Психологи считают что словами мы передаем лишь часть информации сколько составляет эта часть в процентах?

10 ответов на вопрос “Психологи считают что словами мы передаем лишь часть информации сколько составляет эта часть в процентах?”

  1. Evgen_Kis Ответить

    Об информации…
    Мерять, конечно, никто не мерял, 90% ли только 80%, но то
    что очень не малая часть – убедиться может каждый на простом опыте.
    Вот вы сидите и разговариваете с собеседником, сидящим напротив вас.
    И вдруг что-то (или кто-то) вас зрительно загораживает от него.
    Несмотря на то, что вы продолжаете слышать каждое его слово, вы наверняка почувствуете, что вам что-то очень сильно начинает мешать.
    И вы начнете делать все, чтобы эту преграду убрать.
    Вот это и есть – перекрывается канал “невербальной” информации – в первую очередь вы не видите выражения лица собеседника (что самое важное! Кстати совет – хотите улучшить качество своего общения – займитесь улучшением своей мимики) да и положение тела тоже о многом говорит…
    Недаром во всех психологических группах людей рассаживают так,
    чтобы все видели друг друга полностью – с ног до головы.
    При разговоре по телефону невербальная информация передается тоном голоса, паузами, междометиями и т.д.
    По интернету невербальная информация предается смайликами, “олбанским” жаргоном, намеренным коверканием слов и прочим…
    А вообще классический пример передачи невербальной информации текстом – поэзия.

  2. Anvarbey Ответить

    Так думали не только древние греки. Древние евреи придерживались того же мнения. Долгое время раввины противились записи Устного Закона, метода толкования святых писаний, позже ставшего первой частью Талмуда: Мишной. После создания Мишны история повторилась: новые поколения раввинов не желали предавать бумаге толкования Мишны, из которых позже была создана вторая часть Талмуда, известная как Гемара. Свое нежелание записывать толкования раввины обосновывали аргументами, которые мало чем отличались от аргументов Сократа. Они считали, что знание по природе своей диалектично и может быть результатом лишь устной и живой беседы. Если же знание записано, оно умрет и окаменеет, приводя будущие поколения к ошибкам в его понимании.
    Платон тоже предупреждал об опасности свободного хождения текстов. Он сомневался в возможности среднего человека отличить морально полезный текст от вредного.
    … моралисты с древних времен до наших дней предостерегают людей от неограниченного чтения. Римский философ-стоик Сенека в письмах Луцилию, написанных между 63 и 65 годами нашей эры, предупреждал, что «во множестве книги лишь рассеивают нас». И вновь — эти слова звучат в унисон с мнениями ранних раввинов.
    Призывы Сенеки ограничивать себя в чтении предвосхитили современные тенденции считать избыток информации причиной упадка духа и рассеянности внимания. Сенека почитал обильное чтение «признаком пресыщенности», да еще в то время, когда книги было сложно достать — он боялся не обилия информации, а ее влияния на человека. Философа беспокоила способность сограждан понимать и извлекать пользу из прочитанного.
    Мысль о «переизбытке информации» зазвучала не только с появлением интернета, но и первых письменных станков.
    Именно печатный станок породил фундамент современной дискуссии об информационном перенасыщении. Именно печатным книгам мы обязаны сравнением с потопом. В 1526 году философ-гуманист Эразм спросил: «Осталось ли еще место на земле, свободное от туч новых книг?» Он жаловался на «половодье» новых трудов и предостерегал от «дурных, клеветнических, безумных, дьявольских и разрушительных» последствий неограниченного чтения. Через век после Эразма его слова практически повторил французский историк Анри Баснаж де Боваль (1657–1710) — рассказывая о том, как Письменная Республика «тонет в потопе новых книг».
    В 1600 году английский писатель Барнаби Рич сетовал, что «одна из величайших зараз нашего времени — обилие книг, настолько переполнивших мир, что тот не способен осознать и прочесть все эти горы пустой породы, каждый день лишь увеличивающиеся».
    Мнение о вредности книжного изобилия в XVII веке стало общим местом. Книг было очень много, и, по мнению одного английского критика, «все они лишь отвлекали и разрушали слабые умы читающих». Жалобы на обилие текстов всегда сопровождались сомнениями в возможности людей понять и осознать окружающий их мир.
    Примерно в это же время переизбыток информации связали с психологической усталостью.
    В 1605 году философ и ученый Френсис Бэкон в своем труде «О значении и успехе знания, божественного и человеческого» писал, что «во многом знании многие печали, и знание ведет к беспокойству». Бэкон проводил параллели между научным развитием и интеллектуальной растерянностью. Быть может, он интуитивно предвидел, что в будущем технологический прогресс поднимет не меньше вопросов, чем поможет решить.
    При взгляде на информационную революцию, вызванную появлением печатного станка, становится понятно, что основную проблему люди видели не в количестве книг, а в вопросе выбора и сравнения между ними. Внезапная доступность информации из самых разных областей вызвала вопросы к самому человеку: а сможет ли он справиться со всеми этим данными?
    Рост количества и разнообразия книг поставил под вопрос саму возможность человека отличать полезные для души и ума книги от вредных или бесполезных. Учителя не знали, как в новых условиях направлять интеллектуальный рост своих учеников.
    И педагоги, и ученики поняли, что прочесть все попросту невозможно. При подобном изобилии книг помощь в их выборе и наставление в чтении стали одной из главных задач обучения.
    Жалобы на избыток информации и книг также основывались и на недовольстве противоречивой информацией. Авторы предлагали диаметрально противоположные определения «правды», а значит читатель постоянно сталкивался с вопросом, что из этих книг стоит читать, а что нет. Размывание морального и интеллектуального авторитета, совпавшее с развитием печатного дела, часто ставили в вину как раз информационному перенасыщению.
    Пугающая свобода выбора мутировала в страх перед медицинскими последствиями информационного перенасыщения. По мнению множества моралистов XVIII столетия, доступность и разнообразие книг вызывали у читателей растерянность, что в свою очередь приводило их ум в замешательство. Перед людьми встали новые проблемы мышления, вызванные этим «беспорядочным чтением». Именно об этом писал в 1713 году Ричард Стил в газете Guardian: «Беспорядочное чтение соблазняет нас нецеленаправленно мыслить».
    В конце XVIII века бристольский врач Томас Беддоуз яростно критиковал информационное перенасыщение, называя его «тиранией быстрого и отрывочного чтения», что, по его мнению, вызывало мозговые расстройства. Проблемы мышления обсуждались всерьез в том числе и потому, что обрывочное и легкое чтение рассматривалось как один из симптомов общественного упадка.
    Беддоуз утверждал, что его эпоха больна хроническим информационным перенасыщением: «Все эти памфлеты, статьи, повести и газеты — как запутывают они разум! Читали ли вы новую пьесу, новую поэму, новый памфлет, последний роман? — все только об этом и спрашивают. Нельзя посетить образованную компанию, не будучи готовым отвечать на эти вопросы и все те вопросы, которые они, в свою очередь, порождают!»
    Страх того, что «информации стало слишком много», связан с осознанием ограниченности возможностей человеческого разума; с тем, что каждый день появлялись новые, противоречащие старым, источники. Тогда, так и сейчас, перед человечеством встал вопрос — а каково значение информации? Как использовать ее для получения знания? Сама фраза «слишком много информации» поднимает вопрос о сравнительной важности разных фактов по отношению друг к другу, заставляет задуматься над тем, как отличить полезную информацию от бесполезной. Не всем удается разрешить эту проблему. Массив информации можно превратить из тяжкого груза в имеющее пользу знание только при помощи выбора и интерпретации.
    Любопытно, что современные термины вроде «Информационная Эра», «Информационное Перенасыщение», «Информационный Взрыв» — все они имеют отношению к абстрактному количеству информации, а не ее качеству. Мы исчисляем данные, считаем их в байтах, знаках, дюймах, газетных колонках, но не рассматриваем с точки зрения пользы.
    Эта пассивность по отношению к информации особенно пугает в образовании: преподаватели пишут свои учебные программы с учетом дефицита внимания, от которого якобы страдает молодежь Информационной Эры. В высших учебных заведениях все чаще говорят о том, что ученики просто неспособны читать серьезные, сложные, большие тексты.
    Подобное отношение к проблеме «отрывочного внимания» в высших учебных заведениях, видимо, стало ответом на сложности, с которыми сталкивается студент, страдающий от «синдрома информационной усталости».
    Пока что на вопросы, поднятые информационным перенасыщением, пытаются дать лишь один ответ: ускорение и облегчение каталогизации информации. Но новые технологии хранения и доступа к информации не отменяют стоящего перед потребителями вопроса: а зачем вообще нужна эта информация? В чем ее ценность? Смысл — это вопрос культуры, а не технологии. Но к сожалению западные общества больше не желают утруждаться поисками смысла. Это желание часто облекается в популярную фразу «too much information», или ее аббревиатуру — TMI. Фраза часто используется в качестве шутливого предостережения, когда человек рассказывает о личной жизни или высказывает неуместные суждения. Но сам факт того, что в ежедневных разговорах заходит речь о количестве информации, получаемой из личной беседы («too much»), показывает, что наши современники слишком легко принимают роль пассивного потребителя информации.
    Нико МакДональд, британский писатель, изучающий интернет-культуру, считает информационное перенасыщение следствием явления, которое он называет Paradigm Underload (нехватка парадигмы). МакДональд отмечает, что перед обществом сегодня стоит не вопрос количества информации, а вопрос разработки инструментов и парадигм, позволяющих «фильтровать, приоритизировать, структурировать и понимать информацию». Без новой парадигмы поиск Больших Идей вытеснит слепое поклонение Большим Данным.
    С сокращениями – источник.

  3. borrrka Ответить

    Такой метод не годится для общественных наук поскольку не учитывает такой важный момент как социальный контекст. Общественные науки – поле боя политических сил. Зачастую просто не имеет смысла или невозможно тратить огромное количество времени на проверку источника и анализ метода.
    Приведу пример. В 1990-е годы в России доступ даже в секретные архивы для значительного количества ангажированных новыми властями специалистов и неспециалистов являлся фактически свободным (см. историю с публикацией Никитой Петровым секретного документа, когда оказалось, что он добыл его копию бесконтрольно в хаосе начала 1990-х). До этого иные политические силы монопольно контролировали архивы и могли манипулировать их содержимым. А до них другие. И так далее.
    Можно ли доверять документам из этих архивов? Конечно, при условии тщательной проверки. Такая проверка, если ее проводить не для галочки, требует для каждого документа значительного времени, масштабных вложений в оборудование, включения в процесс для объективности историков из всех политических лагерей и прочего в том же духе. Это возможно в путинской России или вообще в какой-либо стране мира? Конечно, нет, ни одна политическая сила не допустит всесторонней проверки даже архивов своих противников (например, большевики, опубликовав массу разоблачающих документов царского режима, многие из них до общественности не довели по различным причинам и уж конечно не допустили масштабной проверки, о которой я пишу выше). Потому мы и видим как время от времени случается скандал наподобие обнаружения в британском королевском спецхране аж дюжины фальшивок.
    Так вот, не имея возможности сейчас реально проверить документы, я могу очень много лишней работы не проводить, если приму простую аксиому: если публикуется документ, невыгодный публикатору, то он наверняка подлинный. А выгодный документ подлежит максимально возможной проверке.

  4. DreamSpL1nteR Ответить


    Степень информационной революции в эпоху цифровых технологий подсчитал доктор Мартин Гильберт и его команда из Университета Южной Калифорнии. Они использовали сложную технологию, чтобы понять, сколько же данных хранится по всему миру. Исследование, охватившее период с 1986 по 2007 гг., было опубликовано в журнале Science.
    По словам ученых, человечество на сегодняшний момент накопило около 295 эксабайт информации. Эксабайт равен 1000 петабайт, петабайт — 1000 терабайт, а терабайт — 1000 гигабайт. Такой впечатляющий «коллективный жесткий диск», между тем, не идет ни в какое сравнение с тем, что накопила природа. Это сотая часть информации, которая имеется на ДНК человека, подчеркивают специалисты. Зато она в 315 раз превышает число песчинок на Земле.
    «Сто лет назад большинству людей доводилось прочесть всего лишь 50 книг за всю жизни. Сейчас это кажется смешным. Но человеческий мозг очень пластичен и он хорошо усваивает и обрабатывает информацию, даже если ее очень много», — объясняет Мартин Гильберт.
    Сегодня у каждого человека дома хранится количество данных, эквивалентное примерно 600 тыс. книг, говорят специалисты. «В 1986 году мы ежедневно получили столько информации, сколько бы поместилось в 40 газетах, к 2007 году этот объем значительно увеличился. Теперь каждый день человек получает информацию, которая бы уместилась в 174 печатных изданиях», — говорит Гильберт.
    Ученый предупредил, что сейчас мы находимся лишь в самом начале информационной эпохи. В будущем количество данных будет только увеличиваться.
    Источник: http://www.utro.ru

  5. Francuzio Ответить

    “Мы живем в мире, где экономика, политика и культурное развитие все больше начинают зависеть от технологических возможностей. Нам впервые удалось оценить способности всего человечества в работе с информацией”, – приводит слова Гилберта пресс-служба университета.
    Большая часть информации (более 94%), согласно проведенной оценке, на сегодняшний день находится в цифровой форме, тогда как до 2002 года доминировали аналоговые методы хранения и обработки данных.
    К 2007 году системы теле- и радиовещания передали примерно 1,9 зеттабайт информации (число из 22-х цифр, 1 зеттабайт – 10 в 21 степени байта). Это эквивалентно прочтению примерно 174 газет каждым человеком на земле в день.
    Персональное общение людей (например, по мобильному телефону) к 2007 году достигло 65 эксабайт, что соответствует пересказу содержания примерно шести газет каждым человеком каждый день.
    При этом в 2007 году все персональные компьютеры мира совершали 6,4 квинтиллиона операций в секунду (число с 20 цифрами), что примерно соответствует количеству операций, выполняемых в секунду мозгом одного человека. Выполнение всех этих операций вручную потребовало бы времени в 2,2 тысячи раз превышающего время существования Вселенной.
    При этом скорость обработки информации за изученный авторами период растет со скоростью примерно 58% в год, количество передаваемой информации – на 28%, а общие запасы информации – на 23% в год.
    “Эти числа могут впечатлить, однако они весьма незначительны на фоне того, как с информацией умеет управляться природа. В то же самое время природа остается все время на одном и том же уровне, тогда как технологические средства обработки информации развиваются экспоненциально”, – сказал Гилберт, слова которого приводит пресс-служба университета.

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *