонажи и события которого признаются объективно существовавшими или существующими. Мифология возникла стихийно в условиях общинно-родового строя как результат коллективного творчества и осваивала мир с помощью воображения, в форме наглядно-чувственных образов. В мифе обобщение, общее принимает форму индивидуально-типического. В нем слитно представлено интеллектуальное, эмоциональное и волевое отношение к миру – осмысление, вчувствование, воление. Мифы изображались в живописи, находили выражение в пении, танце, пантомиме, ритуале.
    В мифологии отсутствует осознание отличия человека от внешней природы, индивидуальное сознание не вычленено из группового, не различаются образ и предмет, субъективное и объективное, принципы деятельности не отделены от деятельности, совершающееся в сознании принимается за объективно происходящее. Нерасчленеиный коллективизм первобытного общества переносится на природу, природные свойства и связи конструируются но аналогии с действующими лицами, ролями и отношениями в родовой общине путем олицетворения и антропоморфизации. И наоборот, родовые связи предстают в натуроморфном виде (зооморфизм, фитоморфизм и т.д.)• Способность мышления фиксировать свойства вещей и закреплять данные свойства за данной вещью развита слабо. Предметы и сам человек представлялись носителями каких угодно качеств. Поэтому мифическим персонажам, с одной стороны, приписывается множество разнородных свойств, а с другой, – разные персонажи наделяются одними и теми же признаками. В мифологическом сознании недостаточно сформировались логические структуры опосредования, обоснования, доказательства. Указанные особенности мышления обнаруживаются в языке. Отсутствуют имена, фиксирующие родовые понятия, но имеется множество слов, обозначающих данный предмет со стороны его разных свойств, на разных стадиях развития, в разных точках пространства, в разных ракурсах восприятия. Одна и та же вещь имеет разные названия, а различным предметам и существам (живым и неживым, животным и растениям, предметам природы и людям и т.д.) приписывается одно имя. Полинимия и синонимия речи способствуют частичной или полной идентификации различных предметов и существ. С этим связаны полисемантизм, а впоследствии метафоричность и символизм мифологических персонажей и языка. Значительное место в мифологическом сознании занимают бинарные оппозиции и их разрешение: “небо – земля”, “свет – тьма”, “правое – левое”, “мужское – женское”, “жизнь – смерть” и пр. Дуальные оппозиции снимаются в ходе медиации – замены исходного противопоставления некоторыми производными образованиями с привлечением случайных факторов и конструируемых произвольно с помощью ассоциации отношений. Выраженное в слове содержание мышления приобретает характер непосредственной действительности. Внушающий фактор речи обусловливает неосознанность и неотвратимость передачи и усвоения мифа.

  9. svetlana111111 Ответить

    При этом представляется очевидным различие между подарком, выражающим личность, и самой телесно присутствующей личностью. Сам по себе подарок – это не личность, но личностно оформленное бытие, т. е. бытие, характеризуемое в соответствии с личностью.
    Но ведь подарок – это не только личностно оформленное бытие, но и бытие мифологическое. Как можно видеть, к нему применимы все выделенные выше характеристики мифа. Подарок предполагает отрешение от повседневного смысла предмета и воплощение в нем нового личностного смысла. В результате этого свойства подаренной вещи изменяются: подаренный предмет перестает быть тождественным такому же предмету, который просто куплен в магазине. Воплощение нового смысла преодолевает обособленность конкретного предмета и включает его в сферу личностного существования человека, подаренный предмет становится моментом личностного бытия человека – здесь обнаруживается смысловое обобщение действительности. Смысл дарения делает осмысленной ситуацию и не предполагает ее проблематизации. В подарке важен не сам по себе смысл, а именно воплощение этого смысла в конкретной вещи. Иначе говоря, смысл постигается неразрывно с вещью, в образе этой вещи, то есть постигается не через понятие, а именно через образ, что соответствует образно-чувственному языку мифологического мышления.
    Здесь мы видим совпадение личностного бытия и мифологического. Можно сказать больше, любое мифологическое бытие обязательно носит личностный характер,
    5
    поскольку всегда понимается в отношении к какой-нибудь личности (человека или мифологического существа). Если бы в мире исчезли все личности, то вместе с этим исчезли бы и все мифологические предметы. Миф объединяет обособленные вещи смысловыми энергиями мифической личности в единый мифический жизненный процесс. Отдельные вещи, будучи включенными в этот процесс, отрешаются от своего частного смысла и воплощают в себе смысл более общий, принимая на себя отдельные качества мифической личности, смысловые энергии которой они в себе воплощают. Вещь, несущая в себе эти новые качества, кажется человеку, чей спектр умосозерцания не позволяет воспринять мифический смысл, сказочной, фантастической фикцией, в то время как для человека, чья широта умосозерцания способна вместить в себя и более общие смыслы, миф предстает как конкретная жизненная реальность.
    Следует особое внимание обратить на различие между личностью и личностным бытием. Если личность мы усматриваем в самом человеке, обладающем свободой воли и способностью к самовыражению, то к личностному бытию мы отнесем принадлежащие ему предметы, продукты его творчества и вообще все то, что несет на себе отпечаток его личности. Выраженная в подарке личность фиксирована в каком-то конкретном своем выражении, в каком-то определенном смысле, который с необходимостью задан самим ритуалом дарения. Иными словами, выражение личности в подарке подчиняется строгой смысловой необходимости и не обладает собственной свободой: человек волен изменить свое отношение, но не подарок, который фиксирует лишь частное смысловое воплощение личности.
    Первую форму смыслового выражения личности, в данном случае – в подарке, в соответствии с терминологией А. Ф. Лосева мы можем назвать энергийным выражением смысла, а вторую форму – в телесном присутствии самого человека – субстанциальным выражением. Энергийное выражение личности согласно смысловой необходимости придает вещам форму личностного бытия, при этом аспект свободы личности не обнаруживается. Субстанциальное выражение личности, напротив, являет саму свободную личность и ее внутреннюю потенцию к бесконечному самовыражению.
    Обусловленность вещи через энергийное выражение в ней личности раскрывает эту личность в соответствии со смысловой необходимостью. Обусловленность вещи через субстанциальное выражение в ней личности раскрывает эту личность в ее свободе. Отличие субстанциального выражения личности от энергийного в том, что оно интерактивно: личность не только действует, но и сама претерпевает ответные действия. Энергийное выражение однонаправлено: личность действует, воплощая те или иные свои характеристики в конкретной вещи, но сама не претерпевает ничего из того, что с этой вещью происходит, так как данная вещь сама по себе не является ни личностью, ни моментом самосознания личности. И человеческое тело, и все прочие вещи могут входить в личностное бытие и выражать личность, но тело выражает личность субстанциально, а прочие вещи – энергийно. Следовательно, все прочие вещи, несмотря на то, что они личностно оформлены, тем не менее, остаются в сфере смысловой необходимости, в то время как тело не подчиняется вообще какой-либо предзаданной необходимости, так как непосредственно выражает свободу личности.
    Миф объединяет все неодушевленные вещи в единое жизненное целое. В качестве источника такого жизненного целого, пронизывающего весь космос, архаичное сознание усматривало языческих богов. Однако все языческие боги воплощались в жизни человека исключительно энергийно, а это значит, что они никак не могли проявить свою личностную свободу, и все их поведение полностью подчинялось собственной смысловой
    6
    необходимости, определенной данной мифологической системой. Так, все греческие боги были подчинены судьбе, а все индийские – универсальному мировому закону – дхарме. О том, чтобы языческий бог мог стать вершителем собственной судьбы, не могло быть и речи. И боги, и люди в равной степени были рабами этой всеобщей необходимости, которая могла быть упразднена только одним способом – не энергийным, а субстанциальным утверждением Личности Бога в нашем мире. Это предполагает такое воплощение Бога в человеке, которое должно разрушить оковы необходимости в языческом сознании. Рождение христианства означало прорыв свободы, освобождение человека от рабства, подчинения языческим богам, силам природы, судьбе, неумолимым кармическим законам и т. д.
    Ритуал как воплощение в действительности нового смысла. Миф предполагает отрешение от повседневного смысла действительности и воплощение в ней нового, объединяющего отдельные вещи в личностно оформленном бытии. Ритуал – это специфические действия, направленные на воплощение нового смысла в вещи или в событии. Сила ритуала заключается в том, что воплощение нового смысла изменяет свойства предмета. Этим объясняется эффективность целительных ритуалов.
    Было бы большой наивностью объяснять «самовнушением» эффективность лечения народными знахарскими средствами, поскольку в большинстве случаев люди обращаются к знахаркам «на всякий случай», без особого доверия. Приведу пример, свидетелем которого я был. Знахарка лечит грыжу у младенца. Она берет камень, произносит над ним заговор, прикладывает к грыже, затем кидает через плечо за печку. Через некоторое время младенец выздоравливает. Очевидно, что здесь ни о каком «самовнушении» не может быть и речи, поскольку младенец не понимает, что его лечат. В данном случае камешек приобрел собственную целительную силу, которая действует объективно, независимо от воли пациента. Но сам по себе камень не может обладать целительными свойствами, он обретает их в тот момент, когда в нем воплощается личность знахарки, точнее, ее частный энергийный момент – целительная способность. Воплощение нового смысла, производимого посредством знахарского ритуала, наделяет камень новыми свойствами, не связанными с его повседневным смыслом. Камень перестает быть отдельной вещью, он входит в личностное бытие знахарки, превращаясь в частный момент ее целительной способности. Эффективность целительных ритуалов может оказаться столь сильной, что процесс исцеления происходит даже в том случае, когда этим ритуалам не доверяют сами их исполнители.
    Ритуал вызвал смещение внимания с первичного гилетического содержания вещи на сопричастность гилетического становления и интенции знахарки. Воплощение нового смысла ведет не только к содержательному изменению вещи, но и к изменению причинно-следственной обусловленности. Причинно-следственная обусловленность определяется ретенциальным сознанием, т. е. тем, как предшествующие ретенции мотивируют акцентирование внимания. Ритуал, смещая акцентирование внимания, изменяет ретенциальное сознание и через это изменяет способ включенности предмета в причинно-следственный ряд, что ведет к перестройке всего мироописания на основе новых причинно-следственных отношений. Каждое мироописание определяет способ восприятия собственного жизненного мира, изменение мироописания воспринимается как смещение в другой мир, в котором невозможное становится возможным.
    Как показывает А. Ф. Лосев, пациент воспринимает мифологически (как исполнителей целительского ритуала) не только знахарок, но и обычных врачей. Это означает, что в процессе излечения мифологические законы могут иметь не менее важное
    7
    значение, нежели естественно-научные. Если врач относится к своим действиям, как к повседневной рутине, то пациент относится к действиям врача, как к ритуалу. Для пациента белый халат врача, предварительный осмотр, измерение температуры и давления имеют значение ритуала, направленного на исцеление [1, с. 80]. Этим объясняется, почему при существующей медицинской практике столь высок процент исцелений. Ведь врач очень часто ставит диагноз вероятностно и нередко ошибается, тем не менее, пациент все равно выздоравливает. Здесь следует помнить, что соблюдение врачебного ритуала в процессе лечения может оказаться не менее важным, нежели само лечение.
    Однако в существующей врачебной практике мифологический элемент может полностью растворить в себе естественно-научный, и тогда врач, при внешней имитации научного подхода, по существу становится знахарем. Нечто подобное происходит с практикой фрейдистского психоанализа, методы лечения которого уже перестали быть научными, однако нисколько при этом не утратили свой эффективности. В данном случае исцеление может быть объяснено в соответствии с мифологической, а не научной логикой.
    Воплощая в вещах новый смысл, ритуал не только изменяет смысловые отношения в реальности, но и перестраивает гилетическое содержание потока жизни. С одной стороны, вещь осмыслена (т. к. бессмысленных вещей не бывает), с другой стороны, она выражена в гилетической данности (в зримом, осязаемом, слышимом и т. д.). Если личность ритуально воплощает в вещи свою энергию, то изменяются не просто свойства вещи, изменяется ее гилетическая наполненность. Смысл обеспечивает схватывание гилетических данных не точечно, а в их внутренней связанности. При отрешении от смысла гилетические данные рассыпаются, и каждый акт восприятия будет носить точечный характер, ничего при этом не фиксируя. Этот распад гилетической данности в буддийской традиции обозначается как шунья, а в античной – как меон. Воплощение смысла соединяет гилетические данные, которые содержательно наполняют акт восприятия. Энергийное воплощение личности в вещи изменяет структуру гилетических данных, которые начинают открываться по-иному.
    Используемые в науке эмпирические методы познания (наблюдение, измерение, эксперимент) фиксируют чувственно воспринимаемую данность на заранее определенной ступени смыслового обобщения (т. е. в соответствии с предметной областью данной науки). Они принципиально не позволяют зафиксировать конкретные чувственно-телесные изменения вещи при воплощении в ней нового смысла. Поэтому бесполезно использовать научные методы для изучения магических действий. Смысл объединяет гилетические данные в целостный феномен, воспринимаемый как вещь. А. Ф. Лосев говорит о том, что мифологический смысл объединяет различные вещи в становление жизни, раскрывающее личность. В данном случае личность является присутствующим в отдельных вещах феноменом, реально наделяя данные вещи собственными мифологическими свойствами. Однако присутствие в вещах мифологической личности не субстанциально, а энергийно; в отличие от присутствия конкретного живого человека оно не интерактивно.
    Несмотря на то, что это присутствие не интерактивно, тем не менее, оно реально. Это видно из того, что воплощаемая в вещи смысловая энергия принципиально отличается от частного смыслового аспекта собственной сущности данной вещи. Если частный смысловой аспект фиксирует четко определенный принцип схватывания гилетического, то смысловая энергия всегда предполагает возможность альтернативного смыслового выражения мифологической личности, в силу чего гилетическое схватывание
    8
    вещи носит подвижный характер, предполагающий возможность принципиально нового восприятия. Мифологически осмысленная вещь всегда может оказаться чем-то большим, сообразно возможностям мифологической личности, которая наделила эту вещь новыми свойствами.
    На основе сказанного: 1) ритуал преодолевает обособление, возводит к новому единству, в котором осуществляется вечный эйдос; 2) ритуал открывает второй план существования вещи – в мифологическом мире вне ее фактической обособленности; 3) воплощение нового смысла в фактической стороне нашей жизни по-новому организует ее. Порядок вещей и событий зависит от ритуала, совершаемого человеком.
    Культ – это особый ритуал, в котором выражается не просто энергия личности, но энергия трансцендентной сверхмировой Личности. Христианский ритуал предполагает воплощение культа в обряде. Если обряд совершается человеком, то культовое действие осуществляется Богом. Христианский обряд понимается как свободное совместное действие энергии человека и энергии Бога.
    Однако ритуал способен не только положительно раскрывать высший смысл, но и имитировать это раскрытие, по существу, воплощая в действительности нечто противоположное. Таковыми являются ритуалы черной магии в сатанизме. Воплощение в действительности нового смысла содержательно обогащает жизнь, однако имитация этого воплощения в черной магии ведет к отрицанию того или иного содержания жизни. Но ведь отрицание существует только благодаря наличию того, что отрицается. Поэтому сатанинские ритуалы, в силу отсутствия в них собственной творческой силы, паразитируют на христианских ритуалах, извращая и выворачивая их. В конечном счете черная магия также ведет к разложению и самоотрицанию жизни, низводя мир до уровня призрачного полубытия.
    Примером этому может служить большевистский режим, который копировал христианские ритуалы, создавая свои собрания и шествия, свой культ святых и даже почитание мощей. Да и сама идеология большевизма носила паразитический характер. Паразитируя на положительных сторонах жизни, большевизм существовал лишь до тех пор, пока оставалось что отрицать. Когда иссякла творческая активность людей и воцарилось всеобщее равнодушие к идеологическим ритуалам, старую систему уже ничто не могло спасти. Иначе говоря, законы мира изменяются в соответствии с ритуалом, поэтому космос всякой культуры обязательно предполагает поддерживающий его ритуал. Мы живем в космосе, который ритуально утверждаем.
    Естественная способность к смысловому обобщению. Общим методом понимания в философии и в мифологическом сознании является смысловое обобщение. В жизни встречаются такие явления, которые невозможно понять с помощью анализа, например любовь. При разложении понятия любви на составные элементы и выявлении их взаимосвязи исчезает сам предмет исследования. Любовь невозможно объяснить научным анализом, она может быть осмыслена либо с позиции мифологического сознания, либо с позиции философии. Философия раскрывает обобщающий смысл любви как таковой, в отрешении от конкретной ситуации. Мифологическое сознание постигает смысл не сам по себе, а воплощенным в конкретной чувственно данной действительности. Иначе говоря, в мифологическом сознании постигается не любовь сама по себе, а ее конкретное проявление в различных ситуациях. При этом обобщение таких ситуаций тоже должно выражаться конкретно (например, в особых словах, поступках, подарках и т. д.).
    Способность к мифологическому обобщению является условием личностного общения. Допустим, разговаривая с человеком, я вижу только его лицо и руки (в
    9

  10. luxuanyu Ответить

    Всякий человек, живущий в Мифе, относится к миру как к единому целому. Такова основная черта, отличающая сознание мифологическое от нашего, обыденного и прагматичного. Вне мира не существует ничего. Следовательно, и человек не существует вне мира. Однако мир человека — не только всё окружающее, это ещё и род, и земля, где он рождён. Человек вне рода — не человек. Он даже не животное, ибо всякое животное тоже существует внутри своего рода. Человек, не способный перечислить своих предков до четвёртого колена, достоин осмеяния. Человек, не гордящийся своими славными предками, не достоин доброго слова. Род человека неотделим от мира. Род человека — это и славные предки тоже, но главное — это родовая удача, это все те, кто стоят за спиной героя и поддержат его в трудное время. Поэтому любой человек Мифа, отвечая на вопрос “Как тебя зовут? ”, скажет: “Люди зовут меня таким-то из рода таких-то, из земли такой- то”.
    Мифологическое осознание мира обладает рядом особенностей, многие из которых ярко проявляются и во многих наших современниках, и в нас тоже есть элементы мифологического мировосприятия. Отмечу основные особенности.
    1. Целостность мифологического сознания заключается в том, что для него в природе не существует «белых пятен» . Любое явление окружающей среды, любые процессы, происходящие с самим человеком, можно объяснить при помощи какой-либо истории-«объяснялки» . Главное условие – чтобы в эту историю верили.
    2.Отсутствие деления на «естественное» и «сверхъестественное» .
    3. Относительность морально-этических понятий.
    4. Символическое мышление.
    5.Вера в магию.
    В общем, человек с доминирующим мифологическим сознанием живет в довольно понятном для него мире. В мире, где все можно объяснить, даже если нет никакой информации. И это оказывает очень успокаивающий эффект. Человек с мифологическим сознанием не скажет: «я не знаю» . Потому что он может объяснить все.
    http://tumbalele.livejournal.com/5822.html

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *