Кто такой никита иванович при екатерине 2?

11 ответов на вопрос “Кто такой никита иванович при екатерине 2?”

  1. MaFro Ответить

    (1718-1783) русский государственный и политический деятель
    Хотя жизнь Никиты Ивановича Панина прошла на службе при дворе Екатерины II, всеми чертами характера и поведения он как бы вышел из времен Петра Великого. Панин происходил из семьи известного петровского генерала, назначенного после победы в Северной войне комендантом Пернова (так тогда назывался эстонский город Пярну). Там и прошло детство Никиты. Фамилия же Паниных восходит к итальянскому искателю приключений Панини, приехавшему в Россию в XV веке и давшему начало их роду.
    Панины не принадлежали к родовитой знати и своим положением в обществе были обязаны исключительно личным талантам. Поэтому Никита, как старший сын в семье, пошел по стопам своего отца и был записан в лейб-гвардии Конный полк. Три года спустя на этот же путь вступил его младший брат Петр. В 1740 году Никита Панин уже имел звание корнета и был принят в лучшем петербургском обществе. Этому способствовали безупречные манеры, блестящее знание иностранных языков и красивая внешность. Недруги даже распространили слух о его любовной связи с императрицей Елизаветой Петровной. Согласно одной из легенд, Никита Панин якобы проспал назначенное ему свидание, за что потом и поплатился.
    В 1747 году он был направлен русским посланником в Копенгаген, а вскоре был переведен в Стокгольм, где и прошли следующие двенадцать лет его жизни. Впервые соприкоснувшись с высокой европейской политикой, Никита Иванович Панин быстро разобрался в обстановке. Возможно, его успехам по службе способствовало дружеское отношение со стороны тогдашнего российского канцлера Алексея Бестужева-Рюмина — ведь их судьбы оказались во многом похожи. На первых порах Бестужев был настоящим наставником своего молодого коллеги, чего, кстати, Панин никогда не забывал.
    Однако покровительство Бестужева имело и оборотную сторону. Как только того постигла опала, Никита Панин был отозван на родину. Он вернулся в Россию в 1760 году и думал, что более не возвратится на государственную службу. Но императрице были нужны способные люди. Ему был пожалован высокий придворный чин обер-гофмейстера, после чего он был назначен воспитателем наследника российского престола Павла Петровича.
    За новое для него дело, Никита Иванович Панин взялся с большой охотой. Вначале ему казалось, что он сможет вырастить из маленького Павла просвещенного монарха, о появлении которого мечтали во многих европейских странах. Однако дальше личной дружбы дело не пошло. Реформаторские идеи, которые с таким жаром проповедовал Панин, оказались абсолютно чуждыми будущему императору.
    После восшествия на престол императора Петра III, Панин понял, что необходимо искать нового покровителя. И тогда он предложил поддержку супруге императора Екатерине, которая с радостью ее приняла. Никита Иванович Панин стал активным участником дворцового заговора, в результате которого Екатерина и стала императрицей.
    В отличие от предыдущих монархов, Екатерина II умела быть благодарной. Имя Панина стояло одним из первых в списке тех, кто был награжден за содействие ее восхождению на трон. Никита Панин становится во главе Коллегии иностранных дел. Однако его внешнеполитическая активность привела к появлению весьма опасного конкурента. Им оказался А. Бестужев, некогда считавшийся его другом.
    Хотя в главном их мнения совпадали (и Панин, и Бестужев считали главным противником России Францию, а естественным союзником Англию), все же они решительно разошлись при формировании русского политического курса.
    Никита Иванович Панин выступил с идеей создания так называемой «северной системы». Он хотел организовать союз северноевропейских государств, который должен был представлять собой непобедимую силу. Естественно, что в то время подобное объединение было невозможно. И тем не менее Екатерина поддержала действия Панина. Почти двадцать лет он был главным советником императрицы и фактическим руководителем русской внешней политики. Любопытно, что, несмотря на постоянные дипломатические заботы, до 1774 года Никита Панин оставался воспитателем цесаревича.
    По характеру он был человеком медлительным и осторожным, вел малоподвижный образ жизни, но эта кажущаяся медлительность и беззащитность оказалась лишь искусной маской. Иностранные послы, которые вели с ним переговоры, утверждали, что он относится к типу чрезвычайно жестких и бескомпромиссных политиков.
    Возможно, эти качества и привели к тому, что после появления на политической сцене Григория Потемкина влияние Никиты Панина стало ослабевать. Изменилось и отношение к нему со стороны Екатерины. Как только Павлу исполнилось восемнадцать лет, Панин перестал быть его воспитателем, а вскоре был принужден выйти в отставку.

  2. Andromanis Ответить

    Панин, граф Никита Петрович
    — вице-канцлер. Вторая супруга графа Петра Ивановича Панина — Мария Poдионовна, урожденная Вейдель, скончалась в 1775 г., оставив двух детей: сына Никиту Петровича, родившегося в Харькове 17-го апреля 1770 г., и дочь Софью. Овдовевший Петр Иванович поручил воспитание сына брату своему, Никите Ивановичу. После кончины дяди и воспитателя (1783), Н. П. возвратился к отцу, жил то в Москве, то в имениях, и, желая посвятить себя военной карьере, занимался изучением тактики, стратегии, фортификации и пр. под руководством некоего г. Розьера.
    Летом 1788 г. началась война со Швецией. Граф Петр Иванович, пре данный великому князю Павлу Петровичу, узнав об отправлении цесаревича в Финляндию и желая ознакомить сына с военной службой, а также приблизить его к великому князю, отправил Н. П. в поход волонтером с чином бригадира. В Финляндии, однако, Н. П. не имел случая участвовать в каких-либо военных действиях, так как еще до приезда туда молодого графа образование конфедерации в Аньяла заставило короля Густава III на время прекратить военные операции. За то Н. П. именно в пребывание свое в Финляндии сблизился с Павлом Петровичем, пользуясь благоприятным расположением и полным доверием великого князя, при котором он после похода занимал некоторое время должность камер-юнкера.
    Вскоре по возвращении Н. П. к отцу в Москву граф Петр Иванович скончался скоропостижно (15-го апреля 1789 г.). Около этого же времени Н. П. вступил в брак с дочерью графа Владимира Григорьевича Орлова, Софьей. Множество писем Н. П. к жене по случаю кратковременных их разлук свидетельствует о безграничной любви обоих супругов друг к другу. Из десяти детей, родившихся у Паниных, пять скончались в младенческом возрасте. Остались в живых сыновья Александр и Виктор (о них см. выше) и дочери Аделаида, Софья и Вера. После женитьбы Н. П. оставался еще некоторое время в Москве или в имении, считаясь в качестве камер-юнкера в отпуску. Не раньше, как в 1791 г. он переселился в С.-Петербург. До этого года его отношения к великокняжеской чете имели характер дружбы и интимности, но в 1791 г. произошла неблагоприятная перемена на этот счет. Поводом послужило отношение Павла Петровича к Нелидовой. Взаимное доверие и уважение исчезли, и дело доходило почти до окончательного разлада. Екатерина с целью устранить столкновения между Павлом Петровичем и Паниным назначила его (в 1791 г.) церемониймейстером. В 1793 г. он сделан был камергером. Годом позже заговорили об отправлении Н. П. в качестве русского дипломата в Неаполь; далее имелось в виду назначить его посланником в Гаагу. Однако поездка Н. П. в Неаполь или в Нидерланды не состоялась, и он, оставаясь пока в С.-Петербурге, был переименован в генерал-майоры.
    Жизнь при дворе не могла нравиться молодому графу; особенной охоты к военной карьере он не имел. Более всего он желал служить отечеству в качестве дипломата. Но это было достигнуто несколько позднее, а в 1795 г. он был назначен в Гродно литовским губернатором и командиром бригады под начальство генерал-фельдмаршала князя H. В. Репнина. Из переписки графа с С. Р. Воронцовым видно, что Н. И. неохотно принял сделанное ему предложение посвятить себя административной деятельности в Литве. Пребывая в Гродне, он постоянно мечтал о возвращении в С.-Петербург, где легче мог бы воспользоваться удобным случаем занять место в делах внешней политики. О характере деятельности графа в Гродне известно лишь очень немногое. Он был недоволен своим положением, и возлагаемые на него труды не соответствовали его вкусу и наклонностям. К тому же, он не любил тратить время на обеды, ужины и балы и уклонялся, по возможности, от участия в пиршествах, устраиваемых то генерал-губернатором, князем Репниным, то королем Станиславом-Августом, проживавшим в это время в Гродне. В 1796 году ему, однако, представился случай действовать в качестве дипломата. Вследствие третьего раздела Польши Пруссия и Россия сделались непосредственными соседями. Приходилось определить самым точным образом границу между обоими государствами. В 1796 г. началась “демаркация”, в которой Панину приходилось играть самую важную роль в виде главного комиссара со стороны России. Тут впервые он и имел случай выказать свои дипломатические способности. Заседания прусских и русских комиссаров происходили в Гродне у Панина. Предпринимались поездки вдоль границ и в направлении к Бресту и к Мемелю. Работы продолжались полгода (февраль-август). Так называемая “Convention interimale” была заключена 4-го мая 1796 г., а настоящий договор состоялся в начале августа. Во время переговоров Панину обыкновенно принадлежала инициатива по обсуждению спорных вопросов, и он, очевидно, был главным редактором протоколов заседаний. Впрочем, и в это время Н. И. был недоволен своим положением и рассчитывал на возвращение в столицу, куда, наконец, он и отправился в августе 1796 г.
    Вскоре после того скончалась Екатерина II. До начала царствования Павла I граф, имея отпуск на несколько месяцев, считался в военной службе под начальством князя Репнина. В то время ходили слухи о предстоявшем назначении его посланником в Неаполь или в Константинополь. 4-го декабря 1796 г. он был переименован в статский чин с определением третьим членом в Коллегию иностранных дел. Весной 1797 г. он отправился в Москву, где находился тогда двор и происходила коронация. Панин, однако, и в то время не пользовался расположением государя. Он работал много и успешно, просматривал переписку с иностранными государями и был редактором важнейших записок. Так, например, письма Павла к королю Фридриху-Вильгельму II и императору Францу были составлены Паниным, и об их редакции он устно и письменно рассуждал с князем Безбородко. Несмотря, однако, на важность таких работ, они не могли служить поводом к сближению между государем и Паниным. Впрочем, в последнем не только нуждались, как в редакторе политических записок, но намеревались даже дать ему важное дипломатическое поручение: в апреле 1797 г. возникла мысль об отправлении его в Германию. Поездка эта, впрочем, тогда не состоялась. Сам же он в это время желал назначения посланником в Стокгольм. Вместо этого произошло (в июле) назначение его чрезвычайным полномочным министром к прусскому двору; но оно не соответствовало желаниям графа. Императрица Мария Феодоровна, расположением которой он пользовался в это время, и князь Безбородко обещали ему до его отъезда в Берлин содействовать перемещению его в ближайшем будущем на другой пост.
    Граф прибыл в Берлин в августе 1797 г. и оставался там два года. Его дипломатическая деятельность за границей относилась к тому времени, когда борьба между французской республикой и остальной Европой была в полном разгаре. Успехи французского оружия, мир в Кампо-Формио, занятие Рима, учреждение республик гельветийской и партенопейской, занятие острова Мальты и пр., не могли не вызвать реакционного движения со стороны европейских держав. В этом направлении трудились русские дипломаты в Лондоне, Копенгагене, Берлине, Вене и пр. Весной 1799 г. началась так называемая вторая коалиционная война; летом того же года подвиги Суворова стали эпохой в борьбе против революции.
    Но Пруссия во всех этих событиях не участвовала. Поэтому в Берлине граф Панин работал в качестве противника Франции с целью привлечь Пруссию к участию в наступательном движении против республики. Эта цель, однако, не была достигнута.
    Графу, впрочем, сначала было поручено в Берлине вести переговоры с французским дипломатом Кальяром и содействовать, таким образом, сближению между Россией и Францией. Это поручение нисколько не соответствовало политическим воззрениям Панина. Он отправился в Берлин, питая надежду, что цель, к которой он должен был стремиться, не будет достигнута; мало того, он намеревался употребить все средства для образования коалиции против революционной Франции.
    Обстоятельства оправдали образ мыслей Панина. Договор с Францией оказался невозможным; нужно было скорее думать о сближении Австрии с Пруссией с целью наступательных действий против Франции. Панин чуть не гордился неудачей переговоров с Кальяром и не переставал придерживаться системы враждебного отношения к революции. Его беседы с Кальяром и с Гаугвицем, редакция записок в сношениях с прусскими министрами, замечательный такт, меткость мыслей при составлении проектов договоров — все это обнаруживает зрелость и опытность, редко встречаемые особливо в 27-летнем человеке, новичке в деле дипломатии.
    В сношениях с Кальяром Н. П. обнаруживал некоторую холодность и сдержанность; это обстоятельство содействовало неудаче переговоров. В беседах с Гаугвицем он обращал внимание последнего на опасность, грозившую берегам Рейна со стороны Франции. Осенью 1797 г. узнали в С.-Петербурге об аресте русского консула на острове Занте французами. Павел вследствие этого приказал Панину прекратить сношения с Кальяром.
    Скоро после этого скончался король Фридрих-Вильгельм II. Вопрос о союзе Пруссии с Россией, Англией и Австрией сделался жгучим в первое время царствования Фридриха-Вильгельма III. В то же время Франция делала все возможное, чтобы настраивать Пруссию против Австрии. Благодаря нерешимости короля Пруссия оставалась нейтральной. При таком положении дел дипломатическая деятельность Панина в Берлине являлась чрезвычайно сложной и трудной. Не даром он еще до отправления в Берлин был сильно предубежден против Пруссии. Его ожидания на этот счет оправдались; в его донесениях к Павлу и в его письмах к разным государственным людям встречаются довольно резкие отзывы о короле, о Гаугвице и пр.
    Главной своей задачей во время пребывания в Берлине, как уже было сказано, Н. П. считал образование коалиции против Франции, борьбу против революции вообще. Россия в это время играла роль посредника для устройства дел Германской Империи и для сближения Австрии и Пруссии между собой. Несмотря на все усилия Панина, а также и князя Репнина, отправленного в Берлин и Вену в 1798 г. на некоторое время, “медияция” России не имела успеха. Короля Фридриха-Вильгельма III окружали люди, которые доказывали, что для Пруссии выгоднее выжидать, оставаться зрителем, нежели участвовать в борьбе против Франции. Панин не успел расшевелить Пруссию, победить индифферентизм и апатию короля и таким образом изменить положение дел в Европе.
    Разочарованным, расстроенным граф в июне 1799 г. покинул Берлин, надеясь отдохнуть в Карлсбаде и Теплице. Туда ему писали Гренвиль и прусские министры с приглашением вернуться в Берлин для возобновления конференций. Узнав тут, что король до заключения договора с Россией и Англией желает еще попытаться путем негоциации заставить Францию добровольно отказаться от Голландии, Панин объявил, что не может продолжать переговоров при столь неблагоприятных условиях. Дипломатический пост в Берлине был упразднен, и Н. П. возвратился в Теплиц. Тут он получил рескрипт, в котором Павел назначил его вице-канцлером на место преемника Куракина, графа Кочубея.
    Едва ли Панин, возвращаясь на родину в 1799 г., мог быть особенно доволен результатами своей дипломатической деятельности в Берлине. Итоги его трудов оказались неотрадными. Однако современники, в том числе и граф Воронцов, хвалили его способности, и сам Павел, при всем своем личном нерасположении к графу, был им доволен.
    Занимая должность вице-канцлера в последнее время царствования Павла, Н. П. в сущности продолжал ту же самую деятельность в области внешней политики России, которой он посвящал свои лучшие силы во время своего пребывания в Берлине. Главной целью его стремлений и в это время, как прежде, было содействовать образованию сильной коалиции против Франции. Он не переставал обращать главное внимание на прусский кабинет, на который он старался действовать чрез барона Крюденера, русского представителя в Берлине.
    Образование коалиции оказалось невозможным; борьба против Франции не только была безуспешной, но на некоторое время даже совершенно прекратилась. Этому содействовали успехи Наполеона в самой Франции и в военных операциях против Австрии, а далее — разлад между Россией с одной стороны и Австрией и Англией с другой. Панин всячески старался препятствовать особенно разладу с Австрией и в ноябре 1799 г., а также в сентябре 1800 г. в подробных записках доказывал важность для всей Европы и существенную выгоду для России поддержания коалиции между обеими державами. Крайне озабоченный разладом между Англией и Россией, граф Н. П. тем менее был в состоянии препятствовать этому разладу, что не находил никакой поддержки в графе Ростопчине, главном члене в Коллегии Иностранных Дел, не разделявшем мнения Панина о значении и пользе союза России с Австрией и Англией.
    К крайнему прискорбию Панина в это же время происходило некоторое сближение между Францией и Россией. Павел даже намеревался было, заодно с Наполеоном, действовать против прежнего друга и союзника, — против Англии. Все это нисколько не соответствовало видам Панина, и это разногласие содействовало его удалению от вице-канцлерского поста осенью 1800 г. Некоторые меры, принятые против Англии, относятся к эпохе вице-канцлерства Панина, который даже участвовал в составлении направленного против Англии вооруженного нейтралитета (в августе 1800 г.).
    Граф Н. П. пробыл в С.-Петербурге от половины сентября 1799 г. до половины декабря 1800 г. Осенью 1799 г. он был определен на вице-канцлерскую должность, но не раньше как в начале 1800 г. был пожалован вице-канцлером и, вместе с тем, был произведен в действительные тайные советники. Отставкой от должности вице-канцлера в половине ноября 1800 г. и назначением в Сенат прекратилась деятельность графа в области внешней политики при Павле.
    Круг деятельности графа в качестве вице-канцлера был довольно ограниченным благодаря тому обстоятельству, что он во все это время не пользовался расположением государя и разве только в виде исключения имел возможность говорить о делах с Павлом; отношения его к Ростопчину также были неблагоприятными и даже натянутыми. Таким образом, он находился в некотором уединении и не мог оказывать сильного влияния на дела или давать им направление; не зная часто о том, что помимо него происходило в области внешней политики, граф не мог иметь инициативы и весьма часто должен был оставаться безмолвным свидетелем политических действий, диаметрально противоположных его воззрениям и убеждениям. Тем не менее он и в это время, как прежде, выказывал изумительную рабочую силу. Пользуясь расположением и безусловным доверием иностранных дипломатов, он с ними находился в тем более оживленных сношениях, что Ростопчин был почти вовсе недоступным и избегал встречи с представителями других держав. Особенно оживленными были сношения графа с английскими государственными людьми.
    Совместная политическая деятельность Ростопчина и Панина оказалась невозможной. Ростопчин был готов довольствоваться ролью царедворца, машинально исполняющего приказания; отказываясь от всякого участия в политической инициативе, он предоставлял всю ответственность одному Павлу. Панин, напротив, и как патриот, и как способный государственный деятель, считал себя обязанным настаивать на том, чтобы минутное увлечение было заменено планом, чтобы вместо произвола господствовали твердо основанные воззрения, чтобы при решении важнейших политических вопросов правительство руководствовалось если не какой-либо системой, то, по крайней мере, какими бы то ни было началами. Однако Панина не спрашивали, на его образ мыслей не обращали внимания; его записки, назначенные для государя, не доходили до Павла; он не мог оставаться вице-канцлером, товарищем Ростопчина·, кризис оказался неизбежным.
    Опала графа при Павле совершилась, так сказать, в два приема: 15-го ноября он был отставлен от вице-канцлерского поста, а во второй половине декабря был сослан в свое имение Дугино (в Смоленской губ.). Пробыв лишь несколько дней в Дугине, граф по получении известия о разрешении ему жить в окрестностях Москвы переселился в Петровское-Разумовское. После опалы, постигшей и Ростопчина, виновника гнусной интриги, направленной против Панина, сему последнему было разрешено (в феврале 1801 г.) пребывание в столицах.
    Граф Панин еще осенью 1800 г. сблизился с наследником. Благодаря этому, он тотчас же после воцарения Александра был вызван в С.-Петербург. Государь предложил ему вновь занять место вице-канцлера: Панин удовольствовался постом члена Коллегии Иностранных Дел. В сущности же, он в продолжение первых месяцев царствования Александра был министром и руководил внешней политикой.
    Самым важным событием в это время было заключение англо-русского договора в начале июня 1801 г. Приходилось заботиться о восстановлении благоприятных отношений между Англией и Россией. Пребывание Нельсона с большим флотом близ Ревеля было сильной демонстрацией. В то же время, однако, в С.-Петербург прибыл английский посол, лорд С. Эленс; с ним Панин вел переговоры о трактате, в силу которого Россия отказалась от некоторых правил вооруженного нейтралитета 1780 и 1800 гг.
    Кроме того, отношения к Франции служили предметом особенного внимания министра. Панин переписывался о состоянии дел с русским дипломатом в Париже Колычевым, вел переговоры с французским дипломатом Дюроком, прибывшим в С.-Петербург летом 1801 г., и давал инструкции графу А. И. Моркову, отправленному во Францию для заключения договора. Этот трактат был заключен накануне прекращения политической деятельности графа. Состоялось что-то вроде французско-русского протектората в Германии. Обе державы пришли к некоторому соглашению по вопросу о так называемых индемнизациях, т. е., о случаях секуляризации и медиатизации. Впрочем, воззрения императора Александра I и Панина насчет пользы сближения России с Францией расходились. Личные и чрезвычайно благоприятные отношения государя к французским дипломатам, в особенности к Дюроку, более или менее отличались от некоторой холодности, с которой обращался с представителями Франции министр. Эта разница между образом мыслей и действий Александра и Панина в отношении к Франции не лишена даже некоторого значения при удалении от дел графа.
    Положение Панина и успех его деятельности зависели от благоприятных отношений его к государю. Не было, как казалось, основания сомневаться в безусловном доверии Александра к Панину. Он имел случай сблизиться с ним еще до воцарения, и эти сношения имели особенное значение. Приглашение Панина в С.-Петербург в минуту перемены на престоле, в которой граф, разумеется, не принимал ни малейшего участия, заключало в себе лучшее доказательство уважения молодого монарха к графу. Сей последний был вполне авторитетным руководителем внешней политики России и в первое время нового царствования действовал заодно с государем. Иностранным дипломатам положение Панина казалось совершенно прочным. Люди, стоявшие ближе к делам, как, напр., князь Адам Чарторыйский, Кочубей и др., рассуждали иначе. Между Александром и Паниным возникли какие-то недоразумения по поводу заключения договора с Англией. Уже в июле 1801 г. граф жаловался на неловкость своего положения, был убежден в том, что против него направлены интриги, и что Александр оказался легко доступным внушениям недоброжелателей графа. В это же время многолетние дружеские отношения к нему С. Р. Воронцова превратились в ненависть, представляющую собой психологическую проблему, и эта ненависть доходила до того, что Воронцов всячески старался вредить Панину в глазах государя. Наконец, и разлад, происшедший между вице-канцлером Куракиным и Паниным, содействовал, как кажется, кризису, а кризис этот, как и вся дальнейшая судьба графа, состоял в некоторой связи с событием перемены на престоле в марте 1801 г., в котором, повторяем, Панин не принимал и не мог принимать участия.
    30-го сентября 1801 г. во время пребывания в Москве по случаю коронации граф просил об увольнении его от должности министра. Инициатива в этом деле принадлежала ему. Внутренним побуждением была немилость государя. Граф в это время не мог знать настоящей причины этой немилости; он не подозревал, что его политическая деятельность прекратилась навсегда.
    Вся остальная жизнь Панина была посвящена попыткам быть полезным отечеству, но они оставались тщетными; все старания привести в ясность свое положение, оправдать себя, доказать неосновательность подозрений, в силу которых он считался как бы опаснейшим государственным преступником, не имели ни малейшего успеха. Труды графа на пользу России, продолжавшиеся лишь несколько лет, благодаря трагическому перелому в его жизни, оставались как бы эпизодом в истории.
    Пользуясь с 30-го сентября 1801 г. трехлетним отпуском, Н. П. надеялся по истечении этого срока вернуться на службу. Возвратившись осенью 1801 г. в С.-Петербург, он летом 1802 г. собирался со своим семейством за границу. Для поездки он избрал путь чрез Финляндию и Швецию. Но в Финляндии ему было объявлено о нежелании короля Густава IV пребывания Панина в его владениях, и он был принужден вернуться в С.-Петербург. Со стороны правительства не было принято мер для защиты графа пред Швецией.
    Побывав в Германии, Австрии, Швейцарии и Италии, граф осенью 1804 г. вернулся в Россию. В это время ему от имени государя было объявлено запрещение пребывать в столице. Считаясь в это время еще на службе, Панин в конце декабря подал просьбу об окончательной отставке. В то же время он требовал производства следствия над его образом действий. Желание узнать о приписываемой ему вине, о причине опалы оставлено без последствий. За то его просьба об увольнении была исполнена немедленно.
    В конце 1806 г. Панин был выбран смоленским дворянством в начальники земской милиции Смоленской губернии, учрежденной ввиду опасности, грозившей пределам России со стороны французов. Приняв на себя это звание, Н. П. в продолжение трех недель с обычной ему энергией посвящал себя трудам, сопряженным с этой должностью. Но как скоро в С.-Петербурге узнали об этом, тотчас же воспоследовало запрещение Панину занимать должность начальника земской милиции.
    Живя в уединении в своем имении Дугине, граф при случае считал себя обязанным высказывать свое мнение и давать советы. Сохранилось некоторое число записок, составленных графом во время Отечественной войны и относящихся к военным действиям, к условиям заключения мира с Наполеоном и пр. Сохранились и бумаги, относящиеся к вопросу об опале. В 1810 г. он обратился к графу Толстому с просьбой ходатайствовать о решении вопроса, насколько его свобода должна была оставаться ограниченной. Ответа, как кажется, не было. Когда граф в 1818 г. намеревался было отправиться в С.-Петербург, ему было запрещено предпринимать это путешествие. Опала продолжалась до кончины императора Александра, и положение графа не изменялось и при императоре Николае I.
    Большую часть времени граф проживал в Дугине, где занимался управлением своих поместий, чтением, охотой, перепиской с родственниками. Иногда он предпринимал путешествия за границу (1816—1817, 1820—1822, 1829—1830, 1832), особенно с целью поправить расстроенное здоровье. Заболев серьезнее в сентябре 1836 г., он скончался в Дугине в ночь на 1-е марта 1837 года.
    “Материалы для жизнеописания графа Никиты Петровича Панина”, СПб., 1888—1892, т. I-VII; “Русс. Стар.” 1873 г., № 9 и 1874 г., №№ 5—7, ст. М. Н. Сердобина.
    Проф. А. Г. Брикнер.
    {Половцов}
    ¦
    Панин, граф Никита Петрович
    (1770—1837) — дипломат, сын гр. Петра Ив. П. и отец Виктора Ник. П.; в 1796 г. был уже генерал-майором, но, не любя военную службу, перешел на дипломатическое поприще; в 1797 г. назначен посланником в Берлин, с поручением действовать в интересах сближения с Францией. Заклятый враг всяких республик, П. считал такую задачу “постыдным делом” и, вопреки своим инструкциям, тайком налаживал коалицию против революционной Франции. В конце 1799 г. П. сделан был вице-канцлером. В ноябре 1800 г. Павел I, называвший П. “римлянином”, уволил его от службы и сослал в Московскую губ. за то, что П. уклонялся подписать ноту, в которой факты изложены были неверно. По вступлении на престол Александра I, Панин немедленно вызван был из ссылки и занял прежний пост вице-канцлера, но через семь месяцев оставил службу. С тех пор был не у дел. Ср. Брикнер, “Материалы для жизнеописания гр. Н. П. Панина” (т. I—VII, СПб., 1889—93).
    {Брокгауз}
    ¦
    Панин, граф Никита Петрович
    д. т. с., посланник в Гаге и Берлине при Екатерине II; вице-канцлер и министр иностр. дел при Павле I и в начале царств. Александра I; † 1837 г.
    {Половцов}

  3. favoritik Ответить

    дарства регламентацию отношений между барином и крестьянином правительственными законами, устанавливавшими размер повинностей в пользу помещика. Нарушителей закона ожидала суровая кара. С таким запасом знаний и убеждений Никита Иванович в 1760 г. прибыл в Россию – его вызвала императрица Елизавета Петровна, поручив ему ответственную задачу воспитателя сына наследника престола – Павла Петровича. Должность обер-гофмейстера среди придворных чинов котировалась достаточно высоко – она беспрепятственно открывала двери двора, позволяла завести с этим двором, то есть с великим князем и великой княгиней, более или менее близкие отношения. Обер-гофмейстер был вхож и в апартаменты императрицы. Все это ставило его в ряд важных сановников.
    Согласно инструкции, которой должен был руководствоваться обер-гоф-мейстер при воспитании сына Екатерины, первейшая обязанность воспитателя состояла в утверждении «в нежном его сердце прямого благочестия, то есть убежденности в вере». Далее следует пространный перечень добродетелей, которые надлежало внушить воспитаннику: добронравие, добродетельное сердце, человеколюбие, кротость, правосудие и др. Панину разрешалось приглашать в общество воспитанника «всякого звания чина и достоинства» людей «доброго состояния», чтобы он мог познать их нужды и научиться отличать добродетельных людей от злонравных.
    В обязанность Панина вменялось предупреждение таких пороков, как лесть, трусость, непристойные шутки и др. Из наук, преподаваемых великому князю, первое место должна занимать история России, изучение нравов и обычаев ее народа, примеров отваги при защите Отечества, а также природных ресурсов страны. Что касается остальных предметов, подлежащих усвоению воспитанником, то их перечень отдавался на усмотрение воспитателя. Нам неизвестно, какими педагогическими навыками располагал Никита Иванович, мы не знаем и педагогических принципов, которыми он руководствовался. Известно лишь, что он получил материал для воспитания не лучшего качества: великий князь от рождения до шести лет находился на попечении невежественных нянек, сказочниц, приживалок, считавших благом для ребенка, если его содержат в закрытом душном помещении, укутанным сверх всякой меры. В результате мальчик рос болезненным и хилым, крайне нервным и вспыльчивым. Няньки приучали ребенка к послушанию, запугивая именами императрицы и обер-гофмейстера, так что первое свидание воспитателя с подопечным сопровождалось ревом из-за страха, внушенного няньками. С появлением Панина няньки были удалены от великого князя, но, судя по запискам С. А. Порошина, изо дня в день отмечавшего все события из жизни воспитанника, Панин рвением и сердечными заботами о воспитании не отличался. Отчасти это объяснялось его ленью, отчасти – тем, что на него одновременно с обязанностями воспитателя было возложено в 1763 г. руководство внешнеполитическим ведомством.
    Содержание бесед за обеденным столом не дает оснований считать, что Панин руководствовался какой-либо системой в выборе тем. Это была скорее
    светская или деловая беседа, чуждая детским интересам и разуму малолетнего воспитанника. Поскольку Никита Иванович занимал первое место среди присутствовавших вельмож, то он, и никто другой, определял тему разговора, и в зависимости от настроения Панина за столом царили либо веселье, либо гробовая тишина – молчал Панин, безмолвствовали остальные. Далеко не из всех бесед ребенок мог извлечь для себя какую-либо пользу. Невнимание к наследнику вызывало у последнего раздражение. Изредка, однако, темы бесед с некоторой натяжкой можно отнести к воспитательным. Однажды Панин спросил у воспитанника: «Как вы думаете, повелевать ли лучше или повиноваться?» «На сие изволил сказать государь: все свое время имеет; в иное время лучше повелевать, в иное лучше повиноваться». От воспитателя надо было ожидать рассуждений, оценки и конкретизации ответа, но Панин оставил ответ без внимания.
    Воспитательное значение имел рассказ Никиты Ивановича о шведском короле, большом почитателе кукольных комедий, «и как он сам (король), стоя за декорациями, говорил вместо Полишинеля». Панин «рассказывал о сем с насмешкою его величеству», из чего вытекало нравоучение: не дело короля участвовать в кукольных комедиях. Если добавить, что великого князя водили в театр, где ему доводилось наблюдать фривольные сцены, присущие отнюдь не целомудренному веку Екатерины, а также смотреть комедии, рассчитанные вовсе не на детей, то трудно оценить положительно роль Панина в воспитании у Павла добродетелей, предусмотренных инструкцией.
    И все же Панин оказал немаловажное влияние на воспитание Павла: во-первых, подбором знавших свое дело воспитателей, среди которых выделялся высокими нравственными качествами и обширными знаниями молодой офицер С. А. Порошин, преподававший наследнику математику, фактический его воспитатель, к сожалению, выполнявший свои обязанности лишь в течение года; во-вторых, по словам А. Г. Тартаковского, Панин вместе с Порошиным «настойчиво внушал наследнику представления о его династических правах». Разумеется, подобные внушения не способствовали установлению доверительных отношений между матерью и сыном -Екатерина смотрела на Павла как на законного наследника и зорко следила за ним, чтобы пресечь всякие попытки воспользоваться своими правами. Особенно усилился разлад между Екатериной и сыном после того, как последний достиг совершеннолетия и с 20 сентября 1772 г., по представлению Панина и его сторонников, мог бы стать если не соправителем, то исполнителем важных правительственных поручений. Екатерина, однако, держала «малый двор» в изоляции и делиться даже малой толикой власти не намеревалась.
    Екатерина знала о симпатиях Панина, но лишить его должности и отвадить от двора в первые годы царствования не решалась, ибо учитывала и степень его влияния в придворных кругах, и его активную роль в перевороте, и, наконец, непрочность своего положения на троне. В последующие годы
    она, напротив, уже была уверена, что ни Панин, ни его воспитанник не представляли угрозы. Екатерина убедилась в крайней необходимости графа на посту главы внешнеполитического ведомства, поскольку тот, являясь ее единомышленником во взглядах на сближение с Пруссией, с усердием выполнял волю императрицы. Но как только Екатерина изменила внешнеполитическую ориентацию, Панин оказался не у дел.
    Обстоятельства сложились так, что осторожному Никите Ивановичу пришлось участвовать в бурных событиях 28 июня 1762 г. Отличительная особенность этого переворота состояла в участии в нем, помимо рядовых гвардейцев и гвардейских офицеров, таких вельмож, как Н. И. Панин и гетман К. Г. Разумовский. Вовлечение Панина в ряды заговорщиков было делом достаточно сложным, ибо Никита Иванович не любил рисковать. И все же его удалось уговорить. Тому немало содействовал сам Петр III, наградивший Панина, человека сугубо штатского, ненавидевшего муштру, чином генерал-аншефа. Чин обязывал тщедушного вельможу участвовать в вахтпарадах, построениях всякого рода, к которым был так пристрастен император. Панин отказался от генеральского чина, заявив, что, если будут настаивать на его принятии, он отправится в Швецию. Когда об этом отказе доложили императору, он произнес две оскорбительные в адрес Панина фразы: «Мне все твердили, что Панин умный человек. Могу ли я теперь этому верить?» Петр III все же наградил воспитателя своего сына гражданским чином, соответствовавшим генерал-аншефу [1].
    Дашкова после многих раздумий и сомнений все же решилась заговорить с Паниным, доводившимся ей дальним родственником, «о вероятности низложения с престола Петра III». «Я решилась открыться графу Панину, – писала Дашкова, – при первом моем свидании с ним. Он стоял за соблюдение законности и за содействие Сената». В переводе с дипломатического языка на обыденный слова Панина означали, что он понимал гибельность для страны правления неуравновешенного Петра III, но противился насильственным мерам. «Соблюдение законности» означало, что трон должен наследовать законный преемник, то есть Павел, его, Панина, воспитанник, а Екатерине, матери Павла, до его совершеннолетия отводилась роль регента. Быть может, на каком-то этапе подготовки переворота и его совершения Екатерина и могла согласиться на роль регента, но в обстановке всеобщего ликования по поводу свержения Петра III и воцарения Екатерины мысль о регентстве сама собой исчезла.
    Казалось бы, что столь существенные различия во взглядах на цель переворота должны были заставить Екатерину проявить настороженное отношение к Панину и повлиять на его карьеру. Но этого не случилось, во-первых, потому, что более или менее доверительные отношения между малым двором, в особенности Екатериной и Паниным, имели давнюю историю; во-вторых, Панин, видя бесполезность протеста, не настаивал на реализации своего плана; в-третьих, императрица не стала мстить и проявлять
    враждебность не только к Никите Ивановичу, но и к явным сторонникам свергнутого супруга.
    27 октября 1763 г. Панин получил от Екатерины следующий рескрипт: «По теперешним не беструдным обстоятельствам мы за благо во время отсутствия нашего канцлера препоручить вам исправление и производство всех по Иностранной коллегии дел; чего ради и повелеваем вам до возвращения канцлера присутствовать в оной коллегии старшим членом поколику дозволяют вам другие ваши должности». По смыслу рескрипта новая должность Панина была временной, отправлять ее он должен был до возвращения Воронцова из двухлетнего отпуска, но просьба последнего о предоставлении отпуска была ничем иным, как благовидным предлогом ухода в отставку, и Панин почти на 20 лет стал руководителем внешнеполитического ведомства. Назначение Панина, как и вступление на престол Екатерины, получило отклик австрийского посла графа Мерси д’Аржанто, доносившего в Вену в 1763 г.: «Что касается до настоящего времени, то, во-первых, более чем вероятно, что характер новой государыни, составленный из бурных страстей, сделает ее царствование, как в хорошем, так и в худом, весьма оживленным и деятельным; во-вторых, так как Панин был главным орудием к возведению на престол новой государыни и через то достиг непременного права руководить ею в делах правления, то он, конечно, сумеет искусно согласовать сохранение собственного кредита со страстями императрицы. Этот министр чрезвычайно своенравен и искусен в предприятиях, выгодных для его конечной цели» [2].
    В течение продолжительной службы Панину довелось исполнять самые разнообразные поручения Екатерины, в том числе и самого деликатного свойства, не имевшие прямого отношения ни к дипломатии, ни к обязанностям воспитателя, при этом, то пользуясь ее безграничным доверием, то находясь в полуопале. К таким деликатным поручениям относится руководство расследованием двух дел: «дела Хитрово», связанного с намерением Екатерины связать свою судьбу с фаворитом Григорием Орловым брачными узами, и следствия по делу Мировича, неудачно пытавшегося совершить очередной переворот-свергнуть Екатерину и вручить корону томившемуся в заточении в Шлиссельбурге Иоанну Антоновичу.

  4. DE_LUX Ответить

    Примерно в это же время в Анну Шереметеву влюбился воспитатель великого князя Павла Петровича С. А. Порошин. Как поговаривали, он даже посватался к ней, дело кончилось скандалом и удалением Порошина от двора. Говорили, что императрица Екатерина II планировала, что одна из богатейших невест России Анна Шереметева станет женой одного из братьев её фаворита Григория Орлова. Однако к девушке воспылал страстью другой участник заговора, принесшего корону Екатерине, — граф Никита Панин, блестящий дипломат, царедворец, воспитатель будущего императора Павла I и убежденный холостяк. Встреча с красавицей Анной заставила его пересмотреть свое отношение к браку. Когда за нее посватался граф Никита Иванович Панин, Императрица сама продиктовала старшему из Орловых отказ за брата от её руки. Юная графиня часто составляла компанию цесаревичу Павлу Алексеевичу и своему брату Николаю. Возможно, тогда вельможный граф-воспитатель впервые заметил ее.Ф. С. Рокотов. Портрет Екатерины IIПортрет графа Григория Григорьевича Орлова, худ. Черный, Андрей ИвановичГраф Никита Иванович Панин, портрет работы А. Рослина, 1777

  5. VideoAnswer Ответить

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *