Почему свинья не может посмотреть на небо?

3 ответов на вопрос “Почему свинья не может посмотреть на небо?”

  1. Android224466 Ответить

    Когда-то я услышала сентенцию о том, что свиньям не дано увидеть небо. В силу особенностей их анатомического строения. И поэтому свиньям недоступно все высокое и чистое, не входящее в чисто утробные потребности.
    Свиньи ущербны, им не нужно ничего, кроме жратвы.
    Со свиньями я была близко знакома лишь в далеком детстве, в лице кабана, которого взращивала на мясо и сало моя незабвенная бабуля, и помнила лишь нечто огромное, серое, постоянно урчащее и дурно пахнущее. Поэтому я очень легко согласилась с восхитительной формулировкой о недоступности для свиней неба, потому что она подразумевала, что уж у меня-то, само собой, небеса находятся в шаговой доступности и я могу там себя выгуливать всегда, как только мне это заблагорассудится.
    И вот мне, в своей уже давно повзрослевшей и местами постаревшей ипостаси, довелось посетить маленькое фермерское хозяйство на попечительстве моей давней и горячо любимой подруги, с которой мы заново встретились спустя немалое количество по всякому прожитых годочков. Мы не могли наговориться друг с другом, нам все было в друг друге интересно, и хозяйствование в маленькой ферме, разумеется, тоже не было обделено моим вниманием.
    Вначале Наталья показала мне корову – тупорыленькую флегматичную рыжуху по кличке Зорька. И разрешила подергать за ее соски на обвисшем вымени, чтобы ощутить живое тепло настоящего парного молока. Потом повела в загон к курям, но про курей я и так все знала, они постоянно перескакивали неубедительную оградку хлипкого загончика и разгуливали по двору и бесчинствовали на помидорных грядках, словом, задерживаться у курей не имело никакого смысла.
    Мы отправились к свиньям, и первым предо мной предстал огромный буро-серый монстр – инфернальное видение моего далекого детства. Я посмотрела на свою невысокую и не особо накачанную в мышцах подружку и испугалась за нее – как она управляется с таким-то чудовищем, способным смять и раздавить ее в одно мгновение? Вопрос о способе забивания этого огромного и страшного зверя висел у меня и на языке и в сознании, но подробности представлялись чересчур жуткими и я поостереглась его задавать.
    Чудище стояло по брюхо в грязи и в навозе, было видно, что ему нелегко выдерживать собственный вес. В таком же навозе и в такой же грязи в соседнем загоне стояли две хавроньи размерами поскромнее, но почти столь же устрашающей наружности. Их-то я решилась рассмотреть поподробнее с целью получить подтверждение особенностям свинского анатомического строения, не позволяющего им видеть небо.
    Точно! Заплывшие жиром надбровные дуги нависли у хрюш над глазами, а глаза-то заплыли так, что их невозможно было увидеть постороннему. Я успокоилась насчет безопасности своей подружки – чудища ее просто не видели, они не могли видеть ничего. Ничего, кроме грязи и навоза под ногами и корма в корыте.
    Но следующий загон заполняло множество маленьких поросят, и вот они-то видели всё!
    Они видели все – и небо, и деревья, и нас с Наташкой, и они взирали на нас все сразу, прижавшись друг к другу светло-коричневыми бочками, они все смотрели в одну сторону, и они все смотрели на нас, и это было гораздо страшнее всех огромных чудищ, виденных ранее. Потому что двадцать пар огромных темных глаз смотрели на нас с нею и ничего не было в этих глазах, кроме тоски, страха и немой мольбы. И мольба эта была явно не о корме в длинном корыте, стоявшем у стены в той же грязи и в том же навозе.
    Я не знала что сказать и вымолвила первое, что пришло на ум:
    – А… а как ты их назвала? Какие у них клички?
    – Нет у них никаких кличек, – ответила подруга: – Их почти всех скоро забьют, столько мне не выкормить.
    У них, таких маленьких, таких симпатичных, таких живых и всё, всё понимающих, даже, возможно, понимающих то, что их ожидает, не было ничего в этой жизни, кроме навоза, грязи и корма в корыте – даже кличек у них не было! Скоро не будет и неба, которое сейчас они вполне себе благополучно могли видеть и которым могли любоваться, не взирая ни на какие свои анатомические строения…
    Эти строки я пишу спустя два года после посещения свинарника, который с тех пор стал чудиться мне везде – в телевизоре, в интернете, в глянцевых журналах, в гламурном лоске наших “звезд”, в переполненных жратвой супермаркетах, в кривляньи нашей попсы, в бутиках, набитых дорогим и не очень тряпьем, бОльшую часть которого никто даже и не примерит, и не станет носить, но ведь кто-то значительную часть жизни проводит возле этого тряпья, пытаясь его продать…
    Нас методично и целенаправленно превращают в безликую массу свиней, атрофированных от избытка жира, от нависших по всему телу пластов сала, закрывающего даже глаза. Только рот, только пасть остаются функциональными и они неустанно работают, двигаются, перемалывая тонны еды, вещей, удовольствий, совершенно нам не нужных и даже вредных – ведь от их чрезмерного потребления калечатся и тела и души. И мы утрачиваем способность видеть небо. И мы становимся скотом, предназначенным на убой в капиталистическом свинарнике.
    И те, кто взращивает в обществе это скотство, скажут про нас: – Они такие с рождения. Они не способны на высокие чувства, им нравится быть скотами, им не дано увидеть небо

  2. drujban Ответить

    Лесной поросёнок по имени Пин никогда не видел неба. Не потому, что лес, в котором он жил, был слишком густой, и не из-за плохого зрения. Деревья в лесу росли не так уж близко одно к другому, их ветки не сплетались в сплошную крышу над головой. А вкусный жёлудь в траве Пин мог приметить с большого расстояния. Неба же не видел из-за того, что, как все его родственники лесные кабаны и домашние свиньи не умел поднимать голову вверх. Так уж устроена поросячья шея: этого простого движения она совершить не может.
    И если бы всё на том и заканчивалось, никакой истории не получилось бы. Но Пин от природы был очень внимательным, и всегда прислушивался и присматривался к тому, что происходит вокруг. Например, если его дедушка Ворк забывал, где припрятал съедобные коренья, которые нарыл про запас, Пин подсказывал ему. А, проводя время с другими поросятами, часто удивлял их, вспоминая, что они делали вчера, позавчера или ещё раньше.
    – В прошлый раз ты не догнала Пака, – говорил Пин за игрой в догонялки своей подружке свинке Вере.
    – Когда это? – удивлялась та. – Я бегаю быстрее Пака и всегда его догоняю.
    – Да, обычно догоняешь. Но неделю назад, когда мы играли на Круглой поляне, не догнала.
    – Правда?.. – озадаченно отзывалась Вера. – Неделю назад – это давно. И как ты только помнишь?
    Пин сам не понимал, как. Не знал, что помогает ему внимательность. Но она работала сама собой. И не только когда дело касалось игр или еды.
    Пин любил погулять по лесу, и уходил довольно далеко от кабаньего селения, которое располагалось между Круглой поляной и Мшистым болотом. Его мама таких походов не одобряла, и дедушка Ворк тоже.
    – Смотри, – хмурился он, – встретишь волка, или того хуже – человека. Люди – наши враги. Они охотятся на нас, а наших родичей, домашних свиней, выращивают, чтобы съесть.
    Такие слова, конечно, пугали Пина. Но дома он никак не мог усидеть. В лесу столько интересного – высокие муравейники, громадные камни, красивые бабочки, звенящие ручьи. Можно поболтать с белками, которые знают лесные новости, поиграть в прятки с ежами и посоревноваться с зайчатами, кто дальше прыгнет.
    Каждый раз, отправляясь на прогулку, Пин напоминал себе, что нужно быть очень внимательным, чтобы, если появится опасность, вовремя её заметить. Как выглядят волки, ему было известно – мама издалека показывала ему одного. А вот охотника Пин не видел никогда. Но от дедушки знал, что люди ходят на двух ногах, и ни перьев, ни шерсти у них нет. От такого существа надо прятаться или спасаться бегством.
    Но однажды внимательность сослужила Пину странную службу. Из-за неё у него появилась несбыточная мечта.
    Присев отдохнуть под раскидистым клёном, Пин услышал, как в ветвях переговариваются сорока и зяблик:
    – Какое ясное сегодня небо, подруга! – щебетал один.
    – Согласна, – стрекотала другая. – Приятно взлетать в такую чистую синеву!
    Пину захотелось посмотреть на ясное небо. И вот тут-то он впервые обнаружил, что не может этого сделать. Больше того: он понял, что не видел неба никогда в жизни. Только слышал о нём в чьих-то беседах, как сейчас, но особо не интересовался. Чаще всего о небе говорили именно птицы, порой белки и хорьки. А его родичи кабаны? Упоминали они когда-нибудь о небе или нет?
    Пин стремглав помчался домой, к кабаньему городу. Издали окликнул маму и, пока она, по своему обыкновению, не начала отчитывать его за долгое отсутствие, рассказал про птичий разговор и пожаловался, что не может увидеть небо.
    – Ничего удивительного, – успокоила мама и объяснила, что к этому не способен никто из кабаньего рода. Ни у кого не получается поднять взгляд выше горизонта.
    Но Пин успокаиваться не желал. Наоборот, его такая новость поразила. Что за несправедливость? Все могут видеть небо, а кабаны – нет?
    – Нам достаточно знать, что с неба иногда идёт дождь, снег, а иногда светит солнце, – сказала мама. – Но если уж тебе нужно что-то ещё, посмотри на отражение неба в воде.
    Они подошли к берегу Мшистого болота и отыскали прогалинку, не затянутую зелёной ряской. Но то, что Пин увидел, ему вовсе не понравилось. Не может чистое, ясное небо, о котором говорили птицы, быть такого некрасивого бурого цвета.
    С того дня Пин только о небе и думал. Неужели никак нельзя увидеть его? Расспросил дедушку Ворка и других мудрых пожилых кабанов, но те в один голос отвечали, что Пин мечтает о невозможном и, главное, бесполезном. Зачем кабану смотреть в небо?
    Пин не спорил, но и не соглашался. “Небо над нашими головами, – размышлял он, – оно – часть мира. Очень большая часть, наверное, как наш лес, или даже больше… Разве не интересно, не важно своими глазами увидеть, как льёт с неба дождь, падает снег и светит солнце?”
    И Пин стал придумывать способы осуществить свою мечту. Сперва улёгся на бок – проверить, не удастся ли посмотреть на небо хотя бы одним глазом. Но не получалось скосить взгляд, как надо, да и собственное ухо заслоняло обзор. Значит, следует подняться на задние ноги. Тогда можно устремить пятачок в самое небо!
    Задача оказалась трудная. Равновесия никак не удержать. Нужна опора для передних ножек.
    Приблизившись к большому валуну на берегу болота, Пин опёрся на него. Но копытца заскользили по камню, голова закружилась, и Пин шлёпнулся в прибрежную тину.
    Но даже после этого сдаваться он не хотел. Камень слишком гладкий. А вот древесный ствол с шероховатой корой подойдёт.
    Только и с деревом повторилось то же самое. Пин не смог удержаться на задних ногах и потерял равновесие. На секунду, пока падал, что-то яркое и синее мелькнуло высоко над головой – но тут же исчезло.
    Упрямо, раз за разом, Пин повторял свои попытки. Из-за этого пропустил обед и отказался идти играть с Верой и Паком. Те удивлённо переглянулись. А когда Пин объяснил, чем занят, не поняли, для чего ему понадобилось смотреть на небо.
    – Но это же часть нашего мира!.. – скребя копытцами по древесной коре, пыхтел Пин.
    – Ну и что? – удивлялись Вера и Пак.
    В конце концов Пин ужасно устал от своих неудач. Понурив голову, он побрёл прочь от кабаньего селения, и шёл очень долго.
    “Почему я неуклюжий? – сокрушался он. – Почему не ловкий и проворный, как белки? Они могут смотреть в небо, сколько захотят…”
    Если бы не эти раздумья, Пин наверняка догадался бы найти опору поудобнее – например, невысокий пенёк. Но невесёлые мысли совсем его отвлекли. Он забыл даже о своей обычной внимательности. А когда рядом послышался шорох, бежать или прятаться было поздно. Пин застыл в ужасе. Перед ним, в трёх шагах, стояло существо на двух ногах, без перьев и без шерсти – человек.
    Но почему-то вместо того чтобы сделать что-нибудь страшное, этот человек, изумлённо улыбнувшись, воскликнул:
    – Ой, поросёнок!
    – Я не Ой, а Пин, – поправил его Пин. Если уж ситуация безвыходная – трусить нечего. – А где твоё ружьё?
    – У меня нет ружья, – человек, кажется, даже растерялся.
    – Разве ты не охотник?
    – Нет, что ты, – махнул он рукой. – Я мальчик, Олег. Приехал в гости к бабушке, вон в ту деревню, видишь?
    Невдалеке действительно виднелись дома. Пин понял, что добрался до самой опушки леса.
    – А-а… значит, ты такой человек, которого не надо бояться?
    – Конечно, меня не надо бояться. Со мной надо дружить. Давай будем друзьями?
    – Ну давай, – всё еще некоторой с опаской согласился Пин. Уж больно это странно – дружить с человеком. – Только не говори про меня никому в деревне, ладно? Наверняка среди тамошних жителей есть охотники.
    – Не буду, – пообещал Олег. И предложил: – Может, поиграем во что-нибудь?
    Но Пин отказался:
    – Не хочется. Мне грустно.
    – Почему? – удивился Олег. – Сегодня такая хорошая погода, солнце светит!
    – В том-то и дело.
    И Пин рассказал, что у него не получается увидеть ни солнце, ни небо. Выслушав, Олег сперва опечалился, сочувствуя другу. Но потом радостно захлопал в ладоши:
    – Это ведь раньше у тебя не получалось, пока ты меня не знал! Я тебе помогу!
    Он взял Пина на руки, и посадил так, чтобы тот мог смотреть точно вверх. Никогда ещё Пин не поднимался настолько высоко над землёй. Но едва он собрался испугаться, как тут же об этом и забыл.
    Небо было ясное и солнечное.

  3. VideoAnswer Ответить

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *