А вместо спаса в спаленке висит их генерал каким художник анненков?

11 ответов на вопрос “А вместо спаса в спаленке висит их генерал каким художник анненков?”

  1. pro100pasha91 Ответить

    ный
    русский парламент. Только История может такое придумать! “Сме-е-рть…
    сме-е-рть… сме-е-рть…”
    Итак, захотели революционные кронштадтские матросы захватить Царскую
    Семью, да к тому же с невинными девицами. И с драгоценностями в придачу…
    “Сме-е-рть, сме-е-рть, сме-е-рть”. Но большевистский Совнарком уже с
    недоверием глядел “на красу и гордость русской революции”.
    И Совнарком признает “такой перевод преждевременным”.
    Но это большевистские прагматики обсуждают, как лучше использовать
    Царскую Семью. В новом правительстве есть и романтики, бредящие Французской
    революцией. Романтики требуют немедля забрать Семью в Москву, ибо следует
    устроить великий показательный суд народа над поверженным тираном. И первый
    оратор революции Лев Троцкий жаждет выступать обвинителем на этом будущем
    суде. Ах как популярен был в это время Лев Давыдович… Грива черных волос,
    голубые глаза, яростная речь. “Вечно возбужденный Лев Давыдович”, – как с
    язвительностью говорили его враги. Точнее, с завистью, ибо тогда был пик
    популярности Троцкого. Лицо Льва – льва революции – работы художника
    Анненкова висело тогда в домах всех истинных революционеров.
    “А вместо Спаса в спаленке
    Висит их генерал,
    Каким художник Анненков
    Его нарисовал”.
    Уж он уничтожит на глазах всего прогрессивного человечества жалкого,
    косноязычного царя. Это будет триумф революции! Идея суда над царем
    побеждает.
    Но хорошо говорить: “перевезти царя в столицу”. Надо сначала “достать его
    из Тобольска”.
    330 человек вооруженной охраны, набранных из бывших царских солдат,
    сторожат тобольский дом. Дело поручают ВЦИК.
    ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: “СЛУЖБУ НЕС ОБРАЗЦОВО”
    Во главе ВЦИК тогда стоял Яков Свердлов.
    В январе 1918 года Свердлов принимает представителей отряда, охранявшего
    Романовых. Главный среди них – председатель солдатского комитета отряда
    Павел Матвеев.
    Матвеев – типичная фигура первых лет революции: серая шинелька,
    почувствовавшая власть. Избранный председателем солдатского комитета,
    вчерашний царский фельдфебель вывесил на своей двери важную табличку:
    “Квартира Петра Матвеевича товарища Матвеева”. Это очень веселило обитателей
    тобольского дома.
    Но быстрое перевоплощение фельдфебеля их уже опечалило.
    Из “Записок” Матвеева: “Первые известия о крушении Временного
    правительства мы получили только 20 ноября… Но комиссар Панкратов…
    старался доказать, что большевиков из Петрограда уже давно выгнали… Мне
    удалось охрану разубедить, доказать, что… необходимо немедля послать
    делегацию в Петроград для получения более точных сведений из Центра…”
    Из Петрограда Матвеев возвращается изменившимся.
    “Мы пробыли несколько дней в Питере и 11 января отправились обратно в
    Тобольск, получив в дорогу определенное задание: устранить комиссара
    Временного правительства, подчинив, во что бы то ни стало, отряд Советской
    власти. Нам предписывалось не выдавать Романова без ведома и особого на то
    предписания ВЦИК и Совнаркома… 23 января в Тобольске было собрано общее
    собрание всего отряда. После моего доклада… отряд раскололся на две части:
    одна – за Советскую власть, другая, “правая” – за Керенского…”
    Теперь по вечерам Матвеев исчезает из дома. Он начинает захаживать в
    Совет – к тобольским большевикам. В своей “квартире” Матвеев поставил
    огромный глобус – “Даешь Мировую Революцию!”
    По воспоминаниям большевика Коганицкого, на одном из ночных собраний
    Матвеев, “представляющий тогда всего 12-13 человек гвардейцев, дает Совету
    клятву, что они скорее сами погибнут, но не дадут членам Семьи уйти
    живыми…”. Для этого в каждой смене караула будут теперь вкраплены их люди.
    И вскоре солдатский комитет выгнал комиссара Панкратова. Но на полковника
    Кобылинского руку пока поднять не посмел.
    Впоследствии за свою деятельность Петр Матвеевич получит следующий
    документ на бланке большевистского Тобольского Совета: “Настоящим
    удостоверяется, что товарищ-гражданин Петр Матвеевич Матвеев находился в
    отряде Особого Назначения по охране бывшего царя и его семейства… Причем
    службу нес образцово и честно, беспрекословно выполняя возложенные на него
    обязанности солдата-гражданина и борца за Революцию, не оставляя вверенного
    ему дела во все трудные моменты и этапы русской революции…” Подпись –
    Хохряков, 18 мая, Тобольск.
    “Службу нес образцово…” Может быть, “товарищ-гражданин Петр Матвеевич
    Матвеев” и был – “тот, кто ввел в дом “шпиона”?
    Но вернемся к “шпиону”. Как его посылали? Я все пытаюсь представить – как
    это было…
    Его вызывают из Перми в столицу Красного Урала. Здесь во главе созданной
    в феврале Уральской Чрезвычайки стоял Михаил Ефремов – большевик с 1905
    года, приговоренный царским судом к пожизненной каторге. Но истинным
    руководителем Уральской ЧК все больше становится большевик с того же
    грозного, 1905 года – будущий цареубийца Яков Юровский.
    ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: ТОВАРИЩ ЯКОВ
    Из многодетной нищей еврейской семьи. Отец – стекольщик, мать – швея.
    В 1938 году, ровно через 20 лет после убийства Романовых, в Кремлевской
    больнице Яков Юровский будет умирать от мучительной язвы. В своем
    предсмертном письме детям он сам расскажет о себе:
    “Дорогие Женя и Шура! 3 июля по новому стилю мне минет шестьдесят лет.
    Так сложилось, что я вам почти ничего не рассказывал о себе, особенно о моем
    детстве и молодости…
    В семье отца росли 10 детей и вместе с ними росла бедность, граничившая с
    нищетой, вырваться из нее не удавалось, хотя дети начинали работать у хозяев
    с 10-летнего возраста, а отец и мать трудились до изнеможения…”
    От портного он ушел в ученики к часовщику.
    “Хозяин-часовщик нажил богатство на страданиях рабочих-подростков – я
    работал у него до девятнадцати лет, не ведая, что значит сытно поесть. Зато
    меня сытно “накормили” после забастовки – выкинули как зачинщика без права
    поступления в часовые и ювелирные мастерские города”.
    Какая ярость, темперамент, ненависть… А ведь это написано старым
    человеком, измученным смертельной болезнью…
    “С 1905 года ни на день я не прерывал работы в партии”. Да, вся его
    дальнейшая жизнь – часовое и ювелирное дело, в котором он преуспел, странный
    отъезд за границу, принятие там католичества – все это было прикрытием его
    главного, тайного занятия. Преуспевающий часовщик, ювелир, фотограф, он на
    самом деле содержал – конспиративные квартиры большевиков. В 1912 году его
    арестовали, но он – прекрасный конспиратор, полиция смогла предъявить лишь
    косвенные улики. И его выслали в Екатеринбург, где он открыл фотографию. В
    1915 году Яков Юровский был призван в армию, но от фронта освободился,
    окончил фельдшерскую школу и устроился в хирургическом отделении в местном
    госпитале.
    Наступил Февраль 1917 года, госпиталь избрал его в Совет. Вместе с
    Голощекиным он готовил захват города большевиками. А потом – Октябрь: Совет
    стал правительством Урала, а он – заместителем комиссара юстиции. Это был
    обычный путь большевистских руководителей. И, конечно же, с начала 1918 года
    он в ЧК (Председатель грозной следственной комиссии при Революционном
    Трибунале).
    Таков он – бывший екатеринбургский фельдшер и фотограф, а ныне вершитель
    человеческих судеб – Яков Юровский.
    ЧК заняла “Американскую гостиницу”. Юровский расположился в самом
    роскошном третьем номере: зеркала, ковры, ушедшая роскошь уральских купцов.
    Внизу был знаменитый ресторан, где еще так недавно кутили эти купцы.
    Все мигом исчезло при новой власти: купцы, еда. Но восхитительные запахи
    богатого ресторана странно оставались и тревожили чекистов.
    В третьем номере Юровский, видимо, и принял Федора Лукоянова, тогда
    молодого заместителя председателя Пермского Исполкома, которого прочили
    назначить руководителем Пермской ЧК…
    Я стараюсь услышать их разговор:
    – Рад тебя видеть, сынок. – Да-да, именно так должен был начать Юровский,
    ибо так он называл всех молодых чекистов. Беседу, конечно же, он начал с
    поучения:
    – Когда Ленин назначал Дзержинского руководителем ЧК, он сказал: “Нам
    нужен на этот пост хороший пролетарский якобинец…” И образованный
    якобинец… Вот и мы подыскиваем такого председателя всей Уральской ЧК…
    Как ты знаешь, товарищ Финн (партийная кличка тогдашнего главы ЧК Ефремова.
    – Авт.) университетов не кончал… И у меня образования никакого… А в
    Петрограде в правительстве профессора сидят… Ты в университете учился, да
    еще на юриста… Во главе комиссии нам вот такой нужен… чтоб всю нашу
    “публику” (любимое слово Юровского. – Авт.) успокоить. В общем, вопрос с
    тобой решен… Нечего тебе в Перми делать – станешь всеуральским
    руководителем. Но испытание, сынок, мы тебе дадим…
    Как все не очень грамотные люди, он обожал рассуждения. И только после
    приступил к заданию.
    – Товарищ Филипп (Голощекин. – Авт.) сейчас в Москве. Будет делать доклад
    на Президиуме ВЦИКа о вольной жизни Романовых в Тобольске. Собирается
    предложить: ввиду наличия в Тобольске монархического заговора – перевести
    Романовых к нам, в Екатеринбург. Само собой, нужны доказательства заговора.
    – Он помолчал и добавил раздельно: – Вот их ты нам и добудешь… Ты и
    по-английски, и по-немецки можешь… так что поймешь, о чем они там
    говорят… И еще есть важное дело: драгоценности. Выяснишь – что и сколько.
    Все должно быть возвращено трудовому народу.
    БРЕСТСКИЙ МИР
    Но вернемся в Тобольск. Пока где-то решается их судьба, в засыпанном
    снегом тихом доме идет прежняя монотонная жизнь. Только страшно стало читать
    газеты.
    Николай получает русские газеты и иностранные журналы (французские
    журналы с весьма легкомысленными карикатурами очень занимали охрану и оттого
    поступали к царю с большим опозданием). Но газеты он получал вовремя и
    внимательно следил за происходящим.
    Так он узнал о короткой судьбе Учредительного собрания. Большевистское
    правительство именовалось “Временным рабочим и крестьянским правительством”
    и должно было править только до созыва парламента – Учредительного собрания.
    Об этом большевики объявили в своем декрете в дни Октябрьского переворота.
    В январе 1918 года должно было состояться открытие этого Учредительного
    собрания – первого свободно избранного русского парламента.
    Но власть большевики отдавать не собирались. К открытию парламента
    большевистское правительство готовилось, как к сражению. Был создан
    чрезвычайный военный штаб, город разбит на участки, и патрули из матросов и
    солдат контролировали улицы. В Таврический дворец, где должно было открыться
    Учредительное собрание, был назначен комендантом большевик Урицкий. Когда
    Учредительное собрание открылось, в зал были введены матросы с броненосца
    “Республика” под командованием Железнякова-младшего. Им и выпала честь
    прекратить историю русского парламентаризма. На рассвете первого дня
    заседаний Железняков-младший подошел к председательствующему и сказал свои
    исторические слова: “Караул устал, мы не можем больше охранять вас.
    Закрывайте собрание”.
    Так Ленин избавил свое правительство от прибавки “временное”. Но эта сила
    большевистской власти удивительно сочеталась с полным бессилием. Когда
    Урицкий явился разгонять Учредительное собрание – он выглядел очень
    не-счастным и сильно замерз, ибо по дороге с грозного коменданта на улице
    (патрулировавшейся большевистскими матросами) попросту сняли шубу! И когда
    глава Совнаркома Ленин гордо покидал разогнанное им Учредительное собрание,
    он обнаружил, что карманы его пальто… обчищены и украден “браунинг”! О чем
    обворованный Ильич с негодованием поведал обворованному коменданту
    Урицкому… И этот дележ власти с разбойной улицей отнюдь не закончился в
    1917 году. В марте 1918-го ленинское правительство переехало из Петрограда в
    Москву. В Москве – все продолжалось. В декабре 1919 года в Сокольниках
    супруга Ильича ждала своего мужа на детскую елку. Но руководитель страны
    прибыл в Сокольники очень сконфуженный, ибо по дороге его автомобиль был
    остановлен грабителями. Злодеи отобрали оружие и бумажники – и у Ильича, и у
    охраны, и у шофера. Заодно отняли автомобиль. Когда вождь мирового
    пролетариата за-явил нападавшим: “Я Ленин. Вот мои документы”, ответ был
    неожиданным: “А нам все равно, кто ты!”
    Отголоски этих ужасов, все эти разбойные анекдоты Смутного времени
    аккуратно доходили до Николая из газет и писем (несмотря на разруху и хаос,
    почта работала). Но, если разгон парламента еще мог вызвать усмешку у того,
    кто столько лет боролся с Думой, деяния новой власти в феврале – марте 1918
    года воистину потрясли бывшего Верховного Главнокомандующего.
    В марте был заключен Брестский мир с немцами. Россия признала свое
    поражение в войне.
    В это время он ведет дневник с двойной нумерацией дней: с 1 февраля
    страна перешла на “новый стиль”. И он саркастически записал:
    “Узнали, что по почте получено распоряжение изменить стиль и подравняться
    под иностранный, считая с 1 февраля… Недоразумениям и путаницам не будет
    конца…”
    Из дневника: “12(25) февраля, понедельник. Сегодня пришли телеграммы,
    извещавшие, что большевики, или как они себя называют Совнарком, должны
    согласиться на мир на унизительных условиях Германского правительства ввиду
    того, что неприятельские войска движутся вперед и задержать их нечем!
    Кошмар!..”
    Это действительно был кошмар, наваждение!
    Прибалтика, Польша, часть Белоруссии, часть Кавказа – все это уходило из
    России. Империя, полученная от отца, более не существовала.
    Николай был типичный “телец” со всеми свойствами этого астрологического
    знака. Медлительный, упрямый и скрытный, малоразговорчивый, обожавший детей,
    семью. Но два свойства “тельца” у него будто отняты: сила и способность
    впадать в бешенство. “Да рассердитесь вы наконец, Ваше Величество!” – тщетно
    умолял его один из министров.
    Да, он был особый “телец”, “телец-жертва”, “телец”, рожденный на
    заклание, Иов Многострадальный.
    Но в тот день, читая сообщение о Брестском мире, он почувствовал в себе
    эту ярость “тельца”.
    И она ему вторит. Из письма Аликс Подруге:
    “3 марта 1918 г. Боже, спаси и помоги России… Один позор и ужас… Не
    могу мириться с этим, не могу без страшной боли в сердце это вспоминать…”
    3 марта был заключен Брестский мир. Ровно через год после его отречения
    они отреклись от всех жертв, принесенных Россией. Тысячи тысяч загубленных
    жизней – все оказалось напрасным…
    К Брестскому миру Ленин готовился давно. Только мир с немцами мог
    привести к роспуску старой армии. Это было одним из условий сохранения
    власти, столь легко, почти чудом захваченной его партией. Когда большевики
    разгоняли первый русский парламент, Ленин видел перед собой мечту –
    Брестский мир, который никогда не был бы одобрен Учредительным собранием.
    В партии многие считали этот мир позорным. И второй большевистский лидер
    – Троцкий – был против. Но Ленин сломил противников, собрав экстренный съезд
    РКП(б). В бесконечных изнурительных дебатах и голосованиях – он победил! И
    вместе с ним – его тень Я.Свердлов, опора, верный исполнитель! (Когда
    Свердлов умрет, он будет лихорадочно искать “нового Свердлова” – того, кто
    сможет столь же беспрекословно проводить его идеи. И найдет: Сталин – он
    должен был стать его новой тенью. Но на этот раз не удалось: тень стала
    самостоятельной и в конце концов победила хозяина.)
    Но вернемся к Брестскому миру. Итак, он заключен. У бывшего царя теперь
    достаточно времени на размышления.
    Человек с истинно религиозным сознанием, он быстро успокаивается.
    Он верит: только по прошествии времени, когда уплывет в Лету революция и
    вся катастрофа, случившаяся с Россией, может быть, откроется чертеж истории.
    И замысел Того, кто творит историю… Вот почему с таким вниманием он будет
    читать четвертую часть “Войны и мира”, “которую не знал раньше”… “Мария и
    я зачитывались “Войной и миром”. (Из дневника 8 и 9 мая 1918 года.)
    Да, царь – только раб… Раб истории, которую творит Бог.
    Но Аликс – в яростном недоумении: что же союзники? Как они все это
    терпят? Нет-нет, она чувствует: что-то случится. И может быть, этот ужасный
    мир как-то переменит и их судьбу?
    Аликс была права. Именно в это время в Москве решилась их судьба.
    СОГЛАШЕНИЕ СТАРЫХ ДРУЗЕЙ
    В феврале в Москву на заседание VII съезда, где обсуждался Брестский мир,
    прибывает глава уральских большевиков Филипп Голощекин.
    Вместе с Лениным он голосует за Брестский мир. Против Троцкого, против
    тех, кто не понимает: нужна передышка. Ничего, потом мы от всего откажемся.
    Уже сформировали принцип: заключая соглашение, сразу начинать думать, как
    его впоследствии нарушить. Политика – всего лишь спасительная ложь во имя
    революции.
    И тогда же, сразу после победы ленинцев, состоялся у Голощекина разговор
    с еще одним сторонником Брестского мира – старым другом, Председателем ВЦИК
    Свердловым. Разговор этот был, конечно же, о том, что более всего волновало
    уральцев: о переводе Царской Семьи в Екатеринбург.
    Голощекин имеет право на плату за верность ленинской линии, за верность
    Брестскому миру. И он просит под-держки у своего друга и старого друга
    уральцев…
    Что же Свердлов? Свердлов наверняка обрисовал ему ситуацию. В Москве
    решено: всемогущий Троцкий организует в столице суд над Николаем Романовым.
    И Свердлов, как Председатель ВЦИК, должен и будет делать все, чтобы
    перевезти Царскую Семью в Москву. (“Вечно возбужденный Лев Давыдович” жаждет
    превратить этот суд в собственный бенефис. Но нужен ли очередной бенефис
    Льва – ему, руководителю ВЦИК? Да, она уже началась – драка между вчерашними
    единомышленниками. И если прежде образование фракций внутри партии означало
    борьбу идей, теперь – борьбу за власть.)
    Почти без слов они поняли друг друга: Свердлов и Голощекин. Итак,
    Свердлов будет проводить линию Центра, но… Но, если Урал будет достаточно
    энергичен, ВЦИК сможет уступить.
    Получив заверение Свердлова, Голощекин сделал доклад на Президиуме ВЦИК о
    безнадзорности Царской Семьи в Тобольске и опасности монархического
    заговора. Он предложил перевести Царскую Семью в Екатеринбург под строгий
    надзор столицы Красного Урала.
    Вернувшись в Екатеринбург, Голощекин начинает бурную деятельность. И,
    видимо, связывается со “шпионом”.
    “Шпион”… Я представляю его первую встречу с Матвеевым в Доме Свободы.
    “Шпион” узнает, что Семья начала сильно нуждаться. Много выудил Соловьев “на
    заговор”, и Царской Семье все чаще не хватает денег. Новое правительство
    денег, естественно, не дает. И Кобылинский, Татищев, Долгоруков ходят по
    тобольским купцам, берут деньги в долг. Сначала им давали охотно: ждали, что
    новая власть не удержится. Но теперь уже совсем не дают.
    А обильные обеды в доме все продолжаются. И по-прежнему единственная
    прогулка императрицы – на хозяйственный двор, где разгуливают утки и гуси.
    Там она ведет увлекательные беседы с поваром Харитоновым. Еда – развлечение
    в заточении. И они едят, едят, и запах отходов стоит на заднем дворе.
    Но теперь атмосфера во дворе очистилась, денег не стало. Московское
    правительство, к восторгу Матвеева, перевело Семью на солдатский паек.
    Николай Романов получил солдатскую продовольственную карточку.
    Новый скудный обед по-прежнему по

  2. GrayFox86 Ответить

    В 1921 году советская власть заказала мне портрет Ленина, и мне пришлось явиться в Кремль. Когда все очень несложные формальности были исполнены, меня привели в кабинет Ленина.
    То, чего я инстинктивно ожидал, не произошло: Ленин не сидел за столом, углубившись в бумаги. Ленин не сделал обычной в таких случаях паузы, как бы с трудом отрываясь от дел и почти случайно заметив вошедшего. Напротив: как только я показался в дверях кабинета, Ленин быстро и учтиво встал с кресла, направляясь ко мне навстречу.
    — Странно, — сказал он, гостеприимно улыбнувшись, — я думал почему-то, что вы — гораздо старше… Садитесь, пожалуйста, будьте как дома.
    Мы сели друг против друга.
    — Я — жертва нашей партии, — продолжал Ленин, — она заставляет меня позировать художникам. Скажите, в чем будут мои обязанности и как вы хотите меня изобразить?
    В двух словах я рассказал, что Ленин олицетворяет собой движение и волю революции и что именно это я вижу необходимым отразить в портрете.
    Ленин (улыбаясь). Но, простите, я ведь только скромный журналист. Я предполагал, что на вашем портрете я буду изображен просто сидящим за письменным столом. Когда я увижу ваш холст осуществленным так, как вы его мне представляете, то я непременно залезу под стол от смущения.
    Я. Право и привилегия художника — создавать образы и даже легенды. Если наши произведения оказываются в противоречии с правдой, то будущее наказывает за это прежде всего нас самих. Но лишать себя этого права мы, художники, не можем и не должны. О Ленине-журналисте, простите меня, я не задумывался, а писать портрет обывателя с бородкой я считаю сейчас несвоевременным.
    После короткого молчания (я сказал, конечно, много лишнего) Ленин улыбнулся и произнес:
    — Хорошо. Я нахожу недопустимым навязывать художнику чужую волю. Оставим это право буржуазным заказчикам. Поступайте так, как вам кажется наиболее правильным. Я в вашем распоряжении, приказывайте, я буду повиноваться. Но сначала договоримся честно: я подчиняюсь партийной дисциплине, я исполняю волю партии, но я — не ваш сообщник.
    И, рассмеявшись:
    — Ответственность, как вы сказали, останется на ваших плечах.
    Ленин был неразговорчив. Сеансы (у меня их было два) проходили в молчании. Ленин как бы забывал (а может быть, и действительно забывал) о моем присутствии, оставаясь, впрочем, довольно неподвижным, и только когда я просил его взглянуть на меня, неизменно улыбался. Вспомнив о ленинской статье «Восстание как искусство», я попробовал тоже заговорить об искусстве.
    — Я, знаете, в искусстве не силен, — сказал Ленин, вероятно, позабыв о своей статье и о фразе Карла Маркса, — искусство для меня это… что-то вроде интеллектуальной слепой кишки, и когда его пропагандная роль, необходимая нам, будет сыграна, мы его — дзык, дзык! — вырежем. За ненужностью. Впрочем, — добавил Ленин, улыбнувшись, — вы уже об этом поговорите с Луначарским: большой специалист. У него там даже какие-то идейки…
    Ленин снова углубился в исписанные листы бумаги, но потом, обернувшись ко мне, произнес:
    — Вообще, к интеллигенции, как вы, наверное, знаете, я большой симпатии не питаю, и наш лозунг «ликвидировать безграмотность» отнюдь не следует толковать как стремление к нарождению новой интеллигенции. «Ликвидировать безграмотность» следует лишь для того, чтобы каждый крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно, без чужой помощи, читать наши декреты, приказы, воззвания. Цель — вполне практическая. Только и всего.
    Каждый сеанс длился около двух часов. Не помню, в связи с чем Ленин сказал еще одну фразу, которая удержалась в моей памяти:
    — Лозунг «догнать и перегнать Америку» тоже не следует понимать буквально: всякий оптимизм должен быть разумен и иметь свои границы. Догнать и перегнать Америку — это означает прежде всего необходимость возможно скорее и всяческими мерами подгноить, разложить, разрушить ее экономическое и политическое равновесие, подточить его и таким образом раздробить ее силу и волю к сопротивлению. Только после этого мы сможем надеяться практически «догнать и перегнать» Соединенные Штаты и их цивилизацию. Революционер прежде всего должен быть реалистом.
    Ленин снова хитровато улыбнулся:
    — Художник, конечно, тоже. Импрессионизм, кубизм, футуризм и всякие другие «измы» искажают искусство. Оно должно обойтись без «измов». Искусство должно быть реальным.
    На банальную тему об отрицательной роли «измов» в искусстве Ленин писал и в своих статьях. Раньше или позже наших сеансов — не помню.
    Я хотел было спросить Ленина, как он относится к таким «измам», как «социализм», «коммунизм», «марксизм» и — в будущем — неизбежный «ленинизм», но удержался и промолчал. В комнату тем временем вошла Крупская и спросила меня, не хочу ли я «глотнуть чайку». Я отказался и, поблагодарив, поцеловал ее руку.
    — Ишь ты! — воскликнул Ленин, засмеявшись. — Вы, часом, не из дворян?
    — Из дворян.
    — Ах, вот оно что… Впрочем, я — тоже.
    Когда мой набросок был окончен, Ленин, взглянув на него, сказал:
    — Tres bien, товарищ художник! Посмотрим, во что вы его потом превратите.

  3. vampir1812 Ответить

    В свой полк, уже находившийся на германском фронте, Анненков вернулся в январе 1915 года, как раз когда начиналось грандиозное сражение в Мазурских болотах. Почти сразу же его часть попала в окружение, где продолжала сражаться с превосходящими силами германцев. Все старшие офицеры погибли, и командование вновь пришлось принять хорунжему. Собрав остатки 4-го Сибирского казачьего полка в ударный кулак, ему удалось прорвать окружение и вывести подчиненных к своим в районе Гродно. После тяжелых боёв в зимних болотах Анненков предложил командованию идею: сформировать из сибирских казаков небольшие партизанские отряды, которые бы действовали в тылу врага, отвлекая на себя силы противника.
    Командованию сибирской дивизии рапорт Анненкова показался интересным, и оно поддержало его инициативу. Было сформировано несколько партизанских или, как они назывались официально, рейдовых казачьих отрядов, командование одним из которых поручили Анненкову. Казаки-партизаны отправились в немецкий тыл и начали нападать на небольшие соединения германцев, их тыловые гарнизоны, нарушать коммуникации противника, то есть делать то, что за сто лет до них почти в этих же местах творили партизаны Давыдова и Сеславина. Это затрудняло наступление противника и раздражало немецкое командование, которое объявило солидную награду за голову Анненкова. Его самого это лишь позабавило, и он продолжал действовать в немецком тылу почти два года. Самой крупной из затеянных им операций стала атака на германскую пехотную часть у Барановичей 21 июня 1916 года. Пехотинцы позорно бежали, а отряд есаула Анненкова захватил крупные трофеи. За свои подвиги партизанский командир заслужил не только полное прощение за Кокчетавский бунт, но и множество наград, в том числе золотое георгиевское оружие с гравировкой «За храбрость».
    Февральская революция не отвлекла партизан от боевых действий. Третьего марта отряд Анненкова присягнул временному правительству, и вновь отправился в немецкий тыл. Казаки явно не поддавались на разлагавшую всю армию пропаганду большевистских агитаторов. Логично, что после Октябрьского переворота, новое революционное командование обвинило отряд войскового старшины Анненкова в контрреволюционности и отправило его подальше от фронта. Партизаны под командованием своего боевого командира двинулись в Омск, где их подразделение должно было быть расформировано.
    Серьезной опасности отряд Анненкова не представлял — он насчитывал не более тридцати человек. Однако даже на пересадочных станциях местные комиссары пролетарским чутьем ощущали что-то враждебное в угрюмых взгядах сибирских казаков. В Орше и в Пензе от них потребовали разоружиться на месте. Дело едва не дошло до вооруженных столкновений, помогли лишь телефонные переговоры с Петроградом. В Самаре Анненкову пришлось схитрить и во главе своих партизан принять участие в красногвардейском параде. К концу января добрались до Омска, где революционный совет предъявил казакам ультиматум: или они в течение трех дней разоружаются, или будут объявлены вне закона. Партизаны на давление не поддались и с оружием в руках ушли в станицу Захламлинскую под Омском.
    17 февраля в Омске вспыхнул бунт, вызванный попыткой большевиков конфисковать церковное имущество и арестовать архиепископа Сильвестра. В церквях ударили в набат, прихожане оказали красногвардейцам активное сопротивление. Анненковцы из Захламлинской поспешили в Омск. Под шумок партизаны забрали из Никольского собора казачьи святыни — войсковое знамя в честь 300-летия дома Романовых и одно из знамен Ермака, под которым он, по легенде, воевал с ханом Кучумом. Одни называли это изъятие спасением, другие — похищением. Когда отряд уходил из Омска, произошла перестрелка с красногвардейцами. 18 февраля подчиненные Анненкова впервые стреляли в русских людей.
    Бывший партизанский отряд отошел к Кокчетаву, а затем в степь. В марте 1918 года они вернулись под Омск, где организовали антибольшевистское восстание, и даже на какое-то время взяли город, но вскоре были выбиты оттуда превосходящими силами красных. Несмотря на это поражение, отряд Анненкова быстро рос за счет стекавшихся со всех концов восточной Сибири недовольных советской властью. К апрелю его ряды насчитывали 200 шашек, в мае — 500, в июне — тысячу. К концу лета силы Анненкова составляли 1500 человек. Из них он сформировал 4 полка, артдивизион и несколько вспомогательных подразделений. Самого 29-летнего Бориса казаки избрали сперва войсковым атаманом, а затем и войсковым старшиной. Позже он получил от адмирала Колчака генеральское звание, но сам предпочитал называться атаманом.

  4. Torf Ответить

    Его жена Надежда Мандельштам выпустила здесь, на Западе, две толстые книги под названием «Воспоминания», где она прямо пишет, что Мандельштам был психически больной человек.
    Его творческая продукция, опять-таки, по качеству не соответствует стандартам русской литературы. Жена его довольно честно описала Мандельштама в своих воспоминаниях.
    Они сожительствовали около 20 лет – с 1918 года до момента его ареста в середине 30-х годов. Они так и не были зарегистрированы в браке – это было просто свободное сожительство двух людей.
    От себя добавлю – двух психически и сексуально ненормальных людей.
    Когда же нужно было – то ли для реабилитации мужа, то ли для получения пенсии, тогда мадам Мандельштам заключила брак… с уже давно умершим мужем. Там же она описывает, как они познакомились ещё до революции и чем они там все занимались…
    Вот дословно: «Наш табунок был левее левого». Т. е., это были левые экстремисты, анархисты и нигилисты в литературе.
    Потом, она описывает брата Мандельштама – когда брат Мандельштама женился, то оказывается, на другой день после свадьбы, он выпрыгнул из окна и убился…
    Счастливый новобрачный… Похоже, что тоже был сумасшедший.
    – Как говорил один из персонажей предыдущего цикла лекций – левее может быть только сумасшедший дом!
    Я внимательно прочёл оба тома «Воспоминаний». Мадам Мандельштам там честно пишет, что её муж всю свою жизнь практически был придурком. Но кто же ему покровительствовал?
    Мандельштаму покровительствовал Бухарин – хотя тот был тунеядцем. Не работал. Бухарин же устроил ему пенсию, что-то там в 34 года
    Я знаю, что в Советском Союзе, для получения жалкой пенсии, необходимо проработать 25 лет и предоставить документы подтверждающие каждый год работы.
    А Мандельштаму, в расцвете лет, дают пенсию. Но это ещё не всё. Бухарин устраивал Мандельштаму поездки на курорты, чтобы этот тунеядец отдохнул от своего безделья и набрался сил.
    Мадам Мандельштам сама описывает, как он в правительственном санатории играл в теннис с… Ежовым.
    А Николай Ежов – это была самая зловещая фигура времён Великой Чистки в тридцатые годы. Это была одна из самых кровавых личностей советской истории.
    Кстати, и Ежов был женат на еврейке. Карлик, урод, хромой. Кровавый карлик – как его тогда называли.
    Так вот, хороший поэт-еврей Мандельштам в санатории на Чёрном море играл в теннис с этим кровавым карликом и об этом пишет не какой-то там антисемит-жидоед, а сама мадам Мандельштам.

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *