Она была хороша высокая тоненькая глаза черные как у горной серны?

14 ответов на вопрос “Она была хороша высокая тоненькая глаза черные как у горной серны?”

  1. Bluecrusher Ответить

    Прочитайте приведённый ниже фрагмент произведения и выполните задания B1—B7; C1, C2.
    Странное существо! На лице её не было никаких признаков безумия; напротив, глаза её с бойкою проницательностию останавливались на мне, и эти глаза, казалось, были одарены какою-то магнетическою властью, и всякий раз они как будто бы ждали вопроса. Но только я начинал говорить, она убегала, коварно улыбаясь.Решительно, я никогда подобной женщины не видывал. Она была далеко не красавица, но я имею свои предубеждения также и насчёт красоты. В ней было много породы… порода в женщинах, как и в лошадях, великое дело; это открытие принадлежит Юной Франции. Она, т. е. порода, а не Юная Франция, большею частию изобличается в поступи, в руках и ногах; особенно нос очень много значит. Правильный нос в России реже маленькой ножки. Моей певунье казалось не более восемнадцати лет. Необыкновенная гибкость её стана, особенное, ей только свойственное наклонение головы, длинные русые волосы, какой-то золотистый отлив её слегка загорелой кожи на шее и плечах и особенно правильный нос, — всё это было для меня обворожительно. Хотя в её косвенных взглядах я читал что-то дикое и подозрительное, хотя в её улыбке было что-то неопределённое, но такова сила предубеждений: правильный нос свёл меня с ума; я вообразил, что нашёл Гётеву Миньону, это причудливое создание его немецкого воображения, — и точно, между ними было много сходства: те же быстрые переходы от величайшего беспокойства к полной неподвижности, те же загадочные речи, те же прыжки, странные песни…По?д вечер, остановив её в дверях, я завёл с нею следующий разговор: «Скажи-ка мне, красавица, — спросил я, — что ты делала сегодня на кровле?» — «А смотрела, откуда ветер дует». — «Зачем тебе?» — «Откуда ветер, оттуда и счастье». — «Что же, разве ты песнею зазывала счастье?» — «Где поётся, там и счастливится». — «А как неравно напоёшь себе горе?» — «Ну что ж? где не будет лучше, там будет хуже, а от худа до добра опять недалеко». — Кто ж тебя выучил эту песню?» — «Никто не выучил; вздумается — запою: кому услыхать, тот услышит, а кому не должно слушать, тот не поймёт». — «А как тебя зовут, моя певунья?» — «Кто крестил, тот знает». — «А кто крестил?» — «Почему я знаю». — «Экая скрытная! а вот я кое-что про тебя узнал». (Она не изменилась в лице, не пошевельнула губами, как будто не об ней дело). «Я узнал, что ты вчера ночью ходила на берег». И тут я очень важно пересказал ей всё, что видел, думая смутить её, — нимало! Она захохотала во всё горло: «Много видели, да мало знаете, а что знаете, так держите под замочком».
    М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени»

  2. //Моржей вижу,как дни// Ответить

    – А что ж такое она пропела, не помните ли?
    – Да, кажется, вот так: «Стройны, дескать, наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский офицер стройнее их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними, только не расти, не цвести ему в нашем саду». Печорин встал, поклонился ей, приложив руку ко лбу и сердцу, и просил меня отвечать ей, я хорошо знаю по-ихнему и перевел его ответ.
    Когда она от нас отошла, тогда я шепнул Григорью Александровичу: «Ну что, какова?» – «Прелесть! – отвечал он. – А как ее зовут?» – «Ее зовут Бэлою», – отвечал я.
    И точно, она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали к вам в душу. Печорин в задумчивости не сводил с нее глаз, и она частенько исподлобья на него посматривала. Только не один Печорин любовался хорошенькой княжной: из угла комнаты на нее смотрели другие два глаза, неподвижные, огненные. Я стал вглядываться и узнал моего старого знакомца Казбича. Он, знаете, был не то чтоб мирно?й, не то чтоб немирной. Подозрений на него было много, хоть он ни в какой шалости не был замечен. Бывало, он приводил к нам в крепость баранов и продавал дешево, только никогда не торговался: что запросит, давай, хоть зарежь, не уступит. Говорили про него, что он любит таскаться на Кубань с абреками, и, правду сказать, рожа у него была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий… А уж ловок-то, ловок-то был, как бес! Бешмет всегда изорванный, в заплатках, а оружие в серебре. А лошадь его славилась в целой Кабарде, – и точно, лучше этой лошади ничего выдумать невозможно. Недаром ему завидовали все наездники и не раз пытались ее украсть, только не удавалось. Как теперь гляжу на эту лошадь: вороная, как смоль, ноги – струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы; а какая сила! скачи хоть на пятьдесят верст; а уж выезжена – как собака бегает за хозяином, голос даже его знала! Бывало, он ее никогда и не привязывает. Уж такая разбойничья лошадь!..
    В этот вечер Казбич был угрюмее, чем когда-нибудь, и я заметил, что у него под бешметом надета кольчуга. «Недаром на нем эта кольчуга, – подумал я, – уж он, верно, что-нибудь замышляет».
    Душно стало в сакле, и я вышел на воздух освежиться. Ночь уж ложилась на горы, и туман начинал бродить по ущельям.
    Мне вздумалось завернуть под навес, где стояли наши лошади, посмотреть, есть ли у них корм, и притом осторожность никогда не мешает: у меня же была лошадь славная, и уж не один кабардинец на нее умильно поглядывал, приговаривая: «Якши тхе, чек якши!»[3]
    Пробираюсь вдоль забора и вдруг слышу голоса; один голос я тотчас узнал: это был повеса Азамат, сын нашего хозяина; другой говорил реже и тише. «О чем они тут толкуют? – подумал я, – уж не о моей ли лошадке?» Вот присел я у забора и стал прислушиваться, стараясь не пропустить ни одного слова. Иногда шум песен и говор голосов, вылетая из сакли, заглушали любопытный для меня разговор.
    «Славная у тебя лошадь! – говорил Азамат, – если бы я был хозяин в доме и имел табун в триста кобыл, то отдал бы половину за твоего скакуна, Казбич!»
    «А! Казбич!» – подумал я и вспомнил кольчугу.
    «Да, – отвечал Казбич после некоторого молчания, – в целой Кабарде не найдешь такой. Раз, – это было за Тереком, – я ездил с абреками отбивать русские табуны; нам не посчастливилось, и мы рассыпались кто куда. За мной неслись четыре казака; уж я слышал за собою крики гяуров, и передо мною был густой лес. Прилег я на седло, поручил себя Аллаху и в первый раз в жизни оскорбил коня ударом плети. Как птица нырнул он между ветвями; острые колючки рвали мою одежду, сухие сучья карагача били меня по лицу. Конь мой прыгал через пни, разрывал кусты грудью. Лучше было бы мне его бросить у опушки и скрыться в лесу пешком, да жаль было с ним расстаться, – и пророк вознаградил меня. Несколько пуль провизжало над моей головою; я уж слышал, как спешившиеся казаки бежали по следам… Вдруг передо мною рытвина глубокая; скакун мой призадумался – и прыгнул. Задние его копыта оборвались с противного берега, и он повис на передних ногах; я бросил поводья и полетел в овраг; это спасло моего коня: он выскочил. Казаки все это видели, только ни один не спустился меня искать: они, верно, думали, что я убился до смерти, и я слышал, как они бросились ловить моего коня. Сердце мое облилось кровью; пополз я по густой траве вдоль по оврагу – смотрю: лес кончился, несколько казаков выезжают из него на поляну, и вот выскакивает прямо к ним мой Карагез; все кинулись за ним с криком; долго, долго они за ним гонялись, особенно один раза два чуть-чуть не накинул ему на шею аркана; я задрожал, опустил глаза и начал молиться. Через несколько мгновений поднимаю их – и вижу: мой Карагез летит, развевая хвост, вольный как ветер, а гяуры далеко один за другим тянутся по степи на измученных конях. Валлах! это правда, истинная правда! До поздней ночи я сидел в своем овраге. Вдруг, что ж ты думаешь, Азамат? во мраке слышу, бегает по берегу оврага конь, фыркает, ржет и бьет копытами о землю; я узнал голос моего Карагеза; это был он, мой товарищ!.. С тех пор мы не разлучались».
    И слышно было, как он трепал рукою по гладкой шее своего скакуна, давая ему разные нежные названия.
    «Если б у меня был табун в тысячу кобыл, – сказал Азамат, – то отдал бы тебе весь за твоего Карагеза».
    «Йок[4], не хочу», – отвечал равнодушно Казбич.
    «Послушай, Казбич, – говорил, ласкаясь к нему, Азамат, – ты добрый человек, ты храбрый джигит, а мой отец боится русских и не пускает меня в горы; отдай мне свою лошадь, и я сделаю все, что ты хочешь, украду для тебя у отца лучшую его винтовку или шашку, что только пожелаешь, – а шашка его настоящая гурда[5]: приложи лезвием к руке, сама в тело вопьется; а кольчуга – такая, как твоя, нипочем».
    Казбич молчал.
    «В первый раз, как я увидел твоего коня, – продолжал Азамат, – когда он под тобой крутился и прыгал, раздувая ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, в моей душе сделалось что-то непонятное, и с тех пор все мне опостылело: на лучших скакунов моего отца смотрел я с презрением, стыдно было мне на них показаться, и тоска овладела мной; и, тоскуя, просиживал я на утесе целые дни, и ежеминутно мыслям моим являлся вороной скакун твой с своей стройной поступью, с своим гладким, прямым, как стрела, хребтом; он смотрел мне в глаза своими бойкими глазами, как будто хотел слово вымолвить. Я умру, Казбич, если ты мне не продашь его!» – сказал Азамат дрожащим голосом.
    Мне послышалось, что он заплакал: а надо вам сказать, что Азамат был преупрямый мальчишка, и ничем, бывало, у него слез не выбьешь, даже когда он был помоложе.
    В ответ на его слезы послышалось что-то вроде смеха.
    «Послушай! – сказал твердым голосом Азамат, – видишь, я на все решаюсь. Хочешь, я украду для тебя мою сестру? Как она пляшет! как поет! а вышивает золотом – чудо! Не бывало такой жены и у турецкого падишаха… Хочешь, дождись меня завтра ночью там в ущелье, где бежит поток; я пойду с нею мимо в соседний аул, – и она твоя. Неужели не стоит Бэла твоего скакуна?»
    Долго, долго молчал Казбич; наконец вместо ответа он затянул старинную песню вполголоса[6]:

  3. Максим Березников Ответить

    – А что ж такое она пропела, не помните ли?
    – Да, кажется, вот так: «Стройны, дескать, наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский офицер стройнее их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними, только не расти, не цвести ему в нашем саду». Печорин встал, поклонился ей, приложив руку ко лбу и сердцу, и просил меня отвечать ей, я хорошо знаю по-ихнему и перевел его ответ.
    Когда она от нас отошла, тогда я шепнул Григорью Александровичу: «Ну что, какова?» – «Прелесть! – отвечал он. – А как ее зовут?» – «Ее зовут Бэлою», – отвечал я.
    И точно, она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали к вам в душу. Печорин в задумчивости не сводил с нее глаз, и она частенько исподлобья на него посматривала. Только не один Печорин любовался хорошенькой княжной: из угла комнаты на нее смотрели другие два глаза, неподвижные, огненные. Я стал вглядываться и узнал моего старого знакомца Казбича. Он, знаете, был не то чтоб мирно?й, не то чтоб немирной. Подозрений на него было много, хоть он ни в какой шалости не был замечен. Бывало, он приводил к нам в крепость баранов и продавал дешево, только никогда не торговался: что запросит, давай, хоть зарежь, не уступит. Говорили про него, что он любит таскаться на Кубань с абреками, и, правду сказать, рожа у него была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий… А уж ловок-то, ловок-то был, как бес! Бешмет всегда изорванный, в заплатках, а оружие в серебре. А лошадь его славилась в целой Кабарде, – и точно, лучше этой лошади ничего выдумать невозможно. Недаром ему завидовали все наездники и не раз пытались ее украсть, только не удавалось. Как теперь гляжу на эту лошадь: вороная, как смоль, ноги – струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы; а какая сила! скачи хоть на пятьдесят верст; а уж выезжена – как собака бегает за хозяином, голос даже его знала! Бывало, он ее никогда и не привязывает. Уж такая разбойничья лошадь!..
    В этот вечер Казбич был угрюмее, чем когда-нибудь, и я заметил, что у него под бешметом надета кольчуга. «Недаром на нем эта кольчуга, – подумал я, – уж он, верно, что-нибудь замышляет».
    Душно стало в сакле, и я вышел на воздух освежиться. Ночь уж ложилась на горы, и туман начинал бродить по ущельям.
    Мне вздумалось завернуть под навес, где стояли наши лошади, посмотреть, есть ли у них корм, и притом осторожность никогда не мешает: у меня же была лошадь славная, и уж не один кабардинец на нее умильно поглядывал, приговаривая: «Якши тхе, чек якши!»[3]
    Пробираюсь вдоль забора и вдруг слышу голоса; один голос я тотчас узнал: это был повеса Азамат, сын нашего хозяина; другой говорил реже и тише. «О чем они тут толкуют? – подумал я, – уж не о моей ли лошадке?» Вот присел я у забора и стал прислушиваться, стараясь не пропустить ни одного слова. Иногда шум песен и говор голосов, вылетая из сакли, заглушали любопытный для меня разговор.
    «Славная у тебя лошадь! – говорил Азамат, – если бы я был хозяин в доме и имел табун в триста кобыл, то отдал бы половину за твоего скакуна, Казбич!»
    «А! Казбич!» – подумал я и вспомнил кольчугу.
    «Да, – отвечал Казбич после некоторого молчания, – в целой Кабарде не найдешь такой. Раз, – это было за Тереком, – я ездил с абреками отбивать русские табуны; нам не посчастливилось, и мы рассыпались кто куда. За мной неслись четыре казака; уж я слышал за собою крики гяуров, и передо мною был густой лес. Прилег я на седло, поручил себя Аллаху и в первый раз в жизни оскорбил коня ударом плети. Как птица нырнул он между ветвями; острые колючки рвали мою одежду, сухие сучья карагача били меня по лицу. Конь мой прыгал через пни, разрывал кусты грудью. Лучше было бы мне его бросить у опушки и скрыться в лесу пешком, да жаль было с ним расстаться, – и пророк вознаградил меня. Несколько пуль провизжало над моей головою; я уж слышал, как спешившиеся казаки бежали по следам… Вдруг передо мною рытвина глубокая; скакун мой призадумался – и прыгнул. Задние его копыта оборвались с противного берега, и он повис на передних ногах; я бросил поводья и полетел в овраг; это спасло моего коня: он выскочил. Казаки все это видели, только ни один не спустился меня искать: они, верно, думали, что я убился до смерти, и я слышал, как они бросились ловить моего коня. Сердце мое облилось кровью; пополз я по густой траве вдоль по оврагу – смотрю: лес кончился, несколько казаков выезжают из него на поляну, и вот выскакивает прямо к ним мой Карагез; все кинулись за ним с криком; долго, долго они за ним гонялись, особенно один раза два чуть-чуть не накинул ему на шею аркана; я задрожал, опустил глаза и начал молиться. Через несколько мгновений поднимаю их – и вижу: мой Карагез летит, развевая хвост, вольный как ветер, а гяуры далеко один за другим тянутся по степи на измученных конях. Валлах! это правда, истинная правда! До поздней ночи я сидел в своем овраге. Вдруг, что ж ты думаешь, Азамат? во мраке слышу, бегает по берегу оврага конь, фыркает, ржет и бьет копытами о землю; я узнал голос моего Карагеза; это был он, мой товарищ!.. С тех пор мы не разлучались».
    И слышно было, как он трепал рукою по гладкой шее своего скакуна, давая ему разные нежные названия.
    «Если б у меня был табун в тысячу кобыл, – сказал Азамат, – то отдал бы тебе весь за твоего Карагеза».
    «Йок[4], не хочу», – отвечал равнодушно Казбич.
    «Послушай, Казбич, – говорил, ласкаясь к нему, Азамат, – ты добрый человек, ты храбрый джигит, а мой отец боится русских и не пускает меня в горы; отдай мне свою лошадь, и я сделаю все, что ты хочешь, украду для тебя у отца лучшую его винтовку или шашку, что только пожелаешь, – а шашка его настоящая гурда[5]: приложи лезвием к руке, сама в тело вопьется; а кольчуга – такая, как твоя, нипочем».
    Казбич молчал.
    «В первый раз, как я увидел твоего коня, – продолжал Азамат, – когда он под тобой крутился и прыгал, раздувая ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, в моей душе сделалось что-то непонятное, и с тех пор все мне опостылело: на лучших скакунов моего отца смотрел я с презрением, стыдно было мне на них показаться, и тоска овладела мной; и, тоскуя, просиживал я на утесе целые дни, и ежеминутно мыслям моим являлся вороной скакун твой с своей стройной поступью, с своим гладким, прямым, как стрела, хребтом; он смотрел мне в глаза своими бойкими глазами, как будто хотел слово вымолвить. Я умру, Казбич, если ты мне не продашь его!» – сказал Азамат дрожащим голосом.
    Мне послышалось, что он заплакал: а надо вам сказать, что Азамат был преупрямый мальчишка, и ничем, бывало, у него слез не выбьешь, даже когда он был помоложе.
    В ответ на его слезы послышалось что-то вроде смеха.
    «Послушай! – сказал твердым голосом Азамат, – видишь, я на все решаюсь. Хочешь, я украду для тебя мою сестру? Как она пляшет! как поет! а вышивает золотом – чудо! Не бывало такой жены и у турецкого падишаха… Хочешь, дождись меня завтра ночью там в ущелье, где бежит поток; я пойду с нею мимо в соседний аул, – и она твоя. Неужели не стоит Бэла твоего скакуна?»
    Долго, долго молчал Казбич; наконец вместо ответа он затянул старинную песню вполголоса[6]:

  4. corsair Ответить

    – А что ж такое она пропела, не помните ли?
    – Да, кажется, вот так: «Стройны, дескать, наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский офицер стройнее их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними; только не расти, не цвести ему в нашем саду». Печорин встал, поклонился ей, приложив руку ко лбу и сердцу, и просил меня отвечать ей, я хорошо знаю по-ихнему и перевел его ответ.
    Когда она от нас отошла, тогда я шепнул Григорью Александровичу: «Ну что, какова?» – «Прелесть! – отвечал он. – А как ее зовут?» – «Ее зовут Бэлою», – отвечал я.
    И точно, она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали нам в душу. Печорин в задумчивости не сводил с нее глаз, и она частенько исподлобья на него посматривала. Только не один Печорин любовался хорошенькой княжной: из угла комнаты на нее смотрели другие два глаза, неподвижные, огненные. Я стал вглядываться и узнал моего старого знакомца Казбича. Он, знаете, был не то, чтоб мирной, не то, чтоб немирной. Подозрений на него было много, хоть он ни в какой шалости не был замечен. Бывало, он приводил к нам в крепость баранов и продавал дешево, только никогда не торговался: что запросит, давай, – хоть зарежь, не уступит. Говорили про него, что он любит таскаться на Кубань с абреками, и, правду сказать, рожа у него была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий… А уж ловок-то, ловок-то был, как бес! Бешмет всегда изорванный, в заплатках, а оружие в серебре. А лошадь его славилась в целой Кабарде, – и точно, лучше этой лошади ничего выдумать невозможно. Недаром ему завидовали все наездники и не раз пытались ее украсть, только не удавалось. Как теперь гляжу на эту лошадь: вороная, как смоль, ноги – струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы; а какая сила! скачи хоть на пятьдесят верст; а уж выезжена – как собака бегает за хозяином, голос даже его знала! Бывало, он ее никогда и не привязывает. Уж такая разбойничья лошадь!..
    В этот вечер Казбич был угрюмее, чем когда-нибудь, и я заметил, что у него под бешметом надета кольчуга. «Недаром на нем эта кольчуга, – подумал я, – уж он, верно, что-нибудь замышляет».
    Душно стало в сакле, и я вышел на воздух освежиться. Ночь уж ложилась на горы, и туман начинал бродить по ущельям.
    Мне вздумалось завернуть под навес, где стояли наши лошади, посмотреть, есть ли у них корм, и притом осторожность никогда не мешает: у меня же была лошадь славная, и уж не один кабардинец на нее умильно поглядывал, приговаривая: «Якши тхе, чек якши!» [3]
    Пробираюсь вдоль забора и вдруг слышу голоса; один голос я тотчас узнал: это был повеса Азамат, сын нашего хозяина; другой говорил реже и тише. «О чем они тут толкуют? – подумал я, – уж не о моей ли лошадке?» Вот присел я у забора и стал прислушиваться, стараясь не пропустить ни одного слова. Иногда шум песен и говор голосов, вылетая из сакли, заглушали любопытный для меня разговор.
    – Славная у тебя лошадь! – говорил Азамат, – если бы я был хозяин в доме и имел табун в триста кобыл, то отдал бы половину за твоего скакуна, Казбич!
    «А! Казбич!» – подумал я и вспомнил кольчугу.
    – Да, – отвечал Казбич после некоторого молчания, – в целой Кабарде не найдешь такой. Раз, – это было за Тереком, – я ездил с абреками отбивать русские табуны; нам не посчастливилось, и мы рассыпались кто куда. За мной неслись четыре казака; уж я слышал за собою крики гяуров, и передо мною был густой лес. Прилег я на седло, поручил себе аллаху и в первый раз в жизни оскорбил коня ударом плети. Как птица нырнул он между ветвями; острые колючки рвали мою одежду, сухие сучья карагача били меня по лицу. Конь мой прыгал через пни, разрывал кусты грудью. Лучше было бы мне его бросить у опушки и скрыться в лесу пешком, да жаль было с ним расстаться, – и пророк вознаградил меня. Несколько пуль провизжало над моей головою; я уж слышал, как спешившиеся казаки бежали по следам… Вдруг передо мною рытвина глубокая; скакун мой призадумался – и прыгнул. Задние его копыта оборвались с противного берега, и он повис на передних ногах; я бросил поводья и полетел в овраг; это спасло моего коня: он выскочил. Казаки все это видели, только ни один не спустился меня искать: они, верно, думали, что я убился до смерти, и я слышал, как они бросились ловить моего коня. Сердце мое облилось кровью; пополз я по густой траве вдоль по оврагу, – смотрю: лес кончился, несколько казаков выезжают из него на поляну, и вот выскакивает прямо к ним мой Карагез; все кинулись за ним с криком; долго, долго они за ним гонялись, особенно один раза два чуть-чуть не накинул ему на шею аркана; я задрожал, опустил глаза и начал молиться. Через несколько мгновений поднимаю их – и вижу: мой Карагез летит, развевая хвост, вольный как ветер, а гяуры далеко один за другим тянутся по степи на измученных конях. Валлах! это правда, истинная правда! До поздней ночи я сидел в своем овраге. Вдруг, что ж ты думаешь, Азамат? во мраке слышу, бегает по берегу оврага конь, фыркает, ржет и бьет копытами о землю; я узнал голос моего Карагеза; это был он, мой товарищ!.. С тех пор мы не разлучались.

  5. traverza Ответить

    И точно_ она была хороша_ высокая_ тоненькая_ глаза черные_ как у горной серны_ так и загляд_вали нам в душу. Печорин в задумч_вости не св_дил с нее глаз_ и она частенько и_под_добья на него посматр_вала. Только н_ один Печорин люб_вался хорошенькой кн_жной_ из угла комнаты на нее см_трели другие два глаза_ неподвижные_ огненные. Я стал вгляд_ваться и узнал моего старого знакомца Казбича. Он_ знаете_ был не то, чтоб мирной_ не то, чтоб не_мирной. П_д_зрений на него было много_ хоть он н_ в какой шалост_ не был замечен. Бывало_ он пр_в_дил к нам в крепость б_ранов и прод_вал дешево_ только никогда не торговался_ что запросит_ давай, – хоть зареж__ не уступит. Говорили про него_ что он любит таскаться на Кубань с абреками, и_ правду сказать_ рожа у него была самая разбойничья_ маленький_ сухой_ широкоплечий… А уж ловок_то, ловок_то был_ как бес! Бешмет всегда изорва_ный, в заплатках_ а оружие в серебре. А лошадь его славилась в целой Кабарде, – и точно_ лучше этой лошади ничего выдумать невозможно. Недаром ему завид_вали все наез_ники и н_ раз пытались ее украсть_ только не удавалось. Как теперь гляжу на эту лошадь: вороная_ как смоль_ ноги _ струнки_ и глаза н_ хуже_ чем у Бэлы; а какая сила! скачи хоть на пят_десят верст; а уж выезже_на – как собака бегает за хозяином_ голос даже его знала! Бывало_ он ее никогда и не привязывает. Уж такая разбойничья лошадь!..
    Упражнение по отрывку из романа М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» подготовил Кирилл Бодров, ученик 11 класса «Лиги Школ».

  6. Comix Ответить

    На праздновании свадьбы
    – Как же у них празднуют свадьбу? – спросил я штабс-капитана.
    – Да обыкновенно. Сначала мулла прочитает им что-то из Корана; потом дарят молодых и всех их родственников, едят, пьют бузу; потом начинается джигитовка, и всегда один какой-нибудь оборвыш, засаленный, на скверной хромой лошаденке, ломается, паясничает, смешит честную компанию; потом, когда смеркнется, в кунацкой начинается, по-нашему сказать, бал. Бедный старичишка бренчит на трехструнной.. . забыл, как по-ихнему ну, да вроде нашей балалайки. Девки и молодые ребята становятся в две шеренги одна против другой, хлопают в ладоши и поют.
    Вот выходит одна девка и один мужчина на середину и начинают говорить друг другу стихи нараспев, что попало, а остальные подхватывают хором.
    Мы с Печориным сидели на почетном месте, и вот к нему подошла меньшая дочь хозяина, девушка лет шестнадцати, и пропела ему.. . как бы сказать?. . вроде комплимента.
    – А что ж такое она пропела, не помните ли?
    – Да, кажется, вот так: “Стройны, дескать, наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский офицер стройнее их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними; только не расти, не цвести ему в нашем саду”. Печорин встал, поклонился ей, приложив руку ко лбу и сердцу, и просил меня отвечать ей, я хорошо знаю по-ихнему и перевел его ответ.
    Когда она от нас отошла, тогда я шепнул Григорью Александровичу: “Ну что, какова? ” – “Прелесть! – отвечал он. – А как ее зовут? ” – “Ее зовут Бэлою”, – отвечал я.
    И точно, она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали нам в душу. Печорин в задумчивости не сводил с нее глаз, и она частенько исподлобья на него посматривала. Только не один Печорин любовался хорошенькой княжной: из угла комнаты на нее смотрели другие два глаза, неподвижные, огненные. Я стал вглядываться и узнал моего старого знакомца Казбича. Он, знаете, был не то, чтоб мирной, не то, чтоб немирной. Подозрений на него было много, хоть он ни в какой шалости не был замечен. Бывало, он приводил к нам в крепость баранов и продавал дешево, только никогда не торговался: что запросит, давай, – хоть зарежь, не уступит. Говорили про него, что он любит таскаться на Кубань с абреками, и, правду сказать, рожа у него была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий.. . А уж ловок-то, ловок-то был, как бес! Бешмет всегда изорванный, в заплатках, а оружие в серебре. А лошадь его славилась в целой Кабарде, – и точно, лучше этой лошади ничего выдумать невозможно. Недаром ему завидовали все наездники и не раз пытались ее украсть, только не удавалось. Как теперь гляжу на эту лошадь: вороная, как смоль, ноги – струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы; а какая сила! скачи хоть на пятьдесят верст; а уж выезжена – как собака бегает за хозяином, голос даже его знала! Бывало, он ее никогда и не привязывает. Уж такая разбойничья лошадь!. .

  7. JoJozuru Ответить

    Помогите с русским языком! Задание простое серьёзно, просто зайдите и всё сразу станет ясно! ПЛИЗ!
    10 лет
    Отметьте предложения с вводными словами!
    1.И точно, она была хороша: высокая, тоненькая, глаза чёрные, как у гор¬ной серны, так и заглядывали к вам в душу. 2.Печорин в задумчивости не сво¬дил с неё глаз, и она, как мне показалось, частенько исподлобья на него посматривала. 3.Но, видно, не один Печорин любовался хорошенькой княжной: из угла комнаты на неё смотрели другие два глаза, непо-движные, огненные.4. Я стал вгля¬дываться и, конечно, узнал моего старого знакомца Казбича. 5.Говори¬ли про него, что он любит таскаться за Кубань с абреками, и, правду сказать, рожа у него была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий… 6.А уж ловок-то, ловок-то был, как бес! 7.Бешмет всег¬да изорванный, в заплатках, а ору¬жие в серебре. 8. А лошадь его слави¬лась в целой Кабарде, — и точно, лучше этой лошади ничего выду¬мать невозможно. 9.Как и теперь гляжу на эту лошадь: вороная, как смоль, ноги — струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы; а какая сила! 10.Скачи хоть на пятьдесят вёрст; а уж выезжена – как собака бегает за хозяином, голос даже его знала!11. Бывало, он её никогда и не привязывает. 12.Уж такая разбойничья лошадь!
    Дополнен 10 лет назад

  8. PAPANARO Ответить

    «И точно она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали к вам в душу».
    М. Ю. Лермонтов
    План
    1. Пленительная юность Бэлы в оценке Печорина и Азамата.
    2. Гордая неприступность черкешенки.
    3. Покоряющая щедрость любви.
    4. Достойная дочь своего народа.
    Мы впервые встречаемся с Бэлой, глядя на нее глазами Печорина, оценивая ее по впечатлению, произведенному на главного героя романа. «Прелесть!» – восклицает Печорин, и мы представляем девушку, в которой очарование юности и глубина чувств сливаются в неповторимый образ, раз увидев который, хочется видеть снова и снова.
    Высоко ценит Бэлу и брат Азамат: «Как она пляшет! Как поет! А вышивает золотом – чудо! Не бывало такой жены и у турецкого падишаха…»
    Бэлой восхищаются все, кто видит ее: она очаровывает, пленяет, не прилагая к этому никаких усилий. Воспитанная в традициях своего народа, она покоряется воле Печорина, но это не слепая покорность, а трогательная забота о человеке, который пленил ее в прямом и переносном смысле этого слова.
    Юное неопытное сердце тронула первая любовь, ставшая для Бэлы губительной. Увидев Печорина впервые и пропев ему песню-комплимент, Бэла не смогла забыть необычного гостя и предпочла его всем ранее встречавшимся мужчинам. Сам выбор Бэлы уже делает ей честь: Печорин – личность неординарная, богатая, загадочная и трагическая. Бэла прельстилась не богатством, не дорогими подарками, не щедрыми обещаниями – ее покорила личность Печорина, она интуитивно угадала в нем натуру глубокую и мятущуюся. Видимо, не зря Максим Максимыч отметил ее глаза, которые умели заглянуть в душу.
    Бэла не сразу раскрылась перед своим похитителем, воспитание и гордость не позволили ей сказать о своих чувствах. Только страх за любимого человека, возможность потерять его, вынудили Бэлу открыться и броситься Печорину на шею. Наивная, чистая, преданная Бэла действительно могла бы составить счастье мужчине, достойному ее. Ради любимого девушка готова на все, угодить ему – высшее счастье. Но это не слепая жертвенность, докучливая покорность женщины-черкешенки. Это действительно готовность любящего сердца одаривать счастьем любимого, умение быть счастливой, отдавая, а не беря.
    Когда Печорин охладел к Бэле, она не опустилась до жалоб и просьб, а гордо заявила: «Если он меня не любит, то кто ему мешает отослать меня домой? Я его не принуждаю. А если это так будет продолжаться, то я сама уйду: я не раба его – я княжеская дочь!» Здесь Бэла выше Печорина: она честна в чувствах и готова к решительным поступкам. Смелость юной девушки восхищает, готовность выдержать последствия своего поступка вызывает преклонение. Что ожидало девушку на Кавказе, если бы она вернулась домой? Какое отношение было бы к ней? Как бы сложилась ее судьба?
    Но Бэла готова принять все, что выпадет на ее долю, лишь бы не быть обузой человеку, который ее не любит. О Бэле можно сказать, что она всегда готова быть госпожой, а не служанкой у любви.
    Хочется поспорить с Максим Максимычем, который, жалея Бэлу, говорил: «Нет, она хорошо сделала, что умерла. Ну что бы с ней сталось, если б Григорий Александрович ее покинул? А это бы случилось рано или поздно!»
    Бэла – натура цельная и сильная. Сильны были бы и ее страдания, если бы Печорин оставил ее. Но Бэла смогла бы страдать достойно, как могла достойно любить. «Грациозный образ пленительной черкешенки», как писал о Бэле В. Г. Белинский, умиляет и восхищает одновременно, так как сочетает в себе безудержность юношеского порыва и зрелость высоких чувств.

  9. Fenrikus Ответить

    Не упоминается.
    «Ну что, какова?» – «Прелесть! – отвечал он. – А как ее зовут?» – «Ее зовут Бэлою», – отвечал я.

    Возраст

    Лет 16.
    и вот к нему подошла меньшая дочь хозяина, девушка лет шестнадцати

    Отношение к Печорину

    Влюбленное. Бэла очень сильно любила Печорина:
    Только едва он коснулся двери, как она вскочила, зарыдала и бросилась ему на шею. (к Печорину)
    Бэла сидела на кровати в черном шелковом бешмете, бледненькая, такая печальная,
    Я вчера целый день думала, – отвечала она сквозь слезы, – придумывала разные несчастья: то казалось мне, что его ранил дикий кабан, то чеченец утащил в горы… А нынче мне уж кажется, что он меня не любит.
    Четверть часа спустя Печорин вернулся с охоты; Бэла бросилась ему на шею, и ни одной жалобы, ни одного упрека за долгое отсутствие…
    Он стал на колени возле кровати, приподнял ее голову с подушки и прижал свои губы к ее холодеющим губам; она крепко обвила его шею дрожащими руками, будто в этом поцелуе хотела передать ему свою душу…

    Внешность Бэлы

    И точно, она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали нам в душу.
    устоит ли азиатская красавица против такой батареи?
    бледность покрыла это милое личико!
    она у нас так похорошела, что чудо; с лица и с рук сошел загар, румянец разыгрался на щеках
    Что за глаза! они так и сверкали, будто два угля
    Она призадумалась, не спуская с него черных глаз своих, потом улыбнулась ласково и кивнула головой в знак согласия…
    целовал ее черные локоны

    Социальный статус

    Младшая дочь мирного князя, жившего в шести верстах от крепости N.
    Мы с Печориным сидели на почетном месте, и вот к нему подошла меньшая дочь хозяина
    я не раба его (Печорина) – я княжеская дочь!..

    Дальнейшая судьба

    Убита Казбичем.
    Такой злодей; хоть бы в сердце ударил – ну, так уж и быть, одним разом все бы кончил, а то в спину… самый разбойничий удар!
    – И Бэла умерла?
    – Умерла; только долго мучилась, и мы уж с нею измучились порядком

    Личность Бэлы

    Характер у Бэлы огненный: в ней переплетаются гордость, упрямство, веселость, шутливость, чувственность и нечто разбойничье.
    Григорий Александрович каждый день дарил ей что-нибудь: первые дни она молча гордо отталкивала подарки
    Долго бился с нею Григорий Александрович
    Дьявол, а не женщина!
    А если это так будет продолжаться, то я сама уйду: я не раба его – я княжеская дочь!..
    глаза ее сверкали. … и в тебе, душенька, не молчит разбойничья кровь!»
    Уж какая, бывало, веселая, и все надо мной, проказница, подшучивала…
    «Я умру!» – сказала она. Мы начали ее утешать, говорили, что лекарь обещал ее вылечить непременно; она покачала головой и отвернулась к стене: ей не хотелось умирать!..
    Она, бывало, нам поет песни иль пляшет лезгинку… А уж как плясала!

  10. EJULYNY Ответить

    женский образ печорин роман
    Бэла – черкесская княжна, дочь мирного князя и сестра юного Азамата. Именем Бэлы названа первая повесть романа. О Бэле рассказывает простодушный Максим Максимыч, но его восприятие постоянно корректируется словами Печорина, приводимыми в рассказе. У Бэлы сильный, цельный характер, в котором есть твердость, гордость, постоянство, природная простота чувств, непосредственность любви, женственность, живое стремление к свободе, внутренне достоинство, ведь воспитывалась она в традициях Кавказа. Красавица Бэла умела петь, плясать и вышивать золотом.
    Первый раз Печорин увидел Бэлу на свадьбе её старшей сестры. Он был пленен ее внешностью и какой-то необычайностью. Она показалась ему воплощением непосредственности, естественности, то есть всего того, чего Печорин не встречал в знакомых ему светских дамах. «Она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали к вам в душу» (2, стр.16).
    Печорин увлекается девушкой и выкрадывает её из родительского дома с помощью её брата Азамата. Сначала Бэла дичится Печорина, отказывается на него смотреть, принимать подарки. Печорин говорил: «Сидит в углу, закутавшись в покрывало, не говорит и не смотрит: пуглива, как дикая серна. Я нанял нашу духанщицу: она знает по-татарски, будет ходить за нею и приучит её к мысли, что она моя, потому что она никому не будет принадлежать, кроме меня» (2, стр.25). Её долгое молчание, равнодушие к подаркам и гордость еще более подчеркивают глубину и силу ее любви. Но как все жители гор, Бэла очень ценит свободу. «Я твоя пленница, – говорила она, – твоя раба» (2, стр. 26). Она хочет понять, действительно ли Печорин её любит. Но он не оставляет своих попыток приручить гордую черкешенку, и она наконец сдается. В ней пробуждается любовь и, как цельная натура, Бэла отдается ей со всей силой страсти. Она призналась Максиму Максимычу, «что с того дня, как увидела Печорина, он часто ей грезился во сне и что не один мужчина никогда не производил на нее такого впечатления» (2, стр. 28). Бэла – одна из тех глубоких женских натур, которые полюбят мужчину тотчас, как увидят его, но признаются ему в любви и отдадутся не скоро, а отдавшись, уже не могут больше принадлежать ни другому, ни самим себе.
    Их счастье длилось примерно четыре месяца. Вначале Печорин хорошо относится к Бэле. Но затем он вновь начал скучать. Печорин стал пропадать по несколько дней на охоте. Бэла надоела ему. Сначала она не жаловалась и страдала молча. Затем «его обращение стало холодно, ласкал он её редко, и она заметно начинала сохнуть, личико её вытянулось, большие глаза потускнели» (2, стр. 37). Бэла гордо заявляла: «А если это так будет продолжаться, то я сама уйду: я не раба его – я княжеская дочь!» (2, стр. 35). Она так страстно и горячо любит Печорина, что его любовь к ней кажется неглубокой и несерьезной. Печорин объяснил Максиму Максимычу что для него «любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой» (2, стр. 38).
    Ситуация осложняется появлением третьего лица — горца Казбича, — также испытывающего влечение к героине. Пока Печорин и Максим Максимыч были на охоте, Казбич крадет Бэлу. Когда они настигают Казбича, он втыкает в девушку кинжал. Будучи до конца стойкой и верной обычаям своего народа, Бэла отказалась перед смертью принять православное крещение. Девушка решает умереть в той вере, в которой жили её родители. Перед смертью Печорин «стал на колени возле кровати, приподнял её голову с подушки и прижал свои губы к её холодеющим губам: она крепко обвила его шею дрожащими руками, будто в этом поцелуе хотела передать ему свою душу…» (2, стр. 43).
    Удивительно цельная, зрелая, стойкая натура шестнадцатилетней девушки, трагически погибшей, вызывает сочувствие и симпатию у читателей. «И с каким бесконечным искусством обрисован грациозный образ пленительной черкешенки! Она говорит и действует так мало, а вы живо видите её перед глазами во всей определенности живого существа, читаете в её сердце, проникаете все изгибы его…» (3, стр. 52).
    Образ Бэлы нужен был Лермонтову для того, чтобы показать, что и такой чистой и нежной любви Печорину мало для ответного и искреннего чувства.

  11. EQEFUFOX Ответить

    Читая первую главу романа М. Ю. Лермонтова “Герой нашего времени”, мы захвачены драматической историей любви Печорина к черкешенке Бэле.
    Нельзя ответить однозначно, почему Печорин полюбил Бэлу, и любил ли он ее на самом деле? Может быть, он “от скуки” (как признается сам) выбрал ее, потому что надоело “кокетство светских барынь”. А возможно, Печорин ищет чего-то нового, доселе ему неведомого. Это он находит в сфере горцев, чье обаяние, смелость и гордость подчиняют себе главного героя. Он сам в минуту откровенности признается в том, что подражание чужому обычаю – страсть для него привычная.
    А, может, любовь Печорина к Бэле – это не каприз, а попытка вернуться в мир естественных, искренних чувств? Ведь именно Бэла является примером чувственной стороны жизни. Вот как описывает ее автор: “высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны”.
    Печорин и сам не знает, любит ли он Бэлу Но ведь настоящая любовь – это забота о том, кого любишь, волнение за другого-, желание принести радость. Но, как мы видим, Печорин не умеет думать о Бэле, Он занят собой и своими переживаниями, ему грустно, одиноко, он нуждается в любви молодого, чистого существа – и добивается этой любви
    Печорин понимает, что разделяет его и Бэлу принадлежность к разным культурам, обычаям, разным религиям, то есть к разным человеческим мирам. И в разговоре с ней он воздействует на ее сознание, устраняя все преграды, обращается к той идее, которая лежит в ее воспитании и жизни. Печорин развивает здесь идею неизбежности судьбы: “ведь ты знаешь, что рано или поздно должна быть моею”. Бэла пораженная этой, как бы вновь открытой, но знакомой истиной, покоряется. Печорин стремится походить на горца в отношениях с Бэлой. Он хвалит ее красоту, дарит подарки, хитростью завоевывает ее доверие. Печорин играет, но делает это так искренне, что его игра становится реальностью. Он и сам забывает о первоначальном намерении в отношении Бэлы.
    А она-то полюбила по-настоящему. Бэла призналась, что “он часта ей грезился во сне, и что ни один мужчина никогда не производил на нее такого впечатления”
    Печорин не различает зла в выборе своих поступков. Похищение Бэлы, которое повлекло за собой гибель ее семьи, вовсе не осознается им как зло Он разрушает судьбу и жизнь пленительной горянки.
    Бэла умирает от удара кинжалом в спину. В предсмертных сценах она показана не просто как экзотическая красавица, а как существо, глубоко любящее Печорина. В последние свои минуты она задается не свойственными для нее вопросами о вере и душе, трогательно заботится о Григории Александровиче. Смерть ее не бессознательна, она умирает как глубоко думающий и чувствующий человек, осознавая свой близкий конец, но сохраняя при этом достоинство. Ведь она – “княжеская дочь, а не раба”.
    Умирая, мучаясь от боли, Бэла ни на минуту не забывает о Печорине. Она предана ему до последней минуты, Бэла печалится, что “она не христианка, и что на том свете душа ее никогда не встретится с душою Григория Александровича, и что иная женщина будет в раю его подругой”. До последней минуты своей жизни Бэла даже не думает винить Печорина в своей смерти, вся ее предсмертная печаль выражается в бесконечной любви к нему. Живя одной любовью, Бэла оказалась перед смертью гордой женщиной, полной человеческого достоинства. Ее душевная жизнь ограничивалась только верой – и эту веру Бэла нарушила во имя любви. Но перед смертью она победила свою любовь. На предложение Максима Максимыча окрестить ее, она ответила, что “умрет в той вере, в какой родилась”. Так состоялась своеобразная душевная победа Бэлы над Печориным.

  12. Munris Ответить

    Верность любимому человеку

    До последней минуты своей недолгой жизни она оставалась верной ему, даже когда почувствовала, что он начал охладевать. Бэла могла бы уйти, но не хотела этого делать, не убедившись, что действительно больше не нужна Печорину. В своих чувствах она не сомневалась. «Если он меня не любит, то кто ему мешает отослать меня домой? Я его не принуждаю. А если это так будет продолжаться, то я сама уйду: я не раба его – я княжеская дочь!..»
    Бэла тяжело переживала, предчувствуя скорый разрыв: «она заметно начинала сохнуть, личико её вытянулось, большие глаза потускнели».

    Искренность

    В романе «Герой нашего времени» Бэла предстаёт перед нами как цельная личность, которая не умеет притворяться, кривить душой, кокетничать. Она искренна в каждом своём проявлении. Для неё отношения с Печориным – не игра. Она полюбила его всем сердцем, и хочет, чтобы ему с ней было хорошо. Поэтому «ни одной жалобы, ни одного упрёка за долгое отсутствие…»

    Преданность вере

    В предсмертном бреду она лишь немного вспоминает о родном доме, отце и брате, а в остальное время говорит о Печорине. Придя в себя, она жалеет, что не христианка, и душа её в раю никогда не встретится с душой любимого. Но в ответ на предложение окрестить её говорит, что умрёт в той вере, в какой родилась. Преданность вере лишний раз подтверждает, что она никогда не изменяет себе, всё делает только по глубокому внутреннему убеждению, и если любит – то любит по-настоящему.

    Бэла – укор Печорину

    Обычно говорят – «живой упрёк». А вот Бэла из романа «Герой нашего времени» – это «мёртвый упрёк». Это укор Печорину, по чьей вине она, по сути, погибла. Ведь если бы не его прихоть, её судьба могла сложиться иначе. Печорину же упрекнуть Бэлу было не в чем. Впервые в жизни он встретил такую женщину – без единого морального изъяна, без тени лукавства и стремления к выгоде, абсолютно чистую душевно. Было бы по-другому – он мог бы найти оправдание своему поступку низостью человеческой. Но оправданий нет – и ему остаётся признать всю глубину своего собственного нравственного падения. Максим Максимыч был неприятно удивлён, когда в ответ на соболезнования Печорин рассмеялся. А он этим как раз и говорил: «Да, вот такой я негодяй». На самом деле он глубоко переживал смерть Бэлы, «был долго нездоров, исхудал», ему было неприятно вспоминать этот случай. Хотя он и разлюбил её, но, безусловно, уважал. Она недостойна была такого конца.

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *