Почему де тревиль предоставляет отпуск д артаньяну?

22 ответов на вопрос “Почему де тревиль предоставляет отпуск д артаньяну?”

  1. Thunderbrew Ответить

    – Сохраните вверенную вам тайну, молодой человек, и скажите, чего вы желаете.
    – Я желал бы, чтобы вы добились для меня у господина Дезэссара отпуска на две недели.
    – Когда?
    – С нынешней ночи.
    – Вы покидаете Париж?
    – Я уезжаю, чтобы выполнить поручение.
    – Можете ли вы сообщить мне, куда вы едете?
    – В Лондон.
    – Заинтересован ли кто-нибудь в том, чтобы вы не достигли цели?
    – Кардинал, как мне кажется, отдал бы все на свете, чтобы помешать мне.
    – И вы отправляетесь один?
    – Я отправляюсь один.
    – В таком случае вы не доберетесь дальше Бонди, ручаюсь вам словом де Тревиля!
    – Почему?
    – К вам подошлют убийцу.
    – Я умру, выполняя свой долг!
    – Но поручение ваше останется невыполненным.
    – Это правда… – сказал д’Артаньян.
    – Поверьте мне, – продолжал де Тревиль, – в такие предприятия нужно пускаться четверым, чтобы до цели добрался один.
    – Да, вы правы, сударь, – сказал д’Артаньян. – Но вы знаете Атоса, Портоса и Арамиса и знаете также, что я могу располагать ими.
    – Не раскрыв им тайны?
    – Мы раз и навсегда поклялись слепо доверять и неизменно хранить преданность друг другу. Кроме того, вы можете сказать им, что доверяете мне всецело, и они положатся на меня так же, как и вы.
    – Я могу предоставить каждому из них отпуск на две недели: Атосу, которого все еще беспокоит его рана, – чтобы он отправился на воды в Форж, Портосу и Арамису – чтобы они сопровождали своего друга, которого они не могут оставить одного в таком тяжелом состоянии. Отпускное свидетельство послужит доказательством, что поездка совершается с моего согласия.
    – Благодарю вас, сударь. Вы бесконечно добры.
    – Отправляйтесь к ним немедленно. Отъезд должен совершиться сегодня же ночью… Да, но сейчас напишите прошение на имя господина Дезэссара.
    Возможно, за вами уже следует по пятам шпион, и ваш приход ко мне, о котором в этом случае уже известно кардиналу, будет оправдан.
    Д’Артаньян составил прошение, и, принимая его из рук молодого гасконца, де Тревиль объявил ему, что не позже чем через два часа все четыре отпускных свидетельства будут на квартире каждого из четверых участников поездки.
    – Будьте добры послать мое свидетельство к Атосу, – попросил д’Артаньян. – Я опасаюсь, что, вернувшись домой, могу натолкнуться на какую-нибудь неприятную неожиданность.
    – Не беспокойтесь. До свидания и счастливого пути… Да, подождите! – крикнул де Тревиль, останавливая д’Артаньяна.
    Д’Артаньян вернулся.
    – Деньги у вас есть?
    Д’Артаньян щелкнул пальцем по сумке с монетами, которая была у него в кармане.
    – Достаточно? – спросил де Тревиль.
    – Триста пистолей.
    – Отлично. С этим можно добраться на край света. Итак, отправляйтесь!
    Д’Артаньян поклонился г-ну де Тревилю, который протянул ему руку. Молодой гасконец с почтительной благодарностью пожал эту руку. Со дня своего приезда в Париж он не мог нахвалиться этим прекрасным человеком, всегда таким благородным, честным и великодушным.
    Первый, к кому зашел д’Артаньян, был Арамис. Он не был у своего друга с того памятного вечера, когда следил за г-жой Бонасье. Более того, он даже редко встречался в последнее время с молодым мушкетером, и каждый раз, когда видел его, ему казалось, будто на лице своего друга он замечал следы какой-то глубокой печали.
    В этот вечер Арамис также еще не ложился и был мрачен и задумчив.
    Д’Артаньян попытался расспросить его о причинах его грусти. Арамис сослался на комментарий к восемнадцатой главе блаженного Августина, который ему нужно было написать по-латыни к будущей неделе, что якобы крайне его беспокоило.
    Беседа обоих друзей длилась уже несколько минут, как вдруг появился один из слуг г-на де Тревиля и подал Арамису запечатанный пакет.
    – Что это? – спросил мушкетер.
    – Разрешение на отпуск, о котором вы, сударь, изволили просить, – ответил слуга.
    – Но я вовсе не просил об отпуске! – воскликнул Арамис.
    – Молчите и берите, – шепнул ему д’Артаньян. – И вот вам, друг мой, полпистоля за труды, – добавил он, обращаясь к слуге. – Передайте господину де Тревилю, что господин Арамис сердечно благодарит его.
    Поклонившись до земли, слуга вышел.
    – Что это значит? – спросил Арамис.
    – Соберите все, что вам может понадобиться для двухнедельного путешествия, и следуйте за мной.
    – Но я сейчас не могу оставить Париж, не узнав…
    Арамис умолк.
    – …что с нею сталось, не так ли? – продолжал за него д’Артаньян.
    – С кем? – спросил Арамис.
    – С женщиной, которая была здесь. С женщиной, у которой вышитый платок.
    – Кто сказал вам, что здесь была женщина? – воскликнул Арамис, побледнев как смерть.
    – Я видел ее.
    – И знаете, кто она?
    – Догадываюсь, во всяком случае.
    – Послушайте, – сказал Арамис. – Раз вы знаете так много разных вещей, то не известно ли вам, что сталось с этой женщиной?
    – Полагаю, что она вернулась в Тур.
    – В Тур?.. Да, возможно, вы знаете ее. Но как же она вернулась в Тур, ни слова не сказав мне?
    – Она опасалась ареста.
    – Но почему она мне не написала?
    – Боялась навлечь на вас беду.
    – Д’Артаньян! Вы возвращаете меня к жизни! – воскликнул Арамис. – Я думал, что меня презирают, обманывают. Я так был счастлив снова увидеться с ней! Я не мог предположить, что она рискует своей свободой ради меня, но, с другой стороны, какая причина могла заставить ее вернуться в Париж?
    – Та самая причина, по которой мы сегодня уезжаем в Англию.
    – Какая же это причина? – спросил Арамис.
    – Когда-нибудь, Арамис, она станет вам известна. Но пока я воздержусь от лишних слову памятуя о племяннице богослова.
    Арамис улыбнулся, вспомнив сказку, рассказанную им когда-то друзьям.
    – Ну что ж, раз она уехала из Парижа и вы в этом уверены, ничто меня больше здесь не удерживает, и я готов отправиться с вами. Вы сказали, что мы отправляемся…
    – …прежде всего к Атосу, и если вы собираетесь идти со мной, то советую поспешить, так как мы потеряли очень много времени. Да, кстати, предупредите Базена.
    – Базен едет с нами?
    – Возможно. Во всяком случае, будет полезно, чтобы он также пришел к Атосу.
    Арамис позвал Базена и приказал ему прийти вслед за ними к Атосу.
    – Итак, идем, – сказал Арамис, беря плащ, шпагу и засунув за пояс свои три пистолета.
    В поисках какой-нибудь случайно затерявшейся монеты он выдвинул и задвинул несколько ящиков. Убедившись, что поиски его напрасны, он направился к выходу вслед за д’Артаньяном, мысленно задавая себе вопрос, откуда молодой гвардеец мог знать, кто была женщина, пользовавшаяся его гостеприимством, и знать лучше его самого, куда эта женщина скрылась.
    Уже на пороге Арамис положил руку на плечо д’Артаньяну.
    – Вы никому не говорили об этой женщине? – спросил он.
    – Никому на свете.
    – Не исключая Атоса и Портоса?
    – Ни единого словечка.
    – Слава богу!
    И, успокоившись на этот счет, Арамис продолжал путь вместе с д’Артаньяном. Вскоре оба они достигли дома, где жил Атос.
    Когда они вошли, Атос держал в одной руке разрешение на отпуск, в другой – письмо г-на де Тревиля.
    – Не объясните ли вы, что означает этот отпуск и это письмо, которое я только что получил? – спросил он с удивлением.
    «Любезный мой Атос, я согласен, раз этого настоятельно требует ваше здоровье, предоставить вам отдых на две недели. Можете ехать на воды в Форж или на любые другие, по вашему усмотрению. Поскорее поправляйтесь.
    Благосклонный к вам
    Тревиль.»
    – Это письмо и этот отпуск, Атос, означают, что вам надлежит следовать за мной.
    – На воды в Форж?
    – Туда или в иное место.
    – Для службы королю?
    – Королю и королеве. Разве мы не слуги их величеств?
    Как раз в эту минуту появился Портос.
    – Тысяча чертей! – воскликнул он, входя. – С каких это пор мушкетерам предоставляется отпуск, о котором они не просили?
    – С тех пор, как у них есть друзья, которые делают это за них.
    – Ага… – протянул Портос. – Здесь, по-видимому, есть какие-то новости.
    – Да, мы уезжаем, – ответил Арамис.
    – В какие края? – спросил Портос.
    – Право, не знаю хорошенько, – ответил Арамис. – Спроси у д’Артаньяна.
    – Мы отправляемся в Лондон, господа, – сказал д’Артаньян.
    – В Лондон! – воскликнул Портос. – А что же мы будем делать в Лондоне?
    – Вот этого я не имею права сказать, господа. Вам придется довериться мне.
    – Но для путешествия в Лондон нужны деньги, – заметил Портос, – а у меня их нет.
    – У меня тоже.
    – И у меня.
    – У меня они есть, – сказал д’Артаньян, вытаскивая из кармана свой клад и бросая его на стол. – В этом мешке триста пистолей. Возьмем из них каждый по семьдесят пять – этого достаточно на дорогу в Лондон и обратно. Впрочем, успокойтесь: мы не все доберемся до Лондона.
    – Это почему?
    – Потому что, по всей вероятности, кое-кто из нас отстанет в пути.
    – Так что же это – мы пускаемся в поход?
    – И даже в очень опасный, должен вас предупредить!
    – Черт возьми! – воскликнул Портос. – Но раз мы рискуем быть убитыми, я хотел бы, по крайней мере, знать, во имя чего.
    – Легче тебе от этого будет? – спросил Атос.
    – Должен признаться, – сказал Арамис, – что я согласен с Портосом.
    – А разве король имеет обыкновение давать вам отчет? Нет. Он просто говорит вам: господа, в Гаскони или во Фландрии дерутся – идите драться.
    И вы идете. Во имя чего? Вы даже и не задумываетесь над этим.
    – Д’Артаньян прав, – сказал Атос. – Вот наши три отпускных свидетельства, присланные господином де Тревилем, и вот триста пистолей, данные неизвестно кем. Пойдем умирать, куда нас посылают. Стоит ли жизнь того, чтобы так много спрашивать! д’Артаньян, я готов идти за тобой.
    – И я тоже! – сказал Портос.
    – И я тоже! – сказал Арамис. – Кстати, я не прочь сейчас уехать из Парижа. Мне нужно развлечься.
    – Развлечений у вас хватит, господа, будьте спокойны, – заметил д’Артаньян.
    – Прекрасно. Когда же мы отправляемся? – спросил Атос.
    – Сейчас же, – ответил д’Артаньян. – Нельзя терять ни минуты.
    – Эй, Гримо, Планше, Мушкетон, Базен! – крикнули все четверо своим лакеям. – Смажьте наши ботфорты и приведите наших коней.
    В те годы полагалось, чтобы каждый мушкетер держал в главной квартире, как в казарме, своего коня и коня своего слуги. Планше, Гримо, Мушкетон и Базен бегом бросились исполнять приказания своих господ.
    – А теперь, – сказал Портос, – составим план кампании. Куда же мы направляемся прежде всего?
    – Кале, – сказал д’Артаньян. – Это кратчайший путь в Лондон.
    – В таком случае вот мое мнение… – начал Портос.
    – Говори.
    – Четыре человека, едущие куда-то вместе, могут вызвать подозрения.
    Д’Артаньян каждому из нас даст надлежащие указания. Я выеду вперед на Булонь, чтобы разведать дорогу. Атос выедет двумя часами позже через Амьен. Арамис последует за ними на Нуайон. Что же касается д’Артаньяна, он может выехать по любой дороге, но в одежде Планше, а Планше отправится вслед за нами, изображая д’Артаньяна, и в форме гвардейца.
    – Господа, – сказал Атос, – я считаю, что не следует в такое дело посвящать слуг. Тайну может случайно выдать дворянин, но лакей почти всегда продаст ее.
    – План Портоса мне представляется неудачным, – сказал д’Артаньян. Прежде всего я и сам не знаю, какие указания должен дать вам. Я везу письмо. Вот и все. Я не могу снять три копии с этого письма, ибо оно запечатано. Поэтому, как мне кажется, нам следует передвигаться вместе.
    Письмо лежит вот здесь, в этом кармане. – И он указал, в каком кармане лежит письмо. – Если я буду убит, один из вас возьмет письмо, и вы будете продолжать свой путь. Если его убьют, настанет очередь третьего, и так далее. Лишь бы доехал один. Этого будет достаточно.
    – Браво, д’Артаньян! Я такого же мнения, как ты, – сказал Атос. – К тому же надо быть последовательным. Я еду на воды, вы меня сопровождаете. Вместо форжских вод я отправляюсь к морю – ведь я свободен в выборе.
    Нас намереваются задержать. Я предъявляю письмо господина де Тревиля, а вы – ваши свидетельства. На нас нападают. Мы защищаемся. Нас судят, а мы со всем упорством утверждаем, что намеревались только разок-другой окунуться в море. С четырьмя людьми, путешествующими в одиночку, ничего не стоит справиться, тогда как четверо вместе – уже отряд. Мы вооружим наших слуг пистолетами и мушкетами. Если против нас вышлют армию – мы примем бой, и тот, кто уцелеет, как сказал д’Артаньян, отвезет письмо.
    – Прекрасно, – сказал Арамис. – Ты говоришь редко, Атос, но зато когда заговоришь, то не хуже Иоанна Златоуста.[41]Я принимаю план Атоса. А ты, Портос?
    – Я также, – сказал Портос, – если д’Артаньян с ним согласен. д’Артаньян, которому поручено письмо, – естественно, начальник нашей экспедиции. Пусть он решает, а мы выполним его приказания.
    – Так вот, – сказал д’Артаньян, – я решил: мы принимаем план Атоса и отбываем через полчаса.
    – Принято! – хором проговорили все три мушкетера.
    Затем каждый из них, протянув руку к мешку, взял себе семьдесят пять пистолей и принялся за приготовления, чтобы через полчаса быть готовым к отъезду.

  2. Nuadann Ответить

    Д’Артаньян прежде всего отправился к г-ну де Тревилю. Он знал, что не пройдет и нескольких минут, как кардинал будет обо всем осведомлен через проклятого незнакомца, который несомненно был доверенным лицом его преосвященства. И он с полным основанием считал, что нельзя терять ни минуты.
    Сердце молодого человека было преисполнено радости. Ему представлялся случай приобрести в одно и то же время и славу и деньги, и, что самое замечательное, случай этот к тому же сблизил его с женщиной, которую он обожал. Провидение внезапно дарило ему больше, чем то, о чем он когда-либо смел мечтать.
    Господин де Тревиль был у себя в гостиной, в обычном кругу своих знатных друзей. Д’Артаньян, которого в доме все знали, прошел прямо в кабинет и попросил слугу доложить, что желал бы переговорить с капитаном по важному делу.
    Не прошло и пяти минут ожидания, как вошел г-н де Тревиль. Одного взгляда на сияющее радостью лицо молодого человека было достаточно – почтенный капитан понял, что произошло нечто новое.
    В течение всего пути д’Артаньян задавал себе вопрос: довериться ли г-ну де Тревилю или только испросить у него свободы действий для одного секретного дела? Но г-н де Тревиль всегда вел себя по отношению к нему с таким благородством, он так глубоко был предан королю и королеве и так искренне ненавидел кардинала, что молодой человек решил рассказать ему все.
    – Вы просили меня принять вас, мой молодой друг, – сказал де Тревиль.
    – Да, сударь, – ответил д’Артаньян, – и вы извините меня, что я вас потревожил, когда узнаете, о каком важном деле идет речь.
    – В таком случае – говорите. Я слушаю вас.
    – Дело идет, – понизив голос, произнес д’Артаньян, – не более и не менее как о чести, а может быть, и о жизни королевы.
    – Что вы говорите! – воскликнул де Тревиль, озираясь, чтобы убедиться, не слышит ли их кого-нибудь, и снова остановил вопросительный взгляд на лице своего собеседника.
    – Я говорю, сударь, – ответил д’Артаньян, – что случай открыл мне тайну…
    – Которую вы, молодой человек, будете хранить, даже если бы за это пришлось заплатить жизнью.
    – Но я должен посвятить в нее вас, сударь, ибо вы один в силах мне помочь выполнить задачу, возложенную на меня ее величеством.
    – Эта тайна – ваша?
    – Нет, сударь. Это тайна королевы.
    – Разрешила ли вам ее величество посвятить меня в эту тайну?
    – Нет, сударь, даже напротив; мне приказано строго хранить ее.
    – Почему же вы собираетесь открыть ее мне?
    – Потому что, как я уже сказал, я ничего не могу сделать без вашей помощи, и я опасаюсь, что вы откажете в милости, о которой я собираюсь просить, если не будете знать, для чего я об этом прошу.
    – Сохраните вверенную вам тайну, молодой человек, и скажите, чего вы желаете.
    – Я желал бы, чтобы вы добились для меня у господина Дезэссара отпуска на две недели.
    – Когда?
    – С нынешней ночи.
    – Вы покидаете Париж?
    – Я уезжаю, чтобы выполнить поручение.
    – Можете ли вы сообщить мне, куда вы едете?
    – В Лондон.
    – Заинтересован ли кто-нибудь в том, чтобы вы не достигли цели?
    – Кардинал, как мне кажется, отдал бы все на свете, чтобы помешать мне.
    – И вы отправляетесь один?
    – Я отправляюсь один.
    – В таком случае вы не доберетесь дальше Бонди, ручаюсь вам словом де Тревиля!
    – Почему?
    – К вам подошлют убийцу.
    – Я умру, выполняя свой долг!
    – Но поручение ваше останется невыполненным.
    – Это правда… – сказал д’Артаньян.
    – Поверьте мне, – продолжал де Тревиль, – в такие предприятия нужно пускаться четверым, чтобы до цели добрался один.
    – Да, вы правы, сударь, – сказал д’Артаньян. – Но вы знаете Атоса, Портоса и Арамиса и знаете также, что я могу располагать ими.
    – Не раскрыв им тайны?
    – Мы раз и навсегда поклялись слепо доверять и неизменно хранить преданность друг другу. Кроме того, вы можете сказать им, что доверяете мне всецело, и они положатся на меня так же, как и вы.
    – Я могу предоставить каждому из них отпуск на две недели: Атосу, которого все еще беспокоит его рана, – чтобы он отправился на воды в Форж; Портосу и Арамису – чтобы они сопровождали своего друга, которого они не могут оставить одного в таком тяжелом состоянии. Отпускное свидетельство послужит доказательством, что поездка совершается с моего согласия.
    – Благодарю вас, сударь. Вы бесконечно добры.
    – Отправляйтесь к ним немедленно. Отъезд должен совершиться сегодня же ночью… Да, но сейчас напишите прошение на имя господина Дезэссара. Возможно, за вами уже следует по пятам шпион, и ваш приход ко мне, о котором в этом случае уже известно кардиналу, будет оправдан.
    Д’Артаньян составил прошение, и, принимая его из рук молодого гасконца, де Тревиль объявил ему, что не позже чем через два часа все четыре отпускных свидетельства будут на квартире каждого из четверых участников поездки.
    – Будьте добры послать мое свидетельство к Атосу, – попросил Д’Артаньян. – Я опасаюсь, что, вернувшись домой, могу натолкнуться на какую-нибудь неприятную неожиданность.
    – Не беспокойтесь. До свидания и счастливого пути… Да, подождите! – крикнул де Тревиль, останавливая д’Артаньяна.
    Д’Артаньян вернулся.
    – Деньги у вас есть?
    Д’Артаньян щелкнул пальцем по сумке с монетами, которая была у него в кармане.
    – Достаточно? – спросил де Тревиль.
    – Триста пистолей.
    – Отлично. С этим можно добраться на край света. Итак, отправляйтесь!
    Д’Артаньян поклонился г-ну де Тревилю, который протянул ему руку. Молодой гасконец с почтительной благодарностью пожал эту руку. Со дня своего приезда в Париж он не мог нахвалиться этим прекрасным человеком, всегда таким благородным, честным и великодушным.
    Первый, к кому зашел Д’Артаньян, был Арамис. Он не был у своего друга с того памятного вечера, когда следил за г-жой Бонасье. Более того, он даже редко встречался в последнее время с молодым мушкетером, и каждый раз, когда видел его, ему казалось, будто на лице своего друга он замечал следы какой-то глубокой печали.
    В этот вечер Арамис также еще не ложился и был мрачен и задумчив. Д’Артаньян попытался расспросить его о причинах его грусти. Арамис сослался на комментарий к восемнадцатой главе блаженного Августина, который ему нужно было написать по-латыни к будущей неделе, что якобы крайне его беспокоило.
    Беседа обоих друзей длилась уже несколько минут, как вдруг появился один из слуг г-на де Тревиля и подал Арамису запечатанный пакет.
    – Что это? – спросил мушкетер.
    – Разрешение на отпуск, о котором вы, сударь, изволили просить, – ответил слуга.
    – Но я вовсе не просил об отпуске! – воскликнул Арамис.
    – Молчите и берите, – шепнул ему Д’Артаньян. – И вот вам, друг мой, полпистоля за труды, – добавил он, обращаясь к слуге. – Передайте господину де Тревилю, что господин Арамис сердечно благодарит его.
    Поклонившись до земли, слуга вышел.
    – Что это значит? – спросил Арамис.
    – Соберите все, что вам может понадобиться для двухнедельного путешествия, и следуйте за мной.
    – Но я сейчас не могу оставить Париж, не узнав…
    Арамис умолк.
    – …что с нею сталось, не так ли? – продолжал за него Д’Артаньян.
    – С кем? – спросил Арамис.
    – С женщиной, которая была здесь. С женщиной, у которой вышитый платок.
    – Кто сказал вам, что здесь была женщина? – воскликнул Арамис, побледнев как смерть.
    – Я видел ее.
    – И знаете, кто она?
    – Догадываюсь, во всяком случае.
    – Послушайте, – сказал Арамис. – Раз вы знаете так много разных вещей, то не известно ли вам, что сталось с этой женщиной?
    – Полагаю, что она вернулась в Тур.
    – В Тур?.. Да, возможно, вы знаете ее. Но как же она вернулась в Тур, ни слова не сказав мне?
    – Она опасалась ареста.
    – Но почему она мне не написала?
    – Боялась навлечь на вас беду.
    – Д’Артаньян! Вы возвращаете меня к жизни! – воскликнул Арамис. – Я думал, что меня презирают, обманывают. Я так был счастлив снова увидеться с ней! Я не мог предположить, что она рискует своей свободой ради меня, но, с другой стороны, какая причина могла заставить ее вернуться в Париж?
    – Та самая причина, по которой мы сегодня уезжаем в Англию.
    – Какая же это причина? – спросил Арамис.
    – Когда-нибудь, Арамис, она станет вам известна. Но пока я воздержусь от лишних слов, памятуя о племяннице богослова.
    Арамис улыбнулся, вспомнив сказку, рассказанную им когда-то друзьям.
    – Ну что ж, раз она уехала из Парижа и вы в этом уверены, ничто меня больше здесь не удерживает, и я готов отправиться с вами. Вы сказали, что мы отправляемся…
    – …прежде всего к Атосу, и если вы собираетесь идти со мной, то советую поспешить, так как мы потеряли очень много времени. Да, кстати, предупредите Базена.
    – Базен едет с нами?
    – Возможно. Во всяком случае, будет полезно, чтобы он также пришел к Атосу.
    Арамис позвал Базена и приказал ему прийти вслед за ними к Атосу.
    – Итак, идем, – сказал Арамис, беря плащ, шпагу и засунув за пояс свои три пистолета.
    В поисках какой-нибудь случайно затерявшейся монеты он выдвинул и задвинул несколько ящиков. Убедившись, что поиски его напрасны, он направился к выходу вслед за д’Артаньяном, мысленно задавая себе вопрос, откуда молодой гвардеец мог знать, кто была женщина, пользовавшаяся его гостеприимством, и знать лучше его самого, куда эта женщина скрылась.
    Уже на пороге Арамис положил руку на плечо д’Артаньяну.
    – Вы никому не говорили об этой женщине? – спросил он.
    – Никому на свете.
    – Не исключая Атоса и Портоса?
    – Ни единого словечка.
    – Слава богу!
    И, успокоившись на этот счет, Арамис продолжал путь вместе с д’Артаньяном. Вскоре оба они достигли дома, где жил Атос.
    Когда они вошли, Атос держал в одной руке разрешение на отпуск, в другой – письмо г-на де Тревиля.
    – Не объясните ли вы, что означает этот отпуск и это письмо, которое я только что получил? – спросил он с удивлением.
    “Любезный мой Атос, я согласен, раз этого настоятельно требует ваше здоровье, предоставить вам отдых на две недели. Можете ехать на воды в Форж или на любые другие, по вашему усмотрению. Поскорее поправляйтесь.
    Благосклонный к вам Тревиль”.
    – Это письмо и этот отпуск, Атос, означают, что вам надлежит следовать за мной.
    – На воды в Форж?
    – Туда или в иное место.
    – Для службы королю?
    – Королю и королеве. Разве мы не слуги их величеств?
    Как раз в эту минуту появился Портос.
    – Тысяча чертей! – воскликнул он, входя. – С каких это пор мушкетерам предоставляется отпуск, о котором они не просили?
    – С тех пор, как у них есть друзья, которые делают это за них.
    – Ага… – протянул Портос. – Здесь, по-видимому, есть какие-то новости.
    – Да, мы уезжаем, – ответил Арамис.
    – В какие края? – спросил Портос.
    – Право, не знаю хорошенько, – ответил Арамис. – Спроси у д’Артаньяна.
    – Мы отправляемся в Лондон, господа, – сказал д’Артаньян.
    – В Лондон! – воскликнул Портос. – А что же мы будем делать в Лондоне?
    – Вот этого я не имею права сказать, господа. Вам придется довериться мне.
    – Но для путешествия в Лондон нужны деньги, – заметил Портос, а у меня их нет.
    – У меня тоже.
    – И у меня.
    – У меня они есть, – сказал д’Артаньян, вытаскивая из кармана свой клад и бросая его на стол. – В этом мешке триста пистолей. Возьмем из них каждый по семьдесят пять – этого достаточно на дорогу в Лондон и обратно. Впрочем, успокойтесь: мы не все доберемся до Лондона.
    – Это почему?
    – Потому что, по всей вероятности, кое-кто из нас отстанет в пути.
    – Так что же это – мы пускаемся в поход?
    – И даже в очень опасный, должен вас предупредить!
    – Черт возьми! – воскликнул Портос. – Но раз мы рискуем быть убитыми, я хотел бы, по крайней мере, знать, во имя чего.
    – Легче тебе от этого будет? – спросил Атос.
    – Должен признаться, – сказал Арамис, – что я согласен с Портосом.
    – А разве король имеет обыкновение давать вам отчет? Нет. Он просто говорит вам: господа, в Гаскони или во Фландрии дерутся – идите драться. И вы идете. Во имя чего? Вы даже и не задумываетесь над этим.
    – Д’Артаньян прав, – сказал Атос. – Вот наши три отпускных свидетельства, присланные господином де Тревилем, и вот триста пистолей, данные неизвестно кем. Пойдем умирать, куда нас посылают. Стоит ли жизнь того, чтобы так много спрашивать! Д’Артаньян, я готов идти за тобой.
    – И я тоже! – сказал Портос.
    – И я тоже! – сказал Арамис. – Кстати, я не прочь сейчас уехать из Парижа. Мне нужно развлечься.
    – Развлечений у вас хватит, господа, будьте спокойны, – заметил Д’Артаньян.
    – Прекрасно. Когда же мы отправляемся? – спросил Атос.
    – Сейчас же, – ответил Д’Артаньян. – Нельзя терять ни минуты.
    – Эй, Гримо, Планше, Мушкетон, Базен! – крикнули все четверо своим лакеям. – Смажьте наши ботфорты и приведите наших коней.
    В те годы полагалось, чтобы каждый мушкетер держал в главной квартире, как в казарме, своего коня и коня своего слуги. Планше, Гримо, Мушкетон и Базен бегом бросились исполнять приказания своих господ.
    – А теперь, – сказал Портос, – составим план кампании. Куда же мы направляемся прежде всего?
    – Кале, – сказал Д’Артаньян. – Это кратчайший путь в Лондон.
    – В таком случае вот мое мнение… – начал Портос.
    – Говори.
    – Четыре человека, едущие куда-то вместе, могут вызвать подозрения. Д’Артаньян каждому из нас даст надлежащие указания. Я выеду вперед на Булонь, чтобы разведать дорогу. Атос выедет двумя часами позже через Амьен. Арамис последует за ними на Нуайон. Что же касается д’Артаньяна, он может выехать по любой дороге, но в одежде Планше, а Планше отправится вслед за нами, изображая д’Артаньяна, и в форме гвардейца.
    – Господа, – сказал Атос, – я считаю, что не следует в такое дело посвящать слуг. Тайну может случайно выдать дворянин, но лакей почти всегда продаст ее.
    – План Портоса мне представляется неудачным, – сказал Д’Артаньян. – Прежде всего я и сам не знаю, какие указания должен дать вам. Я везу письмо. Вот и все. Я не могу снять три копии с этого письма, ибо оно запечатано. Поэтому, как мне кажется, нам следует передвигаться вместе. Письмо лежит вот здесь, в этом кармане. – И он указал, в каком кармане лежит письмо. – Если я буду убит, один из вас возьмет письмо, и вы будете продолжать свой путь. Если его убьют, настанет очередь третьего, и так далее. Лишь бы доехал один. Этого будет достаточно.
    – Браво, Д’Артаньян! Я такого же мнения, как ты, – сказал Атос. – К тому же надо быть последовательным. Я еду на воды, вы меня сопровождаете. Вместо форжских вод я отправляюсь к морю – ведь я свободен в выборе. Нас намереваются задержать. Я предъявляю письмо господина де Тревиля, а вы – ваши свидетельства. На нас нападают. Мы защищаемся. Нас судят, а мы со всем упорством утверждаем, что намеревались только разок-другой окунуться в море. С четырьмя людьми, путешествующими в одиночку, ничего не стоит справиться, тогда как четверо вместе – уже отряд. Мы вооружим наших слуг пистолетами и мушкетами. Если против нас вышлют армию – мы примем бой, и тот, кто уцелеет, как сказал Д’Артаньян, отвезет письмо.
    – Прекрасно, – сказал Арамис. – Ты говоришь редко, Атос, но зато когда заговоришь, то не хуже Иоанна Златоуста (*38). Я принимаю план Атоса. А ты, Портос?
    – Я также, – сказал Портос, – если Д’Артаньян с ним согласен. Д’Артаньян, которому поручено письмо, – естественно, начальник нашей экспедиции. Пусть он решает, а мы выполним его приказания.
    – Так вот, – сказал Д’Артаньян, – я решил: мы принимаем план Атоса и отбываем через полчаса.
    – Принято! – хором проговорили все три мушкетера.
    Затем каждый из них, протянув руку к мешку, взял себе семьдесят пять пистолей и принялся за приготовления, чтобы через полчаса быть готовым к отъезду.
    ——————
    *38. Иоанн Златоуст (ок. 347-407) – крупный деятель восточнохристианской церкви, риторики и богословия. Обладая выдающимся ораторским талантом, снискал известность своими проповедями.

  3. дамир Ответить

    Д’Артаньян прежде всего отправился к г-ну де Тревилю. Он знал, что не пройдёт и нескольких минут, как кардинал будет обо всём осведомлён через проклятого незнакомца, который, несомненно, был доверенным лицом его высокопреосвященства. И он с полным основанием считал, что нельзя терять ни минуты.
    Сердце молодого человека было преисполнено радости. Ему представлялся случай приобрести в одно и то же время и славу и деньги, и, что самое замечательное, случай этот к тому же сблизил его с женщиной, которую он обожал. Провидение внезапно дарило ему больше, чем то, о чём он когда-либо смел мечтать.
    Г-н де Тревиль был у себя в гостиной, в обычном кругу своих знатных друзей. Д’Артаньян, которого в доме все знали, прошёл прямо в кабинет и попросил слугу доложить, что желал бы переговорить с капитаном по важному делу.
    Не прошло и пяти минут ожидания, как вошёл г-н де Тревиль. Одного взгляда на сияющее радостью лицо молодого человека было достаточно – почтенный капитан понял, что произошло нечто новое.
    В течение всего пути д’Артаньян задавал себе вопрос: довериться ли г-ну де Тревилю или только испросить у него свободы действий для одного секретного дела? Но г-н де Тревиль всегда вёл себя по отношению к нему с таким благородством, он так глубоко был предан королю и королеве и так искренне ненавидел кардинала, что молодой человек решил рассказать ему всё.
    – Вы просили меня принять вас, мой молодой друг, – сказал де Тревиль.
    – Да, сударь, – ответил д’Артаньян, – и вы извините меня, что я вас потревожил, когда узнаете, о каком важном деле идёт речь.
    – В таком случае, говорите. Я слушаю вас.
    – Дело идёт, – понизив голос, произнёс д’Артаньян, – не более и не менее как о чести, а может быть, и о жизни королевы.
    – Что вы говорите! – воскликнул де Тревиль, озираясь, чтобы убедиться, не слышит ли их кто-нибудь, и снова остановил вопросительный взгляд на лице своего собеседника.
    – Я говорю, сударь, – ответил д’Артаньян, – что случай открыл мне тайну…
    – Которую вы, молодой человек, будете хранить, даже если бы за это пришлось заплатить жизнью.
    – Но я должен посвятить в неё вас, сударь, ибо вы один в силах мне помочь выполнить задачу, возложенную на меня её величеством.
    – Эта тайна – ваша?
    – Нет, сударь. Это тайна королевы.
    – Разрешила ли вам её величество посвятить меня в эту тайну?
    – Нет, сударь, даже напротив; мне приказано строго хранить её.
    – Почему же вы собираетесь открыть её мне?
    – Потому что, как я уже сказал, я ничего не могу сделать без вашей помощи, и я опасаюсь, что вы откажете в милости, о которой я собираюсь просить, если не будете знать, для чего я об этом прошу.
    – Сохраните вверенную вам тайну, молодой человек, и скажите, чего вы желаете.
    – Я желал бы, чтобы вы добились для меня у господина Дезэссара отпуска на две недели.
    – Когда?
    – С нынешней ночи.
    – Вы покидаете Париж?
    – Я уезжаю, чтобы выполнить поручение.
    – Можете ли вы сообщить мне, куда вы едете?
    – В Лондон.
    – Заинтересован ли кто-нибудь в том, чтобы вы не достигли цели?
    – Кардинал, как мне кажется, отдал бы всё на свете, чтобы помешать мне.
    – И вы отправляетесь один?
    – Я отправляюсь один.
    – В таком случае, вы не доберётесь дальше Бонди, ручаюсь вам словом де Тревиля!
    – Почему?
    – К вам подошлют убийцу.
    – Я умру, выполняя свой долг!
    – Но поручение ваше останется невыполненным.
    – Это правда… – сказал д’Артаньян.
    – Поверьте мне, – продолжал де Тревиль, – в такие предприятия нужно пускаться четверым, чтобы до цели добрался один.
    – Да, вы правы, сударь, – сказал д’Артаньян. – Но вы знаете Атоса, Портоса и Арамиса и знаете также, что я могу располагать ими.
    – Не раскрыв им тайны?
    – Мы раз и навсегда поклялись слепо доверять и неизменно хранить преданность друг другу. Кроме того, вы можете сказать им, что доверяете мне всецело, и они положатся на меня так же, как и вы.
    – Я могу предоставить каждому из них отпуск на две недели: Атосу, которого всё ещё беспокоит его рана, – чтобы он отправился на воды в Форж; Портосу и Арамису – чтобы они сопровождали своего друга, которого они не могут оставить одного в таком тяжёлом состоянии. Отпускное свидетельство послужит доказательством, что поездка совершается с моего согласия.
    – Благодарю вас, сударь. Вы бесконечно добры…
    – Отправляйтесь к ним немедленно. Отъезд должен совершиться сегодня же ночью… Да, но сейчас напишите прошение на имя господина Дезэссара. Возможно, за вами уже следует по пятам шпион, и ваш приход ко мне, о котором в этом случае уже известно кардиналу, будет оправдан.
    Д’Артаньян составил прошение, и, принимая его из рук молодого гасконца, де Тревиль объявил ему, что не позже чем через два часа все четыре отпускных свидетельства будут на квартире каждого из четверых участников поездки.
    – Будьте добры послать моё свидетельство к Атосу, – попросил д’Артаньян. – Я опасаюсь, что, вернувшись домой, могу натолкнуться на какую-нибудь неприятную неожиданность.
    – Не беспокойтесь. До свидания и счастливого пути… Да, подождите! – крикнул де Тревиль, останавливая д’Артаньяна.
    Д’Артаньян вернулся.
    – Деньги у вас есть?
    Д’Артаньян щёлкнул пальцем по сумке с монетами, которая была у него в кармане.
    – Достаточно? – спросил де Тревиль.
    – Триста пистолей.
    – Отлично. С этим можно добраться на край света. Итак, отправляйтесь!
    Д’Артаньян поклонился г-ну де Тревилю, который протянул ему руку. Молодой гасконец с почтительной благодарностью пожал эту руку. Со дня своего приезда в Париж он не мог нахвалиться этим прекрасным человеком, всегда таким благородным, честным и великодушным.
    Первый, к кому зашёл д’Артаньян, был Арамис. Он не был у своего друга с того памятного вечера, когда следил за г-жой Бонасье. Более того, он даже редко встречался в последнее время с молодым мушкетёром, и каждый раз, когда видел его, ему казалось, будто на лице своего друга он замечал следы какой-то глубокой печали.
    В этот вечер Арамис также ещё не ложился и был мрачен и задумчив. Д’Артаньян попытался расспросить его о причинах его грусти. Арамис сослался на комментарий к восемнадцатой главе блаженного Августина, который ему нужно было написать по-латыни к будущей неделе, что якобы крайне его беспокоило.
    Беседа обоих друзей длилась уже несколько минут, как вдруг появился один из слуг г-на де Тревиля и подал Арамису запечатанный пакет.
    – Что это? – спросил мушкетёр.
    – Разрешение на отпуск, о котором вы, сударь, изволили просить, – ответил слуга.
    – Но я вовсе не просил об отпуске! – воскликнул Арамис.
    – Молчите и берите, – шепнул ему д’Артаньян. – И вот вам, друг мой, полпистоля за труды, – добавил он, обращаясь к слуге. – Передайте господину де Тревилю, что господин Арамис сердечно благодарит его.
    Поклонившись до земли, слуга вышел.
    – Что это значит? – спросил Арамис.
    – Соберите всё, что вам может понадобиться для двухнедельного путешествия, и следуйте за мной.
    – Но я сейчас не могу оставить Париж, не узнав…
    Арамис умолк.
    – …что с нею сталось, не так ли? – продолжал за него д’Артаньян.
    – С кем? – спросил Арамис.
    – С женщиной, которая была здесь. С женщиной, у которой вышитый платок.
    – Кто сказал вам, что здесь была женщина? – воскликнул Арамис, побледнев как смерть.
    – Я видел её.
    – И знаете, кто она?
    – Догадываюсь, во всяком случае.
    – Послушайте, – сказал Арамис. – Раз вы знаете так много разных вещей, то не известно ли вам, что сталось с этой женщиной?
    – Полагаю, что она вернулась в Тур.
    – В Тур?.. Да, возможно, вы знаете её. Но как же она вернулась в Тур, ни слова не сказав мне?
    – Она опасалась ареста.
    – Но почему она мне не написала?
    – Боялась навлечь на вас беду.
    – Д’Артаньян! Вы возвращаете меня к жизни! – воскликнул Арамис. – Я думал, что меня презирают, обманывают. Я так был счастлив снова увидеться с ней! Я не мог предположить, что она рискует своей свободой ради меня, но, с другой стороны, какая причина могла заставить её вернуться в Париж?
    – Та самая причина, по которой мы сегодня уезжаем в Англию.
    – Какая же это причина? – спросил Арамис.
    – Когда-нибудь, Арамис, она станет вам известна. Но пока я воздержусь от лишних слов, памятуя о племяннице богослова.
    Арамис улыбнулся, вспомнив сказку, рассказанную им когда-то друзьям.
    – Ну что ж, раз она уехала из Парижа и вы в этом уверены, ничто меня больше здесь не удерживает, и я готов отправиться с вами. Вы сказали, что мы отправляемся…
    – …прежде всего к Атосу, и если вы собираетесь идти со мной, то советую поспешить, так как мы потеряли очень много времени. Да, кстати, предупредите Базена.
    – Базен едет с нами?
    – Возможно. Во всяком случае, будет полезно, чтобы он также пришёл к Атосу.
    Арамис позвал Базена и приказал ему прийти вслед за ними к Атосу.
    – Итак, идём, – сказал Арамис, беря плащ, шпагу и засунув за пояс свои три пистолета.

  4. ASELOV Ответить

    Д’Артаньян прежде всего отправился к г-ну де Тревилю. Он знал, что не пройдет и нескольких минут, как кардинал будет обо всем осведомлен через проклятого незнакомца, который, несомненно, был доверенным лицом его преосвященства. И он с полным основанием считал, что нельзя терять ни минуты.
    Сердце молодого человека было преисполнено радости. Ему представлялся случай приобрести в одно и то же время и славу и деньги, и, что самое замечательное, случай этот к тому же сблизил его с женщиной, которую он обожал. Провидение внезапно дарило ему больше, чем то, о чем он когда-либо смел мечтать.
    Господин де Тревиль был у себя в гостиной, в обычном кругу своих знатных друзей. Д’Артаньян, которого в доме все знали, прошел прямо в кабинет и попросил слугу доложить, что желал бы переговорить с капитаном по важному делу.
    Не прошло и пяти минут ожидания, как вошел г-н де Тревиль. Одного взгляда на сияющее радостью лицо молодого человека было достаточно – почтенный капитан понял, что произошло нечто новое.
    В течение всего пути д’Артаньян задавал себе вопрос: довериться ли г-ну де Тревилю или только испросить у него свободы действий для одного секретного дела? Но г-н де Тревиль всегда вел себя по отношению к нему с таким благородством, он так глубоко был предан королю и королеве и так искренне ненавидел кардинала, что молодой человек решил рассказать ему все.
    – Вы просили меня принять вас, мой молодой друг, – сказал де Тревиль.
    – Да, сударь, – ответил д’Артаньян, – и вы извините меня, что я вас потревожил, когда узнаете, о каком важном деле идет речь.
    – В таком случае говорите. Я слушаю вас.
    – Дело идет, – понизив голос, произнес д’Артаньян, – не более и не менее как о чести, а может быть, и о жизни королевы.
    – Что вы говорите! – воскликнул де Тревиль, озираясь, чтобы убедиться, не слышит ли их кто-нибудь, и снова остановил вопросительный взгляд на лице своего собеседника.
    – Я говорю, сударь, – ответил д’Артаньян, – что случай открыл мне тайну…
    – Которую вы, молодой человек, будете хранить, даже если бы за это пришлось заплатить жизнью.
    – Но я должен посвятить в нее вас, сударь, ибо вы один в силах мне помочь выполнить задачу, возложенную на меня ее величеством.
    – Эта тайна – ваша?
    – Нет, сударь. Это тайна королевы.
    – Разрешила ли вам ее величество посвятить меня в эту тайну?
    – Нет, сударь, даже напротив; мне приказано строго хранить ее.
    – Почему же вы собираетесь открыть ее мне?
    – Потому что, как я уже сказал, я ничего не могу сделать без вашей помощи, и я опасаюсь, что вы откажете в милости, о которой я собираюсь просить, если не будете знать, для чего я об этом прошу.
    – Сохраните вверенную вам тайну, молодой человек, и скажите, чего вы желаете.
    – Я желал бы, чтобы вы добились для меня у господина Дезэссара отпуска на две недели.
    – Когда?
    – С нынешней ночи.
    – Вы покидаете Париж?
    – Я уезжаю, чтобы выполнить поручение.
    – Можете ли вы сообщить мне, куда вы едете?
    – В Лондон.
    – Заинтересован ли кто-нибудь в том, чтобы вы не достигли цели?
    – Кардинал, как мне кажется, отдал бы все на свете, чтобы помешать мне.
    – И вы отправляетесь один?
    – Я оправляюсь один.
    – В таком случае вы не доберетесь дальше Бонди, ручаюсь вам словом де Тревиля!
    – Почему?
    – К вам подошлют убийцу.
    – Я умру, выполняя свой долг!
    – Но поручение ваше останется невыполненным.
    – Это правда… – сказал д’Артаньян.
    – Поверьте мне, – продолжал де Тревиль, – в такие предприятия нужно пускаться четверым, чтобы до цели добрался один.
    – Да, вы правы, сударь, – сказал д’Артаньян. – Но вы знаете Атоса, Портоса и Арамиса и знаете также, что я могу располагать ими.
    – Не раскрыв им тайны?
    – Мы раз и навсегда поклялись слепо доверять и неизменно хранить преданность друг другу. Кроме того, вы можете сказать им, что доверяете мне всецело, и они положатся на меня так же, как и вы.
    – Я могу предоставить каждому из них отпуск на две недели: Атосу, которого все еще беспокоит его рана, – чтобы он отправился на воды в Форж; Портосу и Арамису – чтобы они сопровождали своего друга, которого они не могут оставить одного в таком тяжелом состоянии. Отпускное свидетельство послужит доказательством, что поездка совершается с моего согласия.
    – Благодарю вас, сударь. Вы бесконечно добры…
    – Отправляйтесь к ним немедленно. Отъезд должен совершиться сегодня же ночью… Да, но сейчас напишите прошение на имя господина Дезэссара. Возможно, за вами уже следует по пятам шпион, и ваш приход ко мне, о котором в этом случае уже известно кардиналу, будет оправдан.
    Д’Артаньян составил прошение, и, принимая его из рук молодого гасконца, де Тревиль объявил ему, что не позже чем через два часа все четыре отпускных свидетельства будут на квартире каждого из четырех участников поездки.
    – Будьте добры послать мое свидетельство к Атосу, – попросил д’Артаньян. – Я опасаюсь, что, вернувшись домой, могу натолкнуться на какую-нибудь неприятную неожиданность.
    – Не беспокойтесь. До свидания и счастливого пути… Да, подождите! – крикнул де Тревиль, останавливая д’Артаньяна.
    Д’Артаньян вернулся.
    – Деньги у вас есть?
    Д’Артаньян щелкнул пальцами по сумке с монетами, которая была у него в кармане.
    – Достаточно? – спросил де Тревиль.
    – Триста пистолей.
    – Отлично. С этим можно добраться на край света. Итак, отправляйтесь!
    Д’Артаньян поклонился г-ну де Тревилю, который протянул ему руку. Молодой гасконец с почтительной благодарностью пожал эту руку. Со дня своего приезда в Париж он не мог нахвалиться этим прекрасным человеком, всегда таким благородным, честным и великодушным.
    Первый, к кому зашел д’Артаньян, был Арамис. Он не был у своего друга с того памятного вечера, когда следил за г-жой Бонасье. Более того, он даже редко встречался в последнее время с молодым мушкетером, и каждый раз, когда видел его, ему казалось, будто на лице своего друга он замечал следы какой-то глубокой печали.
    В этот вечер Арамис также еще не ложился и был мрачен и задумчив. Д’Артаньян попытался расспросить его о причинах его грусти. Арамис сослался на комментарий к восемнадцатой главе блаженного Августина, который ему нужно было написать по-латыни к будущей неделе, что якобы крайне его беспокоило.
    Беседа обоих друзей длилась уже несколько минут, как вдруг появился один из слуг г-на де Тревиля и подал Арамису запечатанный пакет.
    – Что это? – спросил мушкетер.
    – Разрешение на отпуск, о котором вы, сударь, изволили просить, – ответил слуга.
    – Но я вовсе не просил об отпуске! – воскликнул Арамис.
    – Молчите и берите, – шепнул ему д’Артаньян. – И вот вам, друг мой, полпистоля за труды, – добавил он, обращаясь к слуге. – Передайте господину де Тревилю, что господин Арамис сердечно благодарит его.
    Поклонившись до земли, слуга вышел.
    – Что это значит? – спросил Арамис.
    – Соберите все, что вам может понадобиться для двухнедельного путешествия, и следуйте за мной.
    – Но я сейчас не могу оставить Париж, не узнав…
    Арамис умолк.
    – …что с нею сталось, не так ли? – продолжал за него д’Артаньян.
    – С кем? – спросил Арамис.
    – С женщиной, которая была здесь. С женщиной, у которой вышитый платок.
    – Кто сказал вам, что здесь была женщина? – воскликнул Арамис, побледнев как смерть.
    – Я видел ее.
    – И знаете, кто она?
    – Догадываюсь, во всяком случае.
    – Послушайте, – сказал Арамис. – Раз вы знаете так много разных вещей, то не известно ли вам, что сталось с этой женщиной?
    – Полагаю, что она вернулась в Тур.
    – В Тур?.. Да, возможно, вы знаете ее. Но как же она вернулась в Тур, ни слова не сказав мне?
    – Она опасалась ареста.
    – Но почему она мне не написала?
    – Боялась навлечь на вас беду.
    – Д’Артаньян! Вы возвращаете меня к жизни! – воскликнул Арамис. – Я думал, что меня презирают, обманывают. Я так был счастлив снова увидеться с ней! Я не мог предположить, что она рискует своей свободой ради меня, но, с другой стороны, какая причина могла заставить ее вернуться в Париж?
    – Та самая причина, по которой мы сегодня уезжаем в Англию.
    – Какая же это причина? – спросил Арамис.
    – Когда-нибудь, Арамис, она станет вам известна. Но пока я воздержусь от лишних слов, памятуя о племяннице богослова.
    Арамис улыбнулся, вспомнив сказку, рассказанную им когда-то друзьям.
    – Ну что ж, раз она уехала из Парижа и вы в этом уверены, ничто меня больше здесь не удерживает, и я готов отправиться с вами. Вы сказали, что мы отправляемся…
    – …прежде всего к Атосу, и если вы собираетесь идти со мной, то советую поспешить, так как мы потеряли очень много времени. Да, кстати, предупредите Базена.
    – Базен едет с нами?
    – Возможно. Во всяком случае, будет полезно, чтобы он также пришел к Атосу.
    Арамис позвал Базена и приказал ему прийти вслед за ними к Атосу.
    – Итак, идем, – сказал Арамис, беря плащ, шпагу и засунув за пояс свои три пистолета.
    В поисках какой-нибудь случайно затерявшейся монеты он выдвинул и задвинул несколько ящиков. Убедившись, что поиски его напрасны, он направился к выходу вслед за д’Артаньяном, мысленно задавая себе вопрос, откуда молодой гвардеец мог знать, кто была женщина, пользовавшаяся его гостеприимством, и знать лучше его самого, куда эта женщина скрылась.
    Уже на пороге Арамис положил руку на плечо д’Артаньяну.
    – Вы никому не говорили об этой женщине? – спросил он.
    – Никому на свете.
    – Не исключая Атоса и Портоса?
    – Ни единого словечка.
    – Слава богу!
    И, успокоившись на этот счет, Арамис продолжал путь вместе с д’Артаньяном. Вскоре оба они достигли дома, где жил Атос.
    Когда они вошли, Атос держал в одной руке разрешение на отпуск, в другой – письмо г-на де Тревиля, с недоумением разглядывая то и другое.
    – Не объясните ли вы, что означает этот отпуск и письмо, которое я только что получил? – спросил он с удивлением.

  5. Moradar Ответить

    XIX ПЛАН КАМПАНИИ
    Д’артаньян быстро направился к господина де Тревиля. Он понимал, что уже через несколько минут кардинал узнает все от проклятого незнакомца, который, бесспорно, был одним из его агентов; итак, юноша справедливо решил, что нельзя терять ни минуты.
    Сердце его было переполнено радостью. Д’Артаньянові появилась возможность получить одновременно и славу, и деньги, к тому же, как первую награду, он получил свидание с женщиной, которую так горячо любил. Этот случай подарил ему больше счастья, чем он когда-либо мечтал испытать.
    Пан де Тревіль был в гостиной со своими знатными друзьями.
    Д’артаньян, которого здесь все считали близким другом хозяина дома, просто зашел в кабинет и сказал слугам, что имеет до капитана очень важную беседу.
    Не прошло и пяти минут, как появился господин де Тревіль. Уважаемый капитан сразу заметил радостное возбуждение д’артаньяна и понял, что в жизни юноши произошло нечто важное.
    Всю дорогу д’артаньян колебался, довериться господину де Треви-лю, или только испросить у него свободы действий для выполнения секретного поручения. И пан де Тревіль всегда относился к нему очень искренне, к тому же он был так безгранично предан королю и королеве и так страстно ненавидел кардинала, что молодой человек решил рассказать все.
    – Вы просили меня для разговора, мой юный друг? – спросил пан де Тревіль.
    – Да, сударь,- ответил д’артаньян.- И когда вы узнаете, о которой важное дело я хочу вам рассказать, то простите мне мою назойливость.
    – Ну что же, говорите, я слушаю вас.
    – Речь идет,- молвил д’артаньян почти шепотом,- не больше и не меньше, как о чести, а возможно, и о жизни королевы.
    – Что? – воскликнул пан де Тревіль, оглянувшись вокруг, чтобы убедиться, что их никто не слышит, и снова обратив взгляд на д’артаньяна.
    – Я сказал, сударь, что случайно открыл тайну…
    – Которую, надеюсь, вы берегтимете, даже если бы за нее пришлось заплатить жизнью.
    – Но я должен доверить ее вам, господин, потому что только вы можете помочь делу, которую мне поручила ее величество.
    – Эта тайна – ваша?
    – Нет, сударь, это тайна королевы.
    – Ее величество просила вас сверить эту тайну мне?
    – Нет, сударь; наоборот, меня просили построже ее хранить.
    – Почему же вы хотите ее раскрыть?
    – Потому что, повторяю, без вас я ничего не сделаю и не уверен, вы согласитесь помочь мне, когда не будете знать, для чего я прошу вашей милости.
    – Берегите вашу тайну, молодой человек, и скажите, чего вы хотите.
    – Я хотел бы, чтобы вы договорились с господином Дезессаром об двухнедельный отпуск для меня.
    – Когда?
    – С этой ночи.
    – Вы виїздите из Парижа?
    – Я иду по очень важному делу.
    – Можете ли вы сказать, куда?
    – В Лондон.
    – Кто заинтересован в том, чтобы вы не доехали до места назначения?
    – Думаю, кардинал отдал бы все на свете, чтобы только помешать мне в этом.
    – И вы едете сами?
    – Сам.
    – Тогда вы не доедете даже до Бонди; поверьте слову Тревиля.
    – Почему?
    – Вас убьют.
    – Я умру, выполняя свой долг.
    – Но не выполните поручение.
    – Это правда,- сказал д’артаньян.
    – Послушайте меня,- продолжал Тревіль.- В такие путешествия надо отправляться по крайней мере вчетвером, чтобы до цели доехал кто-то один.
    – Да, сударь, вы говорите справедливо,- согласился д’артаньян.- Однако вы хорошо знаете Атоса, Портоса и Арамиса и знаете также, что я могу положиться на них.
    – Не доверив им тайны, о которой не захотел узнать я?
    – Мы раз и навсегда поклялись доверять и хранить верность друг другу; к тому же, если вы скажете, что уверены во мне, они покладуться на меня так же, как и вы.
    – Я могу каждому из них предоставить отпуск на две недели: Атосо-ви, у которого еще не зажила рана, для поездки на воды в Форж; Портосові и Арамісові – для того, чтобы сопроводить друга, которого они не могут покинуть одного в такой беде. Приказ об отпуске будет свидетельствовать, что путешествие происходит с моего согласия.
    – Благодарю вас, сударь, вы очень добры.
    – Идите к ним, сейчас же – нужно все уладить до утра. Погодите! Садитесь и пишите ходатайство господину Дезессару. Возможно, за вами уже следят, поэтому нужно, чтобы ваш визит ко мне, о котором шпионы кардинала, конечно, донесут ему, достал естественное объяснение.
    Д’артаньян написал ходатайство, и пан де Тревіль пообещал, что не позже двух часов ночи все четыре свидетельства об отпуске будут на квартире каждого из четверых участников поездки.
    – Пришлите, пожалуйста, мое свидетельство к Атоса, – попросил д’артаньян.- Я боюсь, что дома меня чигатиме какая-то досадная неожиданность.
    – Ладно. До свидания, и счастливого вам пути!.. Погодите! – крикнул пан де Тревіль, останавливая д’артаньяна.
    Д’артаньян обернулся.
    – У вас есть деньги?
    Д’артаньян хлопнул себя по карману, в котором зазвенели монеты.
    – Этого хватит? – спросил пан де Тревіль.
    – Триста пистолей.
    – Прекрасно! С такими деньгами можно отправляться хоть на край света; итак, до встречи.
    Д’артаньян поклонился господину де Тревілю, и тот подал ему руку; юноша пожал ее с почтительным благодарностью. Со дня приезда в Париж молодой гасконец не мог нахвалиться господином де Тревілем – таким благородным, честным и великодушным.
    Сначала д’артаньян ворвался Арамиса; он не был у своего друга от того памятного вечера, когда следил за госпожой Бонасье. Более того, в последнее время юноша почти не виделся с ним; когда же он встречал молодого мушкетера случайно, то каждый раз замечал на его лице тень глубокой печали и грусти.
    В этот вечер Арамис также был мрачный и грустный; Дартаньян попробовал было расспросить, почему он такой опечаленный, и Арамис сослался на комментарий к восемнадцатой главе Блаженного Августина, что его должен написать латынью не позже следующей недели, и сказал, что занят именно этим.
    Не успели друзья обменяться несколькими фразами, как пришел слуга господина де Тревиля и передал Арамісові большой конверт с печатями.
    – Что это? – спросил Арамис.
    – Приказ об отпуске, которую вы, сударь, просили у господина де Тревиля,- ответил слуга.
    – Я не просил никакого отпуска.
    – Молчите и берите,- отозвался д’артаньян.- Вот вам, дружище, півпістоля за хлопоты,- сказал он слуге.- И передайте господину де Тревілю, что господин Арамис искренне благодарит за внимание. Можете идти.
    Слуга низко поклонился и вышел.
    – Что это значит? – спросил Арамис.
    – Соберите все, что вам понадобится для двухнедельного путешествия, и следуйте за мной.
    – Но я не могу уехать из Парижа, не узнав по крайней мере… Арамис замолчал.
    – Что случилось с ней, не так ли? – прикончил его мнению д’артаньян.
    – С кем? – спросил Арамис.
    – С той женщиной, что была у вас, с хозяйкой шитого платка.
    – Кто вам сказал, что у меня была женщина? – воскликнул Арамис, побледнев.
    – Я видел ее.
    – И вы знаете, кто она?
    – Догадываюсь.
    – Ну,- сказал Арамис,- если вы уже столько знаете, то не известно ли вам, по крайней мере, что произошло с этой женщиной?
    – Думаю, она вернулась к Тура.
    – До Тура? Да, это вполне вероятно; похоже на то, что вы ее действительно знаете. Но как могла она отправиться в Тур, не сказав мне ни слова?
    – Потому что она боялась, чтобы ее не арестовали.
    – Почему же она не написала мне?
    – Боялась вас этим скомпрометировать.
    – Д’Артаньяне, вы возвращаете меня к жизни! – воскликнул Арамис – Я считал себя презренным, обманутым. Я был так счастлив снова увидеть ее! Я даже мечтать не смел, что она будет рисковать своей свободой из-за меня, потому что подумайте сами, по какой другой причине она могла приехать в Париж?
    – С той самой, с которой мы сегодня должны ехать в Англию.
    – Что же это за причина? – спросил Арамис.
    – Когда-нибудь вы узнаете об этом, Арамісе; а тем временем я осмелюсь взять пример из скромности “племяннице богослова”.
    Вспомнив, какую чушь он когда рассказывал своим друзьям, Арамис улыбнулся.
    – Ну что же, Д’Артаньяне, когда она действительно уехала из Парижа и вы в этом уверены, то меня тоже больше ничего здесь не задерживает, поехали! Вы сказали, что мы едем…
    – Прежде всего к Атоса, и если вы идете со мной, то поспешите, пожалуйста, ибо мы уже и так потеряли немало времени. Кстати, предупредите Базена.
    – Базен идет с нами? – удивился Арамис.
    – Возможно. Во всяком случае не помешает, чтобы он пошел с нами до Атоса.
    Арамис позвал Базена и велел ему собираться в Атоса.
    – Ну что же, пойдем,- сказал он, приготовив в дорогу плащ, шпагу и все три свои пистолеты и тщетно ища в ящиках хоть какой-то завалящийся пистоль. Убедившись, что денег нет, он вышел вслед за д’артаньяном, размышляя, как это случилось, что молодой гвардеец не только не хуже него знал, кто та женщина, которая воспользовалась гостеприимством Арамиса, но и гораздо лучше был знаком с тем, куда она делась впоследствии.
    Уже на пороге Арамис положил руку на Д’Артаньянове плечо и, пристально взглянув на друга, спросил:
    – Вы никому не рассказывали о ней?
    – Никому в мире.
    – Атосові и Портосові также?
    – Я не сказал им ни слова.
    – Это хорошо.
    Успокоенный, Арамис двинулся за д’артаньяном, и вскоре они пришли к Атоса.
    Друзья застали его среди комнаты, с отпуском в одной руке и письмом от господина де Тревиля во второй.
    – Не скажете, что означают этот отпуск и это письмо? Мне только что принесли! – спросил удивленный Атос.
    “Мой дорогой Атосе, я был бы очень рад, если бы вы отдохнули недели две, как этого требует ваше здоровье. Можете поехать на воды в Форж или куда-нибудь, куда сами захотите, только быстрее одужуйте.
    Преданный вам
    Тревіль”.
    – Этот отпуск и это письмо, Атосе, означают лишь то, что вам нужно немедленно отправиться со мной в дорогу.
    – На воды в Форж?
    – Туда или куда в другое место.
    – Для службы королю?
    – Королю или королеве; разве мы не слуги их величеств? Тут в комнату вошел Портос.
    – Тысяча чертей! – воскликнул он. – Ну и странность: с каких это пор мушкетерам стали предоставлять отпуска, о которых они не просили?
    – С тех пор, как у них появились друзья, что стали делать это за них,- ответил д’артаньян.
    – Вон как…- пробормотал Портос – Здесь, кажется, запахло новостями?
    – Да, мы отправляемся в путь,- сказал Арамис.
    – Куда? – спросил Портос.
    – Честное Слово, я не знаю ничего,- признался Атос – Спроси у д’артаньяна.
    – В Лондон, господа,- объяснил д’артаньян.
    – В Лондон! – воскликнул Портос – А что мы будем делать в Лондоне?
    – Этого я не имею права вам сказать, господа; вы должны поверить мне на слово.
    – Но для путешествия в Лондон нужны деньги,- заметил Портос,- а их у меня нет.
    – И у меня,- сказал Арамис.
    – И у меня,- добавил Атос.
    – А у меня они есть,- сказал д’артаньян, вынув из кармана мешочек и положив ее на стол.- Здесь триста пистолей; пусть каждый возьмет по семьдесят пять – этого вполне хватит на дорогу до Лондона и обратно. А впрочем, я готов присягнуть: все мы в Лондон не доедем.
    – Почему?
    – Потому что, возможно, некоторые из нас отстанет по дороге.
    – Итак, мы отправляемся в поход?
    – И даже в очень опасный, должен вас предупредить.
    – Имеешь! – воскликнул Портос – То когда уже мы рискуем жизнью, я бы хотел по крайней мере знать, во имя чего это делается.
    – И тебе от этого полегчает? – спросил Атос.
    – И все-таки,- сказал Арамис,- я согласен с Портосом.
    – А разве король имеет обыкновение объяснять вам свои приказы? Нет; он просто говорит: господа, в Гаскони или во Фландрии идут бои; отправьтесь туда – и вы трогаетесь. Во имя чего? Вы даже не задумываетесь над этим.
    – Д’артаньян прав,- заметил Атос – Вот наши три свидетельства об отпуске, которые мы получили от господина де Тревиля, и вот триста пистолей, которые мы получили неизвестно от кого. Идите же умирать туда, куда нам приказано. Стоит ли наша жизнь того, чтобы задавать столько вопросов? Д’Артаньяне, я готов идти за тобой.
    – Я тоже,- отозвался Портос.
    – И я,- отозвался Арамис – кстати, я совсем не против, чтобы уехать из Парижа. Мне нужно немного развлечься.
    – Чего-чего, а развлечений у нас хватит, господа, уверяю вас,- пообещал д’артаньян.
    – А теперь скажите, когда мы отправляемся? – спросил Атос.
    – Немедленно,- ответил д’артаньян.- Нельзя терять ни минуты.
    – Эй! Гримо, Планше, Мушкетоне, Базене! – крикнули все четверо своим слугам.- Наваксуйте наши ботфорты и приведите лошадей из главной квартиры.
    С тех времен каждый мушкетер должен был держать в главной квартире, как в казарме, своего коня и коня своего слуги.
    Планше, Гримо, Мушкетон и Базен побежали выполнять приказания своих господ.
    – А теперь начертим план похода,- сказал Портос – Куда мы отправимся сначала?
    – В Кале,- ответил д’артаньян.- Это кратчайший путь до Лондона.
    – Ну, то я предлагаю вот что…
    – Говори.
    – Четверо душ, путешествующие вместе, могут вызвать подозрение. Д’артаньян каждому из нас даст соответствующие указания. Я выеду вперед на Булонь, чтобы разведать дорогу; Атос уедет через два часа Ам’єнською дорогой; Арамис поедет за нами на Нуайон. Что же касается д’артаньяна, то он выберет дорогу, которую сам захочет, и переоденется в наряд Планше. Планше же, надев форму гвардейца, двинется вслед за нами и изображать д’артаньяна.
    – Господа,- сказал Атос,- я думаю, что слуги не должны знать о нашем деле: даже дворянин может случайно выдать тайну, а уже слуга почти наверняка продаст ее.
    – Как на меня, план Портоса не совсем удачный прежде всего потому,- сказал д’артаньян,- что я и сам толком не знаю, какие указания должен вам дать. Я везу письмо – только и того. Я не могу сделать трех копий с этого письма, потому что он запечатан, и поэтому мне кажется, что нам следует ехать вместе. Письмо лежит вот здесь, в этом кармане.- И он показал, где лежит письмо.- Если меня убьют, один из вас возьмет письмо, и вы поедете дальше; если убьют и его, наступит очередь третьего и так далее – чтобы только кто-то из нас доехал до Лондона.
    – Браво, Д’Артаньяне! – воскликнул Атос – Я поддерживаю твое мнение. К тому же, надо быть последовательными: я еду на воды, вы меня супроводите; вместо Форжа я отправляюсь к морю, потому что имею свободу выбора. Нас пытаются задержать, я показываю письмо господина де Тревиля, а вы ваши свидетельства. На нас нападают, мы защищаемся; нас обвиняют в преступлении, но мы настаиваем, что хотели только искупаться в море. Четырех человек, которые путешествуют отдельно, очень легко схватить, тогда как четверо вместе – это уже отряд. Мы вооружим четырех наших слуг пистолетами и мушкетами; если против нас кинут хоть целое войско, мы станем на бой, и тот, кто останется жив, отвезет, как сказал д’артаньян, письмо по адресу.
    – Прекрасно, Атосе! – воскликнул Арамис – Ты говоришь не часто, и уже когда скажешь, то не хуже Иоанна Златоуста1. Я – за план Атоса. А ты, Портосе?
    – Я тоже,- ответил Портос,- если, конечно, с ним согласен д’артаньян. Д’Артаньянові поручено отвезти письмо, поэтому естественно, что он должен быть начальником нашей экспедиции; пусть он решает, а мы будем выполнять его приказы.
    – Ладно,- сказал д’артаньян,- я за то, чтобы мы приняли план Атоса и двинулись в путь за полчаса.
    – Одобрено! – хором воскликнули трое мушкетеров.
    Каждый, простерши руку в мешочек, взял себе семьдесят пять пистолей и стал собираться в дорогу, чтобы через полчаса быть готовым к отъезду.

    Книга: Александр Дюма. ТРИ МУШКЕТЕРА
    СОДЕРЖАНИЕ
    1. Александр Дюма. ТРИ МУШКЕТЕРА
    2. АЛЕКСАНДР ДЮМА И ЕГО РОМАН “ТРИ МУШКЕТЕРА”
    3. ПРЕДИСЛОВИЕ,
    4. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. И. ТРИ ПОДАРКИ ГОСПОДИНА Д’АРТАНЬЯНА-ОТЦА
    5. II. ПРИХОЖАЯ ГОСПОДИНА ДЕ ТРЕВИЛЯ
    6. III. АУДИЕНЦИЯ
    7. IV. ПЛЕЧО АТОСА, ПЕРЕВЯЗЬ ПОРТОСА И ПЛАТОЧЕК АРАМИСА
    8. V. КОРОЛЕВСКИЕ МУШКЕТЕРЫ И ГВАРДЕЙЦЫ Г-на КАРДИНАЛА
    9. VI. ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО КОРОЛЬ ЛЮДОВИК XIII
    10. VII. ЧАСТНУЮ ЖИЗНЬ МУШКЕТЕРОВ
    11. VIII. ПРИДВОРНАЯ ИНТРИГА
    12. IX. ХАРАКТЕР Д’АРТАНЬЯНА ВЫРИСОВЫВАЕТСЯ
    13. МЫШЕЛОВКА В СЕМНАДЦАТОМ ВЕКЕ
    14. XI. ИНТРИГА ЗАВЯЗЫВАЕТСЯ
    15. XII. ДЖОРДЖ ВИЛЬЕРС, ГЕРЦОГ БЭКИНГЕМ
    16. XIII. ГОСПОДИН БОНАСЬЕ
    17. XIV. НЕЗНАКОМЕЦ ИЗ МЕНГА
    18. XVI. О ТОМ, КАК КАНЦЛЕР СЕГЬЕ ИСКАЛ КОЛОКОЛ, ЧТОБЫ, ПО СТАРОЙ ПРИВЫЧКЕ, УДАРИТЬ В НЕГО
    19. XVIII. ЛЮБИМЫЙ И МУЖ
    20. XIX ПЛАН КАМПАНИИ
    21. XX. ПУТЕШЕСТВИЕ
    22. XXI. ГРАФИНЯ ВИНТЕР
    23. XXII. МЕРЛЕЗОНСЬКИЙ БАЛЕТ
    24. XXIII. СВИДАНИЕ
    25. XXIV. ПАВИЛЬОН
    26. XXV.ПОРТОС
    27. XXVI. АРАМІСОВА ДИССЕРТАЦИЯ
    28. XXVII. ЖЕНА АТОСА
    29. XXVIII. ВОЗВРАЩЕНИЕ
    30. XXIX. ОХОТА ЗА СНАРЯЖЕНИЕМ
    31. XXX. МИЛЕДИ
    32. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. И. АНГЛИЧАНЕ И ФРАНЦУЗЫ
    33. II. ОБЕД У ПРОКУРОРА
    34. III. ГОРНИЧНАЯ И ХОЗЯЙКА
    35. IV. О СНАРЯЖЕНИИ АРАМИСА И ПОРТОСА
    36. V. НОЧЬЮ ВСЕ КОШКИ СЕРЫЕ
    37. VI. МЕЧТА О МЕСТИ
    38. VII. ТАЙНА МИЛЕДИ
    39. VIII. КАК АТОС БЕЗ ВСЯКИХ ХЛОПОТ НАШЕЛ СВОЕ СНАРЯЖЕНИЕ
    40. IX. ВИДЕНИЕ
    41. X. ГРОЗНЫЙ ПРИЗРАК
    42. XI. ОСАДА ЛА-РОШЕЛИ
    43. XII. АНЖУЙСЬКЕ ВИНО
    44. XIII. ТРАКТИР “КРАСНАЯ ГОЛУБЯТНЯ”
    45. XIV. О ПОЛЬЗЕ ПЕЧНЫХ ДЫМОХОДОВ
    46. XV. СУПРУЖЕСКАЯ СЦЕНА
    47. XVI. БАСТИОН СЕН-ЖЕРВЕ
    48. XVII. СОВЕТ МУШКЕТЕРОВ
    49. XVIII. СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО
    50. XIX. ОБРЕЧЕННОСТЬ
    51. XX. РАЗГОВОР БРАТА С СЕСТРОЙ
    52. XXI. ОФИЦЕР
    53. XXII. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ЗАКЛЮЧЕНИЯ
    54. XXIII. ВТОРОЙ ДЕНЬ ЗАКЛЮЧЕНИЯ
    55. XXIV. ТРЕТИЙ ДЕНЬ ЗАКЛЮЧЕНИЯ
    56. XXV ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ ЗАКЛЮЧЕНИЯ
    57. XXVI. ПЯТЫЙ ДЕНЬ ЗАКЛЮЧЕНИЯ
    58. XXVII. СРЕДСТВО КЛАССИЧЕСКОЙ ТРАГЕДИИ
    59. XXVIII. ПОБЕГ
    60. XXIX. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ПОРТСМУТЕ 23 АВГУСТА 1628 ГОДА
    61. XXX. ВО ФРАНЦИИ
    62. XXXI. МОНАСТЫРЬ КАРМЕЛИТОК В БЕТЮНІ
    63. XXXII. ДВЕ РАЗНОВИДНОСТИ ДЕМОНОВ
    64. ХХХІІІ. КАПЛЯ ВОДЫ
    65. XXXIV. ЧЕЛОВЕК В КРАСНОМ ПЛАЩЕ
    66. XXXV. СУД
    67. XXXVI. КАЗНЬ
    68. ОКОНЧАНИЯ
    69. ЭПИЛОГ
    На предыдущую

  6. D1KOBRAZZ Ответить

    В поисках какой-нибудь случайно затерявшейся монеты он выдвинул и задвинул несколько ящиков. Убедившись, что поиски его напрасны, он направился к выходу вслед за д’Артаньяном, мысленно задавая себе вопрос, откуда молодой гвардеец мог знать, кто была женщина, пользовавшаяся его гостеприимством, и знать лучше его самого, куда эта женщина скрылась.
    Уже на пороге Арамис положил руку на плечо д’Артаньяну.
    – Вы никому не говорили об этой женщине? – спросил он.
    – Никому на свете.
    – Не исключая Атоса и Портоса?
    – Ни единого словечка.
    – Слава богу!
    И, успокоившись на этот счёт, Арамис продолжал путь вместе с д’Артаньяном. Вскоре оба они достигли дома, где жил Атос.
    Когда они вошли, Атос держал в одной руке разрешение на отпуск, в другой – письмо г-на де Тревиля.
    – Не объясните ли вы, что означает этот отпуск и это письмо, которое я только что получил? – спросил он с удивлением.
    “Любезный мой Атос, я согласен, раз этого настоятельно требует ваше здоровье, предоставить вам отдых на две недели. Можете ехать на воды в Форж или на любые другие, по вашему усмотрению. Поскорее поправляйтесь.
    Благосклонный к вам
    Тревиль”.
    – Это письмо и этот отпуск, Атос, означают, что вам надлежит следовать за мной.
    – На воды в Форж?
    – Туда или в иное место.
    – Для службы королю?
    – Королю и королеве. Разве мы не слуги их величеств?
    Как раз в эту минуту появился Портос.
    – Тысяча чертей! – воскликнул он, входя. – С каких это пор мушкетёрам предоставляется отпуск, о котором они не просили?
    – С тех пор, как у них есть друзья, которые делают это за них.
    – Ага… – протянул Портос. – Здесь, по-видимому, есть какие-то новости.
    – Да, мы уезжаем, – ответил Арамис.
    – В какие края? – спросил Портос.
    – Право, не знаю хорошенько, – ответил Атос. – Спроси у д’Артаньяна.
    – Мы отправляемся в Лондон, господа, – сказал д’Артаньян.
    – В Лондон! – воскликнул Портос. – А что же мы будем делать в Лондоне?
    – Вот этого я не имею права сказать, господа. Вам придётся довериться мне.
    – Но для путешествия в Лондон нужны деньги, – заметил Портос, – а у меня их нет.
    – У меня тоже.
    – И у меня.
    – У меня они есть, – сказал д’Артаньян, вытаскивая из кармана свой клад и бросая его на стол. – В этом мешке триста пистолей. Возьмём из них каждый по семьдесят пять – этого достаточно на дорогу в Лондон и обратно. Впрочем, успокойтесь: мы не все доберёмся до Лондона.
    – Это почему?
    – Потому что, по всей вероятности, кое-кто из нас отстанет в пути.
    – Так что же это – мы пускаемся в поход?
    – И даже в очень опасный, должен вас предупредить!
    – Чёрт возьми! – воскликнул Портос. – Но раз мы рискуем быть убитыми, я хотел бы, по крайней мере, знать, во имя чего.
    – Легче тебе от этого будет? – спросил Атос.
    – Должен признаться, – сказал Арамис, – что я согласен с Портосом.
    – А разве король имеет обыкновение давать вам отчёт? Нет. Он просто говорит вам: господа, в Гаскони или во Фландрии дерутся – идите драться. И вы идёте. Во имя чего? Вы даже и не задумываетесь над этим.
    – Д’Артаньян прав, – сказал Атос. – Вот наши три отпускных свидетельства, присланные господином де Тревилем, и вот триста пистолей, данные неизвестно кем. Пойдём умирать, куда нас посылают. Стоит ли жизнь того, чтобы так много спрашивать! Д’Артаньян, я готов идти за тобой.
    – И я тоже! – сказал Портос.
    – И я тоже! – сказал Арамис. – Кстати, я не прочь сейчас уехать из Парижа. Мне нужно развлечься.
    – Развлечений у вас хватит, господа, будьте спокойны, – заметил д’Артаньян.
    – Прекрасно. Когда же мы отправляемся? – спросил Атос.
    – Сейчас же, – ответил д’Артаньян. – Нельзя терять ни минуты.
    – Эй, Гримо, Планше, Мушкетон, Базен! – крикнули все четверо своим лакеям. – Смажьте наши ботфорты и приведите наших коней.
    В те годы полагалось, чтобы каждый мушкетёр держал в главной квартире, как в казарме, своего коня и коня своего слуги. Планше, Гримо, Мушкетон и Базен бегом бросились исполнять приказания своих господ.
    – А теперь, – сказал Портос, – составим план кампании. Куда же мы направляемся прежде всего?
    – Кале, – сказал д’Артаньян. – Это кратчайший путь в Лондон.
    – В таком случае, вот моё мнение… – начал Портос.
    – Говори.
    – Четыре человека, едущие куда-то вместе, могут вызвать подозрения. Д’Артаньян каждому из нас даст надлежащие указания. Я выеду вперёд на Булонь, чтобы разведать дорогу. Атос выедет двумя часами позже через Амьен. Арамис последует за ними на Нуайон. Что же касается д’Артаньяна, он может выехать по любой дороге, но в одежде Планше, а Планше отправится вслед за нами, изображая д’Артаньяна, и в форме гвардейца.
    – Господа, – сказал Атос, – я считаю, что не следует в такое дело посвящать слуг. Тайну может случайно выдать дворянин, но лакей почти всегда продаст её.
    – План Портоса мне представляется неудачным, – сказал д’Артаньян. – Прежде всего я и сам не знаю, какие указания должен дать вам. Я везу письмо. Вот и всё. Я не могу снять три копии с этого письма, ибо оно запечатано. Поэтому, как мне кажется, нам следует передвигаться вместе. Письмо лежит вот здесь, в этом кармане. – И он указал, в каком кармане лежит письмо. – Если я буду убит, один из вас возьмёт письмо, и вы будете продолжать свой путь. Если его убьют, настанет очередь третьего, и так далее. Лишь бы доехал один. Этого будет достаточно.
    – Браво, д’Артаньян! Я такого же мнения, как ты, – сказал Атос. – К тому же надо быть последовательным. Я еду на воды, вы меня сопровождаете. Вместо форжских вод я отправляюсь к морю – ведь я свободен в выборе. Нас намереваются задержать. Я предъявляю письмо господина де Тревиля, а вы – ваши свидетельства. На нас нападают. Мы защищаемся. Нас судят, а мы со всем упорством утверждаем, что намеревались только разок-другой окунуться в море. С четырьмя людьми, путешествующими в одиночку, ничего не стоит справиться, тогда как четверо вместе – уже отряд. Мы вооружим четырёх наших слуг пистолетами и мушкетами. Если против нас вышлют армию – мы примем бой, и тот, кто уцелеет, как сказал д’Артаньян, отвезёт письмо.
    – Прекрасно, – сказал Арамис. – Ты говоришь редко, Атос, но зато когда заговоришь, то не хуже Иоанна Златоуста. Я принимаю план Атоса. А ты, Портос?
    – Я также, – сказал Портос, – если д’Артаньян с ним согласен. Д’Артаньян, которому поручено письмо, – естественно, начальник нашей экспедиции. Пусть он решает, а мы выполним его приказания.
    – Так вот, – сказал д’Артаньян, – я решил: мы принимаем план Атоса и отбываем через полчаса.
    – Принято! – хором проговорили все три мушкетёра.
    Затем каждый из них, протянув руку к мешку, взял себе семьдесят пять пистолей и занялся приготовлениями, чтобы через полчаса быть готовым к отъезду.

    XX
    ПУТЕШЕСТВИЕ

    В два часа ночи наши четыре искателя приключений выехали из Парижа через ворота Сен-Дени. Пока вокруг царил мрак, они ехали молча; темнота против их воли действовала на них – всюду им мерещились засады.
    При первых лучах солнца языки у них развязались, а вместе с солнцем вернулась и обычная весёлость. Словно накануне сражения, сердца бились сильнее, глаза улыбались. Как-то чувствовалось, что жизнь, с которой, быть может, придётся расстаться, в сущности совсем не плохая штука.
    Вид колонны, впрочем, был весьма внушительный: чёрные кони мушкетёров, их твёрдая поступь – привычка, приобретённая в эскадроне и заставлявшая этих благородных товарищей солдата двигаться ровным шагом, – всё это уже само по себе могло бы раскрыть самое строгое инкогнито.
    Позади четырёх друзей ехали слуги, вооружённые до зубов.
    Всё шло благополучно до Шантильи, куда друзья прибыли в восемь часов утра. Нужно было позавтракать. Они соскочили с лошадей у трактира, на вывеске которого святой Мартин отдавал нищему половину своего плаща. Слугам приказали не рассёдлывать лошадей и быть наготове, чтобы немедленно продолжать путь.
    Друзья вошли в общую комнату и сели за стол.
    Какой-то дворянин, только что прибывший по дороге из Даммартена, завтракал, сидя за тем же столом. Он завёл разговор о погоде. Наши путники ответили. Он выпил за их здоровье. Они выпили за него.
    Но в ту минуту, когда Мушкетон вошёл с докладом, что лошади готовы, и друзья поднялись из-за стола, незнакомец предложил Портосу выпить за здоровье кардинала. Портос ответил, что готов это сделать, если незнакомец, в свою очередь, выпьет за короля. Незнакомец воскликнул, что не знает другого короля, кроме его высокопреосвященства. Портос назвал его пьяницей. Незнакомец выхватил шпагу.

  7. skyluz Ответить

    Раздались громкие взрывы хохота, совсем смутившие бедного Портоса, но ему объяснили причину этого веселья, и он присоединился к нему, как всегда, шумно.
    — Так что все мы при деньгах? — спросил д’Артаньян.
    — Только не я, — возразил Атос. — Мне так понравилось испанское вино Арамиса, что я велел погрузить в фургон наших слуг бутылок шестьдесят, и это сильно облегчило мой кошелек.
    — А я… — сказал Арамис, — вообразите только, я все до последнего су отдал на церковь Мондидье и на Амьенский монастырь и, помимо уплаты кое-каких неотложных долгов, заказал обедни, которые будут служить по мне и по вас, господа, и которые, я уверен, пойдут всем нам на пользу.
    — А мой вывих? — сказал Портос. — Вы думаете, он ничего мне не стоил? Не говоря уже о ране Мушкетона, из-за которой мне пришлось приглашать лекаря по два раза в день, причем он брал у меня двойную плату под тем предлогом, что этого болвана Мушкетона угораздило получить пулю в такое место, какое обычно показывают только аптекарям. Я предупредил его, чтобы впредь он остерегался подобных ран.
    — Ну что ж, — сказал Атос, переглянувшись с д’Артаньяном и Арамисом, — я вижу, вы великодушно обошлись с бедным малым; так и подобает доброму господину.
    — Короче говоря, — продолжал Портос, — после того как я оплачу все издержки, у меня останется еще около тридцати экю.
    — А у меня с десяток пистолей, — сказал Арамис.
    — Так, видно, мы крезы по сравнению с вами, — сказал Атос. — Сколько у вас осталось от ваших ста пистолей, д’Артаньян?
    — От ста пистолей? Прежде всего пятьдесят из них я отдал вам.
    — Разве?
    — Черт возьми!
    — Ах да, вспомнил! Совершенно верно.
    — Шесть я уплатил трактирщику.
    — Что за скотина этот трактирщик! Зачем вы дали ему шесть пистолей?
    — Да ведь вы сами сказали, чтобы я дал их ему.
    — Ваша правда, я слишком добр. Короче говоря — остаток?
    — Двадцать пять пистолей, — сказал д’Артаньян.
    — А у меня, — сказал Атос, вынимая из кармана какую-то мелочь, — у меня…
    — У вас — ничего…
    — Действительно, так мало, что не стоит даже присоединять это к общей сумме.
    — Теперь давайте сочтем, сколько у нас всего. Портос?
    — Тридцать экю.
    — Арамис?
    — Десять пистолей.
    — У вас, д’Артаньян?
    — Двадцать пять.
    — Сколько это всего? — спросил Атос.
    — Четыреста семьдесят пять ливров! — сказал д’Артаньян, считавший, как Архимед.
    — По приезде в Париж у нас останется еще добрых четыреста ливров, — сказал Портос, — не считая седел.
    — А как же быть с эскадронными лошадьми? — спросил Арамис.
    — Что ж! Четыре лошади наших слуг мы превратим в две для хозяев и разыграем их. Четыреста ливров пойдут на пол-лошади для одного из тех, кто останется пешим, затем мы вывернем карманы и все остатки отдадим д’Артаньяну: у него легкая рука, и он пойдет играть на них в первый попавшийся игорный дом. Вот и все.
    — Давайте же обедать, — сказал Портос, — все стынет.
    И, успокоившись таким образом относительно будущего, четыре друга отдали честь обеду, остатки которого получили гг. Мушкетон, Базен, Планше и Гримо…
    В Париже д’Артаньяна ждало письмо от г-на де Тревиля, извещавшее, что его просьба удовлетворена и король милостиво разрешает ему вступить в ряды мушкетеров.
    Так как это было все, о чем д’Артаньян мечтал, не говоря, конечно, о желании найти г-жу Бонасье, он в восторге помчался к своим друзьям, которых покинул всего полчаса назад, и застал их весьма печальными и озабоченными. Они собрались на совет у Атоса, что всегда служило признаком известной серьезности положения.
    Г-н де Тревиль только что известил их, что ввиду твердого намерения его величества начать военные действия первого мая им надлежит немедля приобрести все принадлежности экипировки.
    Четыре философа смотрели друг на друга в полной растерянности: г-н де Тревиль не любил шутить, когда речь шла о дисциплине.
    — А во сколько вы оцениваете эту экипировку? — спросил д’Артаньян.
    — О, дело плохо! — сказал Арамис. — Мы только что сделали подсчет, причем были невзыскательны, как спартанцы, и все же каждому из нас необходимо иметь по меньшей мере полторы тысячи ливров.
    — Полторы тысячи, помноженные на четыре, — это шесть тысяч ливров, — сказал Атос.
    — Мне кажется, — сказал д’Артаньян, — что если у нас будет тысяча ливров на каждого… правда, я считаю не как спартанец, а как стряпчий…
    При слове «стряпчий» Портос заметно оживился.
    — Вот что: у меня есть один план! — сказал он.
    — Это уже кое-что. Зато у меня нет и тени плана, — холодно ответил Атос. — Что же касается д’Артаньяна, господа, то счастье вступить в наши ряды лишило его рассудка. Тысяча ливров! Заверяю вас, что мне одному необходимо две тысячи.
    — Четырежды два — восемь, — отозвался Арамис. — Итак, нам требуется на нашу экипировку восемь тысяч. Правда, у нас уже есть седла…
    — И сверх того… — сказал Атос, подождав, пока д’Артаньян, который пошел поблагодарить г-на де Тревиля, закроет за собой дверь, — и сверх того прекрасный алмаз, сверкающий на пальце нашего друга. Что за черт! Д’Артаньян слишком хороший товарищ, чтобы оставить своих собратьев в затруднительном положении, когда он носит на пальце такое сокровище!
    XXIX
    ПОГОНЯ ЗА СНАРЯЖЕНИЕМ
    Само собой разумеется, что из всех четырех друзей д’Артаньян был озабочен больше всех, хотя ему как гвардейцу было гораздо легче экипироваться, чем господам мушкетерам, людям знатного происхождения; однако наш юный гасконец, отличавшийся, как мог заметить читатель, предусмотрительностью и почти скупостью, был в то же время (как объяснить подобное противоречие?) чуть ли не более тщеславен, чем сам Портос. Правда, помимо забот об удовлетворении своего тщеславия, д’Артаньян испытывал в это время и другую тревогу, менее себялюбивого свойства. Несмотря на все справки, которые он наводил о г-же Бонасье, ему ничего не удалось узнать.
    Г-н де Тревиль рассказал о ней королеве; королева не знала, где находится молодая супруга галантерейщика, и обещала начать поиски, но это обещание было весьма неопределенно и ничуть не успокаивало д’Артаньяна.
    Атос не выходил из своей комнаты; он решил, что шагу не сделает для того, чтобы раздобыть снаряжение.
    — Нам остается две недели, — говорил он друзьям. — Что ж, если к концу этих двух недель я ничего не найду или, вернее, если ничто не найдет меня, то я, как добрый католик, не желающий пустить себе пулю в лоб, затею ссору с четырьмя гвардейцами его высокопреосвященства или с восемью англичанами и буду драться до тех пор, пока один из них не убьет меня, что, принимая во внимание их численность, совершенно неизбежно. Тогда люди скажут, что я умер за короля, и, следовательно, я исполню свой долг и без надобности в экипировке.
    Портос продолжал ходить по комнате, заложив руки за спину, покачивая головой, и повторял:
    — Я осуществлю свой план.
    Арамис, мрачный и небрежно завитый, молчал.
    Все эти зловещие признаки ясно говорили о том, что в компании друзей царило полное уныние.
    Слуги, со своей стороны, подобно боевым коням Ипполита, разделяли печальную участь своих господ. Мушкетон сушил сухари; Базен, всегда отличавшийся склонностью к благочестию, не выходил из церкви; Планше считал мух; а Гримо, которого даже общее уныние не могло заставить нарушить молчание, предписанное ему его господином, вздыхал так, что способен был разжалобить камни.
    Трое друзей — ибо, как мы сказали выше, Атос поклялся, что не сделает ни шагу ради экипировки, — итак, трое друзей выходили из дому рано утром и возвращались очень поздно. Они слонялись по улицам и разглядывали каждый булыжник на мостовой, словно искали, не обронил ли кто-нибудь из прохожих свой кошелек. Казалось, они выслеживают кого-то — так внимательно смотрели они на все, что попадалось им на глаза. А встречаясь, они обменивались полными отчаяния взглядами, выражавшими: «Ну? Ты ничего не нашел?»

  8. Voodoomuro Ответить

    Тревиль угадал слабую струнку своего повелителя и этому был обязан неизменным, длительным расположением короля, который не прославился постоянством в дружбе. Вызывающий вид, с которым он проводил парадным маршем своих мушкетеров перед кардиналом Арманом дю Плесси Ришелье, заставлял в гневе щетиниться седые усы его высокопреосвященства. Тревиль до тонкости владел искусством войны того времени, когда приходилось жить либо за счет врага, либо за счет своих соотечественников; солдаты его составляли легион сорвиголов, повиновавшихся только ему одному.
    Небрежно одетые, подвыпившие, исцарапанные, мушкетеры короля или, вернее, мушкетеры г-на де Тревиля шатались по кабакам, по увеселительным местам и пирушкам, орали, покручивая усы, бряцая шпагами и с наслаждением задирая телохранителей кардинала, когда те встречались им на дороге. Затем из ножен с тысячью прибауток выхватывалась шпага. Случалось, их убивали, и они падали, убежденные, что будут оплаканы и отомщены; чаще же случалось, что убивали они, уверенные, что им не дадут сгнить в тюрьме: г-н де Тревиль, разумеется, вызволит их. Эти люди на все голоса расхваливали г-на де Тревиля, которого обожали, и, хоть все они были отчаянные головы, трепетали перед ним, как школьники перед учителем, повиновались ему по первому слову и готовы были умереть, чтобы смыть с себя малейший его упрек.
    Г-н де Тревиль пользовался вначале этим мощным рычагом на пользу королю и его приверженцам, позже — на пользу себе и своим друзьям. Впрочем, ни из каких мемуаров того времени не явствует, чтобы даже враги, — а их было у него немало как среди владевших пером, так и среди владевших шпагой, — чтобы даже враги обвиняли этого достойного человека в том, будто он брал какую-либо мзду за помощь, оказываемую его верными солдатами. Владея способностью вести интригу не хуже искуснейших интриганов, он оставался честным человеком. Более того: несмотря на изнурительные походы, на все тяготы военной жизни, он был отчаянным искателем веселых приключений, изощреннейшим дамским угодником, умевшим при случае щегольнуть изысканным мадригалом. О его победах над женщинами ходило столько же сплетен, сколько двадцатью годами раньше о сердечных делах Бассомпьера,[12] — а это кое-что значило. Капитан мушкетеров вызывал восхищение, страх и любовь, другими словами — достиг вершины счастья и удачи.
    Людовик XIV поглотил все мелкие созвездия своего двора, затмив их своим ослепительным сиянием, тогда как отец его, солнце pluribus impar,[13] предоставлял каждому из своих любимцев, каждому из приближенных сиять собственным блеском. Кроме утреннего приема у короля и у кардинала, в Париже происходило больше двухсот таких «утренних приемов», пользовавшихся особым вниманием. Среди них утренний прием у де Тревиля собирал наибольшее число посетителей.
    Двор его особняка, расположенного на улице Старой Голубятни, походил на лагерь уже с шести часов утра летом и с восьми часов зимой. Человек пятьдесят или шестьдесят мушкетеров, видимо сменявшихся время от времени, с тем, чтобы число их всегда оставалось внушительным, постоянно расхаживали по двору, вооруженные до зубов и готовые на все. По лестнице, такой широкой, что современный строитель на занимаемом ею месте выстроил бы целый дом, сновали вверх и вниз просители, искавшие каких-нибудь милостей, приезжие из провинции дворяне, жаждущие зачисления в мушкетеры, и лакеи в разноцветных, шитых золотом ливреях, явившиеся сюда с посланиями от своих господ. В приемной на длинных, расположенных вдоль стен скамьях сидели избранные, то есть те, кто был приглашен хозяином. С утра и до вечера в приемной стоял несмолкаемый гул, в то время как де Тревиль в кабинете, прилегавшем к этой комнате, принимал гостей, выслушивал жалобы, отдавал приказания и, как король со своего балкона в Лувре, мог, подойдя к окну, произвести смотр своим людям и вооружению.
    В тот день, когда д’Артаньян явился сюда впервые, круг собравшихся казался необычайно внушительным, особенно в глазах провинциала. Провинциал, правда, был гасконец, и его земляки в те времена пользовались славой людей, которых трудно чем-либо смутить. Пройдя через массивные ворота, обитые длинными гвоздями с квадратными шляпками, посетитель оказывался среди толпы вооруженных людей. Люди эти расхаживали по двору, перекликались, затевали то ссору, то игру. Чтобы пробить себе, путь сквозь эти бушующие людские волны, нужно было быть офицером, вельможей или хорошенькой женщиной.
    Наш юноша с бьющимся сердцем прокладывал себе дорогу сквозь эту толкотню и давку, прижимая к худым ногам непомерно длинную шпагу, не отнимая руки от края широкополой шляпы и улыбаясь жалкой улыбкой провинциала, старающегося скрыть свое смущение. Миновав ту или иную группу посетителей, он вздыхал с некоторым облегчением, но ясно ощущал, что присутствующие оглядываются ему вслед, и впервые в жизни д’Артаньян, у которого до сих пор всегда было довольно хорошее мнение о своей особе, чувствовал себя неловким и смешным.
    У самой лестницы положение стало еще затруднительнее. На нижних ступеньках четверо мушкетеров забавлялись веселой игрой, в то время как столпившиеся на площадке десять или двенадцать их приятелей ожидали своей очереди, чтобы принять участие в забаве. Один из четверых, стоя ступенькой выше прочих и обнажив шпагу, препятствовал или старался препятствовать остальным троим подняться по лестнице. Эти трое нападали на него, ловко орудуя шпагой.
    Д’Артаньян сначала принял эти шпаги за фехтовальные рапиры, полагая, что острие защищено. Но вскоре, по некоторым царапинам на лицах участников игры, понял, что клинки были самым тщательным образом отточены и заострены. При каждой новой царапине не только зрители, но и сами пострадавшие разражались бурным хохотом.
    Мушкетер, занимавший в эту минуту верхнюю ступеньку, блестяще отбивался от своих противников. Вокруг них собралась толпа. Условия игры заключались в том, что при первой же царапине раненый выходил из игры и его очередь на аудиенцию переходила к победителю. За какие-нибудь пять минут трое оказались задетыми: у одного была поцарапана рука, у другого — подбородок, у третьего — ухо, причем защищавший ступеньку не был задет ни разу. Такая ловкость, согласно условиям, вознаграждалась продвижением на три очереди.
    Как ни трудно было удивить нашего молодого путешественника или, вернее, заставить его показать, что он удивлен, все же эта игра поразила его. На его родине, в том краю, где кровь обычно так легко ударяет в голову, для вызова на дуэль все же требовался хоть какой-нибудь повод. Гасконада четверых игроков показалась ему самой необычайной из всех, о которых ему когда-либо приходилось слышать даже в самой Гаскони. Ему почудилось, что он перенесся в пресловутую страну великанов, куда впоследствии попал Гулливер и где натерпелся такого страху. А между тем до цели было еще далеко: оставались верхняя площадка и приемная.
    На площадке уже не дрались — там сплетничали о женщинах, а в приемной — о дворе короля. На площадке д’Артаньян покраснел, в приемной затрепетал. Его живое и смелое воображение, делавшее его в Гаскони опасным для молоденьких горничных, а подчас и для их молодых хозяек, никогда, даже в горячечном бреду, не могло бы нарисовать ему и половины любовных прелестей и даже четверти любовных подвигов, служивших здесь темой разговора и приобретавших особую остроту от тех громких имен и сокровеннейших подробностей, которые при этом перечислялись. Но если на площадке был нанесен удар его добронравию, то в приемной поколебалось его уважение к кардиналу. Здесь д’Артаньян, к своему великому удивлению, услышал, как критикуют политику, заставлявшую трепетать всю Европу; нападкам подвергалась здесь и личная жизнь кардинала, хотя за малейшую попытку проникнуть в нее, как знал д’Артаньян, пострадало столько могущественных и знатных вельмож. Этот великий человек, которого так глубоко чтил г-н д’Артаньян-отец, служил здесь посмешищем для мушкетеров г-на де Тревиля. Одни потешались над его кривыми ногами и сутулой спиной; кое-кто распевал песенки о его возлюбленной, мадам д’Эгильон, и о его племяннице, г-же де Комбалэ, а другие тут же сговаривались подшутить над пажами и телохранителями кардинала, — все это представлялось д’Артаньяну немыслимым и диким.

  9. Yozshugis Ответить

    — Это письмо и этот отпуск, Атос, означают, что вам надлежит следовать за мной.
    — На воды в Форж?
    — Туда или в иное место.
    — Для службы королю?
    — Королю и королеве. Разве мы не слуги их величеств?
    Как раз в эту минуту появился Портос.
    — Тысяча чертей! — воскликнул он, входя. — С каких это пор мушкетерам предоставляется отпуск, о котором они не просили?
    — С тех пор, как у них есть друзья, которые делают это за них.
    — Ага… — протянул Портос. — Здесь, по-видимому, есть какие-то новости.
    — Да, мы уезжаем, — ответил Арамис.
    — В какие края? — спросил Портос.
    — Право, не знаю хорошенько, — ответил Атос. — Спроси у д’Артаньяна.
    — Мы отправляемся в Лондон, господа, — сказал д’Артаньян.
    — В Лондон! — воскликнул Портос. — А что же мы будем делать в Лондоне?
    — Вот этого я не имею права сказать, господа. Вам придется довериться мне.
    — Но для путешествия в Лондон нужны деньги, — заметил Портос, — а у меня их нет.
    — У меня тоже.
    — И у меня.
    — У меня они есть, — сказал д’Артаньян, вытаскивая из кармана свой клад и бросая его на стол. — В этом мешке триста пистолей. Возьмем из них каждый по семьдесят пять — этого достаточно на дорогу в Лондон и обратно. Впрочем, успокойтесь: мы не все доберемся до Лондона.
    — Это почему?
    — Потому что, по всей вероятности, кое-кто из нас отстанет в пути.
    — Так что же это — мы пускаемся в поход?
    — И даже в очень опасный, должен вас предупредить!
    — Черт возьми! — воскликнул Портос. — Но раз мы рискуем быть убитыми, я хотел бы, по крайней мере, знать, во имя чего.
    — Легче тебе от этого будет? — спросил Атос.
    — Должен признаться, — сказал Арамис, — что я согласен с Портосом.
    — А разве король имеет обыкновение давать вам отчет? Нет. Он просто говорит вам: господа, в Гаскони или во Фландрии дерутся — идите драться. И вы идете. Во имя чего? Вы даже и не задумываетесь над этим.
    — Д’Артаньян прав, — сказал Атос. — Вот наши три отпускных свидетельства, присланные господином де Тревилем, и вот триста пистолей, данные неизвестно кем. Пойдем умирать, куда нас посылают. Стоит ли жизнь того, чтобы так много спрашивать! Д’Артаньян, я готов идти за тобой.
    — И я тоже! — сказал Портос.
    — И я тоже! — сказал Арамис. — Кстати, я не прочь сейчас уехать из Парижа. Мне нужно развлечься.
    — Развлечений у вас хватит, господа, будьте спокойны, — заметил д’Артаньян.
    — Прекрасно. Когда же мы отправляемся? — спросил Атос.
    — Сейчас же, — ответил д’Артаньян. — Нельзя терять ни минуты.
    — Эй, Гримо, Планше, Мушкетон, Базен! — крикнули все четверо своим лакеям. — Смажьте наши ботфорты и приведите наших коней.
    В те годы полагалось, чтобы каждый мушкетер держал в главной квартире, как в казарме, своего коня и коня своего слуги. Планше, Гримо, Мушкетон и Базен бегом бросились исполнять приказания своих господ.
    — А теперь, — сказал Портос, — составим план кампании. Куда же мы направляемся прежде всего?
    — Кале, — сказал д’Артаньян. — Это кратчайший путь в Лондон.
    — В таком случае, вот мое мнение… — начал Портос.
    — Говори.
    — Четыре человека, едущие куда-то вместе, могут вызвать подозрения. Д’Артаньян каждому из нас даст надлежащие указания. Я выеду вперед на Булонь, чтобы разведать дорогу. Атос выедет двумя часами позже через Амьен. Арамис последует за ними на Нуайон. Что же касается д’Артаньяна, он может выехать по любой дороге, но в одежде Планше, а Планше отправится вслед за нами, изображая д’Артаньяна, и в форме гвардейца.
    — Господа, — сказал Атос, — я считаю, что не следует в такое дело посвящать слуг. Тайну может случайно выдать дворянин, но лакей почти всегда продаст ее.
    — План Портоса мне представляется неудачным, — сказал д’Артаньян. — Прежде всего я и сам не знаю, какие указания должен дать вам. Я везу письмо. Вот и все. Я не могу снять три копии с этого письма, ибо оно запечатано. Поэтому, как мне кажется, нам следует передвигаться вместе. Письмо лежит вот здесь, в этом кармане. — И он указал, в каком кармане лежит письмо. — Если я буду убит, один из вас возьмет письмо, и вы будете продолжать свой путь. Если его убьют, настанет очередь третьего, и так далее. Лишь бы доехал один. Этого будет достаточно.
    — Браво, д’Артаньян! Я такого же мнения, как ты, — сказал Атос. — К тому же надо быть последовательным. Я еду на воды, вы меня сопровождаете. Вместо форжских вод я отправляюсь к морю — ведь я свободен в выборе. Нас намереваются задержать. Я предъявляю письмо господина де Тревиля, а вы — ваши свидетельства. На нас нападают. Мы защищаемся. Нас судят, а мы со всем упорством утверждаем, что намеревались только разок-другой окунуться в море. С четырьмя людьми, путешествующими в одиночку, ничего не стоит справиться, тогда как четверо вместе — уже отряд. Мы вооружим четырех наших слуг пистолетами и мушкетами. Если против нас вышлют армию — мы примем бой, и тот, кто уцелеет, как сказал д’Артаньян, отвезет письмо.

  10. Brataur Ответить

    Благородный мушкетер казался весьма озадаченным. Даже не поздоровавшись с друзьями и проигнорировав, против своего обыкновения, протянутый ему стакан вина, он поинтересовался у Портоса с д’Артаньяном:
    – Скажите, господа, вы не замечали, что с нашим капитаном творится что-то неладное?
    – С де Тревилем? – уточнил арап. – Нет, не замечал.
    – И я не замечал, – сказал лазутчик. – А вы, Атос?
    – И я не замечал! – Мушкетер пожал плечами. – А сегодня утром получил вот это письмо.
    И он протянул чернокожему гиганту лист бумаги, исписанный, как успел заметить псевдогасконец, характерным крупным почерком капитана де Тревиля.
    Пробежав его глазами, Портос изумленно взметнул брови и передал письмо д’Артаньяну.
    Вот что прочитал разведчик:
    «Любезный мой Атос, я замечаю, что в последнее время Вы употребляете чрезмерно много вина. Как подсказывает мне собственный жизненный опыт, от такого количества спиртного у Вас уже вовсю должна пошаливать печень. Почему бы Вам в таком случае не отправиться на воды в Форж? Я согласен предоставить Вам отпуск для санаторно-курортного лечения сроком на две недели. Берите с собой своих товарищей, Арамиса с Портосом, а также ваших верных оруженосцев Гримо, Мушкетона и Базена, и чтобы к вечеру духа Вашего в Париже не было! Поскорее поправляйтесь.
    Благосклонный к Вам, Тревилъ.
    P . S . Вашего молодого товарища д’Артаньяна тоже можете прихватить с собой, с его командиром Дезессаром вопрос уже решен.
    P . P . S . Не забудьте получше вооружиться: курортная жизнь бывает подчас исключительно бурной и опасной!»
    – Какой, однако, славный командир ваш капитан де Тревиль! – воскликнул лазутчик, возвращая письмо Атосу. – Как он заботится о вашем здоровье!
    – Черт возьми, да все у меня со здоровьем в порядке! – солгал Атос (ну в самом деле, при таких-то злоупотреблениях какое у него могло быть здоровье?!). – И я не просил его ни о каком отпуске!
    – Не просили? – насторожился д’Артаньян, знавший, как известно, толк в подложных письмах.
    – Конечно, не просил! – подтвердил благородный мушкетер. – С каких это пор мушкетерам стали предоставлять отпуска, когда они не просят?!
    – С тех пор как у них появились друзья, которые делают это за них! – раздался голос Арамиса, и друзья, обернувшись к окну, увидели, как коренной парижанин, спешившись, отдает поводья своему верному оруженосцу Базену.
    – Черт возьми, Арамис! Так это ваших рук дело?! – воскликнул Атос, когда Арамис вошел в таверну и уселся за стол.
    – Естественно!
    – Ну и что это значит?
    – Это значит именно то, что вы прочитали в письме капитана, мой дорогой Атос: берите с собой своих товарищей, Арамиса с Портосом, а также ваших верных оруженосцев, и чтобы к вечеру духа вашего в Париже не было!
    – А кроме того, не забыть еще взять и д’Артаньяна и вооружиться до зубов, потому что курортная жизнь бывает подчас исключительно бурной и опасной? – уточнил арап.
    – Точно, Портос! Тем более что мы едем не на воды в Форж, а в Лондон.
    – В Лондон?! – удивились мушкетеры. – А зачем?
    – Этого я вам сказать не могу. – Арамис тонко улыбнулся. – Это не моя тайна!
    Ну и катись ты в таком случае один в свой Лондон! – чуть было не брякнул д’Артаньян, которому совсем не улыбалось покидать сейчас Париж и нестись неизвестно зачем в столицу Англии. К счастью, не ему одному.
    – Это все из-за женщины.

  11. Smoking Ответить

    Ночью, как это бывало уже не раз и не два после сильной эмоциональной встряски, к нему снова явилась Жанна д’Арк. До утра провозившись с Орлеанской девой, лазутчик встал совершенно разбитым, с чудовищной головной болью и осознанием необходимости ползти в «Сосновую шишку» на встречу с афроанжуйцем.
    С трудом взобравшись на лошадь и едва не сверзившись с нее пару раз по пути к трактиру, д’Артаньян прибыл в «Шишку» на три часа раньше чернокожего мушкетера и, прежде чем тот, сменившись с дежурства в Лувре, со своим молодым духом Мушкетоном появился на горизонте, успел вздремнуть.
    Заметив плачевное состояние товарища, Портос высказал предположение, что тому следует подлечиться, и заказал сразу три бутылки вина, начав между делом расспрашивать о причине такого уныния. Не забывая об осторожности, разведчик повел разговор издалека, с Констанции Бонасье.
    Напомнив Портосу обстоятельства их знакомства с госпожой Бонасье в день отъезда в Женеву, он поведал ему о чувствах, вспыхнувших в его сердце и терзающих его уже полгода.
    — Что мне делать, Портос?! — вздыхал д’Артаньян. — Как быть?! Ведь она женщина невысокого звания, да к тому же жена галантерейщика! Мы живем с ней под одной крышей, но она далека и недоступна для меня! Что мне делать?
    Однако, прежде чем Портос, слушавший его со вниманием и сочувствием, успел ответить на этот вопрос, в дверях мелькнула пара лазоревых плащей — и Атос, сопровождаемый Гримо, оказался за их столиком.
    Благородный мушкетер казался весьма озадаченным. Даже не поздоровавшись с друзьями и проигнорировав, против своего обыкновения, протянутый ему стакан вина, он поинтересовался у Портоса с д’Артаньяном:
    — Скажите, господа, вы не замечали, что с нашим капитаном творится что-то неладное?
    — С де Тревилем? — уточнил арап. — Нет, не замечал.
    — И я не замечал, — сказал лазутчик. — А вы, Атос?
    — И я не замечал! — Мушкетер пожал плечами. — А сегодня утром получил вот это письмо.
    И он протянул чернокожему гиганту лист бумаги, исписанный, как успел заметить псевдогасконец, характерным крупным почерком капитана де Тревиля.
    Пробежав его глазами, Портос изумленно взметнул брови и передал письмо д’Артаньяну.
    Вот что прочитал разведчик:
    «Любезный мой Атос, я замечаю, что в последнее время Вы употребляете чрезмерно много вина. Как подсказывает мне собственный жизненный опыт, от такого количества спиртного у Вас уже вовсю должна пошаливать печень. Почему бы Вам в таком случае не отправиться на воды в Форж? Я согласен предоставить Вам отпуск для санаторно-курортного лечения сроком на две недели. Берите с собой своих товарищей, Арамиса с Портосом, а также ваших верных оруженосцев Гримо, Мушкетона и Базена, и чтобы к вечеру духа Вашего в Париже не было! Поскорее поправляйтесь.
    Благосклонный к Вам, Тревилъ.
    P.S. Вашего молодого товарища д’Артаньяна тоже можете прихватить с собой, с его командиром Дезессаром вопрос уже решен.
    P.P.S. Не забудьте получше вооружиться: курортная жизнь бывает подчас исключительно бурной и опасной!»
    — Какой, однако, славный командир ваш капитан де Тревиль! — воскликнул лазутчик, возвращая письмо Атосу. — Как он заботится о вашем здоровье!
    — Черт возьми, да все у меня со здоровьем в порядке! — солгал Атос (ну в самом деле, при таких-то злоупотреблениях какое у него могло быть здоровье?!). — И я не просил его ни о каком отпуске!
    — Не просили? — насторожился д’Артаньян, знавший, как известно, толк в подложных письмах.
    — Конечно, не просил! — подтвердил благородный мушкетер. — С каких это пор мушкетерам стали предоставлять отпуска, когда они не просят?!
    — С тех пор как у них появились друзья, которые делают это за них! — раздался голос Арамиса, и друзья, обернувшись к окну, увидели, как коренной парижанин, спешившись, отдает поводья своему верному оруженосцу Базену.
    — Черт возьми, Арамис! Так это ваших рук дело?! — воскликнул Атос, когда Арамис вошел в таверну и уселся за стол.
    — Естественно!
    — Ну и что это значит?
    — Это значит именно то, что вы прочитали в письме капитана, мой дорогой Атос: берите с собой своих товарищей, Арамиса с Портосом, а также ваших верных оруженосцев, и чтобы к вечеру духа вашего в Париже не было!
    — А кроме того, не забыть еще взять и д’Артаньяна и вооружиться до зубов, потому что курортная жизнь бывает подчас исключительно бурной и опасной? — уточнил арап.
    — Точно, Портос! Тем более что мы едем не на воды в Форж, а в Лондон.
    — В Лондон?! — удивились мушкетеры. — А зачем?
    — Этого я вам сказать не могу. — Арамис тонко улыбнулся. — Это не моя тайна!
    Ну и катись ты в таком случае один в свой Лондон! — чуть было не брякнул д’Артаньян, которому совсем не улыбалось покидать сейчас Париж и нестись неизвестно зачем в столицу Англии. К счастью, не ему одному.
    — Это все из-за женщины. — Атос мрачно покачал головой. — Это все из-за женщины! Берегитесь, Арамис: Ева погубила нас всех в прошлом, и ее дочери, судя по всему, на достигнутом останавливаться не намерены! Мало того, что они уже лишили нас рая, так теперь еще и нашу жизнь на земле стремятся превратить в ад…
    — Друг мой, — мягко перебил его Арамис, — не забывайте: женщина — продолжательница рода человеческого, творец грядущих поколений!
    — Да ну?! — удивился Атос — А я-то все голову ломаю: чего это род человеческий от поколения к поколению деградирует все сильнее и сильнее?!
    — Стало быть, вы откажетесь составить мне компанию лишь на основании того, что я еду в Лондон из-за женщины?
    — Откажусь составить вам компанию?! — возмутился мушкетер. — Хорошенького же вы обо мне мнения, Арамис! Да я составлю вам компанию, даже если вы намерены отправиться в Константинополь из-за самого Люцифера! — прибавил он, к огромному огорчению разведчика.
    — Однако для путешествия необходимы деньги, — высказал д’Артаньян свой аргумент. — У меня, например, ни гроша за душой.

  12. AxmedOFF Ответить

    Он явился в тот миг оцепенения, который обычно следует за большими катастрофами.
    — Я не ошибся, — сказал он. — Вот господин д’Артаньян, а вы — трое его друзей: господа Атос, Портос и Арамис.
    Все трое с удивлением смотрели на незнакомца, назвавшего их по именам; всем им казалось, что когда-то они уже видели его.
    — Господа, — продолжал вновь пришедший, — вы, так же как и я, разыскиваете женщину, которая, — прибавил он с ужасной улыбкой, — наверное, побывала здесь, ибо я вижу труп!
    Три друга по-прежнему безмолвствовали; голос этого человека тоже казался им знакомым, но они не могли припомнить, при каких обстоятельствах они его слышали.
    — Господа, — снова заговорил незнакомец, — так как вы не хотите узнать человека, который, вероятно, дважды обязан вам жизнью, мне приходится назвать себя. Я — лорд Винтер, деверь той женщины.
    Трое друзей вскрикнули от изумления. Атос встал и подал лорду Винтеру руку.
    — Добро пожаловать, милорд, — сказал он. — Будем действовать сообща.
    — Я уехал пятью часами позже нее из Портсмута, — стал рассказывать лорд Винтер, — тремя часами позже нее прибыл в Булонь, всего на двадцать минут разминулся с ней в Сент-Омере и, наконец, в Лилье потерял ее след. Я ехал наудачу, всех расспрашивая, как вдруг вы галопом проскакали мимо меня. Я узнал господина д’Артаньяна. Я окликнул вас, но вы не ответили; я хотел пуститься за вами следом, но моя лошадь выбилась из сил и не могла идти вскачь, как ваши. Однако, несмотря на всю вашу поспешность, вы, кажется, явились слишком поздно!
    — Вы видите, — ответил Атос, показывая лорду Винтеру на бездыханную г-жу Бонасье и на д’Артаньяна, которого Портос и Арамис пытались привести в чувство.
    — Они оба умерли? — невозмутимо спросил лорд Винтер.
    — К счастью, нет, — ответил Атос. — Господин д’Артаньян только в обмороке.
    — А, тем лучше! — сказал лорд Винтер.
    Действительно, д’Артаньян в эту минуту открыл глаза.
    Он вырвался из рук Портоса и Арамиса и как безумный бросился на труп своей возлюбленной.
    Атос встал, медленно и торжественно подошел к своему другу, нежно обнял его и, когда д’Артаньян разрыдался, сказал ему своим проникновенным голосом:
    — Друг, будь мужчиной: женщины оплакивают мертвых, мужчины мстят за них!
    — Да! — произнес д’Артаньян. — Да! Чтобы отомстить за нее, я готов последовать за тобой куда угодно!
    Атос воспользовался минутным приливом сил, который надежда на мщение вызвала в его несчастном друге, и сделал знак Портосу и Арамису сходить за настоятельницей.
    Оба встретили ее в коридоре, взволнованную и растерявшуюся от такого множества событий. Настоятельница позвала нескольких монахинь, и они, вопреки всем монастырским обычаям, очутились в присутствии пяти мужчин.
    — Сударыня, — обратился Атос к настоятельнице, беря д’Артаньяна под руку, — мы поручаем вашим благочестивым заботам тело этой несчастной женщины. До того, как она стала ангелом на небе, она была ангелом на земле. Похороните ее как монахиню вашего монастыря. Со временем мы приедем помолиться на ее могиле.
    Д’Артаньян спрятал лицо на груди Атоса и зарыдал.
    — Плачь, — сказал Атос, — плачь, сердце твое полно любви, молодости и жизни! Ах, если б я еще мог плакать, как ты!
    И он увел своего друга, любовно обнимая его, как отец, утешая, как духовный пастырь, и проявляя величие человека, который сам много выстрадал.
    Все пятеро в сопровождении своих слуг, которые вели в поводьях лошадей, направились к городу Бетюн, предместье которого виднелось вдали, и остановились перед первой же встретившейся им по дороге гостиницей.
    — А почему мы не гонимся за этой женщиной? — спросил д’Артаньян.
    — Отложим погоню, — ответил Атос. — Сначала нужно принять кое-какие меры.
    — Она ускользнет от нас! — встревожился юноша. — Она ускользнет, Атос, и ты будешь в этом виноват!
    — Я отвечаю за нее, — ответил Атос.
    Д’Артаньян питал такое доверие к своему другу, что опустил голову и, не возражая больше, вошел в гостиницу.
    Портос и Арамис переглянулись, не понимая, откуда у Атоса такая уверенность.
    Лорд Винтер подумал, что Атос говорит это, желая смягчить скорбь д’Артаньяна.
    — Теперь, господа, удалимся каждый к себе, — предложил Атос, после того как удостоверился, что в гостинице есть пять свободных комнат. — Д’Артаньяну необходимо побыть одному, чтобы выплакаться и заснуть. Я все беру на себя, будьте спокойны.
    — Мне думается, однако, — заметил лорд Винтер, — что если нужно принять какие-нибудь меры против графини, то это мое дело: она моя невестка.
    — И мое, — сказал Атос, — она моя жена.
    Д’Артаньян улыбнулся: он понял, что Атос уверен в своем мщении, раз он открыл такую тайну. Портос и Арамис побледнели и переглянулись. Лорд Винтер решил, что Атос сошел с ума.
    — Итак, ступайте каждый в свою комнату, — повторил Атос, — и предоставьте мне действовать. Вы сами видите, что это мое дело, так как я ее муж. Только отдайте мне, д’Артаньян, если вы его не потеряли, листок бумаги, который выпал из шляпы того человека и на котором написано название деревни.
    — А, понимаю! — воскликнул д’Артаньян. — Это название написано ее рукой.
    — Ты видишь сам, — сказал Атос, — есть бог на небесах!
    XXXIV
    ЧЕЛОВЕК В КРАСНОМ ПЛАЩЕ

  13. кауно Ответить


    Отцом мушкетера был Бертран де Бац, сын мещанина Пьера де Бац, присвоившего себе после женитьбы на Франсуазе де Куссоль дворянский титул; отец Пьера де Бац – Арно Бац – купил в графстве Фезензак Кастельморский Замок, принадлежавший ранее аристократическому роду Пуи.

    Этот  двухэтажный каменный дом сохранился до сих пор – он находится на границе графств Арманьяк и Фезансак, на холме, между долинами рек Дуз и Желиз.
    Наш герой, Шарль де Бац, отправляясь покорять Париж, взял  фамилию д’Артаньян. То была фамилия его матери, Франсуазы де Монтескью, происходившей из обедневшей ветви знатной семьи графов де Монтескью, потомков древних графов Фезансак – de Montesquiou d’Artagnan. Эта фамилия и сделала его знаменитым героем романов Дюма.
    Само скромное имение Артаньян возле Вик-де-Бигора в XVI веке перешло к семейству Монтескью после женитьбы Полона де Монтескью, шталмейстера Наваррского короля Генриха д’Альбре, на Жакметте д’Эстен –  г-же д’Артаньян.
    В бумагах королевских составителей генеалогий д’Озье и Шерена была найдена запись, подтверждающая, что сам Людовик XIII пожелал, дабы кадет гвардии Шарль де Бац носил имя д’Артаньян в память об услугах, оказанных королю его дедом со стороны матери, что уравняло Монтескью-Фезансаков с Бац-Кастельморами, которые во всех отношениях стоят несравнимо ниже Монтескью.
    Шарль поступил  в кадетскую военную школу короля – французскую гвардию, благодаря покровительству друга семьи — капитана-лейтенанта, фактически командира роты господина де Тревиля, также гасконца.
    В 1644 году д’Артаньян вошел в роту королевских мушкетеров вместе со своим другом Франсуа де Монтлезан – будущим  губернатором  Бастилии.
    Будучи мушкетёром, наш герой сумел снискать покровительство влиятельного кардинала Мазарини, главного министра Франции с 1643 года.  
    В 1646 году мушкетёрская рота была расформирована, но д’Артаньян продолжал служить своему покровителю – Мазарини.
    Такова судьба реального гасконца, подарившего миру великолепного героя, которому из века в век стремятся подражать все мальчишки – отважного и благородного д’Артаньяна…

    ВОЕННАЯ КАРЬЕРА

  14. Salmeena Ответить

    Ночью, как это бывало уже не раз и не два после сильной эмоциональной встряски, к нему снова явилась Жанна д’Арк. До утра провозившись с Орлеанской девой, лазутчик встал совершенно разбитым, с чудовищной головной болью и осознанием необходимости ползти в «Сосновую шишку» на встречу с афроанжуйцем.
    С трудом взобравшись на лошадь и едва не сверзившись с нее пару раз по пути к трактиру, д’Артаньян прибыл в «Шишку» на три часа раньше чернокожего мушкетера и, прежде чем тот, сменившись с дежурства в Лувре, со своим молодым духом Мушкетоном появился на горизонте, успел вздремнуть.
    Заметив плачевное состояние товарища, Портос высказал предположение, что тому следует подлечиться, и заказал сразу три бутылки вина, начав между делом расспрашивать о причине такого уныния. Не забывая об осторожности, разведчик повел разговор издалека, с Констанции Бонасье.
    Напомнив Портосу обстоятельства их знакомства с госпожой Бонасье в день отъезда в Женеву, он поведал ему о чувствах, вспыхнувших в его сердце и терзающих его уже полгода.
    — Что мне делать, Портос?! — вздыхал д’Артаньян. — Как быть?! Ведь она женщина невысокого звания, да к тому же жена галантерейщика! Мы живем с ней под одной крышей, но она далека и недоступна для меня! Что мне делать?
    Однако, прежде чем Портос, слушавший его со вниманием и сочувствием, успел ответить на этот вопрос, в дверях мелькнула пара лазоревых плащей — и Атос, сопровождаемый Гримо, оказался за их столиком.
    Благородный мушкетер казался весьма озадаченным. Даже не поздоровавшись с друзьями и проигнорировав, против своего обыкновения, протянутый ему стакан вина, он поинтересовался у Портоса с д’Артаньяном:
    — Скажите, господа, вы не замечали, что с нашим капитаном творится что-то неладное?
    — С де Тревилем? — уточнил арап. — Нет, не замечал.
    — И я не замечал, — сказал лазутчик. — А вы, Атос?
    — И я не замечал! — Мушкетер пожал плечами. — А сегодня утром получил вот это письмо.
    И он протянул чернокожему гиганту лист бумаги, исписанный, как успел заметить псевдогасконец, характерным крупным почерком капитана де Тревиля.
    Пробежав его глазами, Портос изумленно взметнул брови и передал письмо д’Артаньяну.
    Вот что прочитал разведчик:
    «Любезный мой Атос, я замечаю, что в последнее время Вы употребляете чрезмерно много вина. Как подсказывает мне собственный жизненный опыт, от такого количества спиртного у Вас уже вовсю должна пошаливать печень. Почему бы Вам в таком случае не отправиться на воды в Форж? Я согласен предоставить Вам отпуск для санаторно-курортного лечения сроком на две недели. Берите с собой своих товарищей, Арамиса с Портосом, а также ваших верных оруженосцев Гримо, Мушкетона и Базена, и чтобы к вечеру духа Вашего в Париже не было! Поскорее поправляйтесь.
    Благосклонный к Вам, Тревилъ.
    P.S. Вашего молодого товарища д’Артаньяна тоже можете прихватить с собой, с его командиром Дезессаром вопрос уже решен.
    P.P.S. Не забудьте получше вооружиться: курортная жизнь бывает подчас исключительно бурной и опасной!»
    — Какой, однако, славный командир ваш капитан де Тревиль! — воскликнул лазутчик, возвращая письмо Атосу. — Как он заботится о вашем здоровье!
    — Черт возьми, да все у меня со здоровьем в порядке! — солгал Атос (ну в самом деле, при таких-то злоупотреблениях какое у него могло быть здоровье?!). — И я не просил его ни о каком отпуске!
    — Не просили? — насторожился д’Артаньян, знавший, как известно, толк в подложных письмах.
    — Конечно, не просил! — подтвердил благородный мушкетер. — С каких это пор мушкетерам стали предоставлять отпуска, когда они не просят?!
    — С тех пор как у них появились друзья, которые делают это за них! — раздался голос Арамиса, и друзья, обернувшись к окну, увидели, как коренной парижанин, спешившись, отдает поводья своему верному оруженосцу Базену.
    — Черт возьми, Арамис! Так это ваших рук дело?! — воскликнул Атос, когда Арамис вошел в таверну и уселся за стол.
    — Естественно!
    — Ну и что это значит?
    — Это значит именно то, что вы прочитали в письме капитана, мой дорогой Атос: берите с собой своих товарищей, Арамиса с Портосом, а также ваших верных оруженосцев, и чтобы к вечеру духа вашего в Париже не было!
    — А кроме того, не забыть еще взять и д’Артаньяна и вооружиться до зубов, потому что курортная жизнь бывает подчас исключительно бурной и опасной? — уточнил арап.
    — Точно, Портос! Тем более что мы едем не на воды в Форж, а в Лондон.
    — В Лондон?! — удивились мушкетеры. — А зачем?
    — Этого я вам сказать не могу. — Арамис тонко улыбнулся. — Это не моя тайна!
    Ну и катись ты в таком случае один в свой Лондон! — чуть было не брякнул д’Артаньян, которому совсем не улыбалось покидать сейчас Париж и нестись неизвестно зачем в столицу Англии. К счастью, не ему одному.
    — Это все из-за женщины. — Атос мрачно покачал головой. — Это все из-за женщины! Берегитесь, Арамис: Ева погубила нас всех в прошлом, и ее дочери, судя по всему, на достигнутом останавливаться не намерены! Мало того, что они уже лишили нас рая, так теперь еще и нашу жизнь на земле стремятся превратить в ад…
    — Друг мой, — мягко перебил его Арамис, — не забывайте: женщина — продолжательница рода человеческого, творец грядущих поколений!
    — Да ну?! — удивился Атос — А я-то все голову ломаю: чего это род человеческий от поколения к поколению деградирует все сильнее и сильнее?!
    — Стало быть, вы откажетесь составить мне компанию лишь на основании того, что я еду в Лондон из-за женщины?
    — Откажусь составить вам компанию?! — возмутился мушкетер. — Хорошенького же вы обо мне мнения, Арамис! Да я составлю вам компанию, даже если вы намерены отправиться в Константинополь из-за самого Люцифера! — прибавил он, к огромному огорчению разведчика.
    — Однако для путешествия необходимы деньги, — высказал д’Артаньян свой аргумент. — У меня, например, ни гроша за душой.
    — У меня тоже! — в унисон поддержали его Атос с Портосом.
    — Денег полно! — улыбнулся изящный мушкетер, доставая из-за пазухи объемистый кошелечек. — Здесь триста пистолей.
    — Э-э! Туда и обратно не хватит! — продолжал ломаться лазутчик.
    — Успокойтесь, д’Артаньян. Обратно мы вернемся не все, — ободрил его Арамис, швыряя кошель на стол.
    — Сильно сказано, черт возьми! — расхохотался афроанжуец. — Можно хотя бы в двух словах разъяснить, в чем все-таки дело?
    — В двух — можно, — не стал упираться коренной парижанин. — Одна дама, имя которой я вам назвать не могу, попросила меня съездить в Лондон за… румянами из последней коллекции английских парфюмеров. Капитан де Тревиль, к которому я пришел испросить отпуск для этих целей, задал вопрос: заинтересован ли кто-нибудь в том, чтобы я не добрался до Лондона? Я честно ответил, что кардинал Ришелье, пожалуй, приложит для этого все силы…
    — Кардинал Ришелье приложит все силы, чтобы вы не привезли из Лондона румяна из последней коллекции английских парфюмеров?! — изумился Портос.
    — Ну разумеется, друг мой! — ответил Арамис. — Кардинал Ришелье — страшный протекционист, всячески поддерживающий отечественного производителя и прикладывающий все силы, чтобы не пустить на французский рынок иностранцев! Конечно же он приложит все силы, чтобы мы не привезли из Лондона румяна из последней коллекции английских парфюмеров!
    — И что? — поторопил его Атос.
    — И капитан поручился мне, что в одиночку я не доберусь дальше Бонди, где меня наверняка прирежут или подстрелят, и… посоветовал взять с собой вас…
    — Чтобы в Бонди вместо вас могли прирезать или же подстрелить кого-нибудь из нас, — не удержался-таки д’Артаньян.
    — Вы боитесь? — Арамис сочувственно улыбнулся, и агент русской антиразведки запоздало сообразил, что его подсекли как неопытного пескаря!
    — Ну что вы, Арамис! Что вы!
    — И вы отправляетесь со мной?
    — Разумеется! — радостно воскликнул псевдогасконец, про себя, однако, помянув дьявола и поговорку о том, что у всякой медали есть две стороны. Даже у дружбы.

  15. Beabor Ответить

    После всей этой истории Атос Александра Дюма отказался от титула и поступил на службу к господину де Тревилю. Далее он участвовал в приключениях вместе с другими мушкетерами между 1625 и 1628 годами, участвовал в казни Миледи и оставался под командованием д’Артаньяна, как пишет Дюма, «до 1631 года, когда, после поездки в Турень, он оставил службу под тем предлогом, что получил небольшое наследство в Русильоне».
    В романе «Двадцать лет спустя» Атос, которого Дюма сделал старшим из своих героев-мушкетеров, предстает перед нами в следующем виде:
    «Странное дело! Атос почти не постарел. Его прекрасные глаза, без темных кругов от бессонницы и пьянства, казалось, стали еще больше и еще яснее, чем прежде. Его овальное лицо, утратив нервную подвижность, стало величавее. Прекрасные и по-прежнему мускулистые, хотя и тонкие руки, в пышных кружевных манжетах, сверкали белизной, как руки на картинах Тициана и Ван Дейка. Он стал стройней, чем прежде; его широкие, хорошо развитые плечи говорили о необыкновенной силе. Длинные черные волосы с чуть пробивающейся сединой, волнистые от природы, красиво падали на плечи. Голос был по-прежнему свеж, словно Атосу было все еще 25 лет. Безупречно сохранившиеся прекрасные белые зубы придавали невыразимую прелесть улыбке».
    В 1648 году его уже можно видеть отцом Рауля де Бражелона, родившегося от встречи (датированной 1633 годом, вероятно, во время поездки в Турень) с герцогиней де Шеврёз. Он сражался сначала против Мазарини, потом участвовал в попытке (1649 год) мушкетеров спасти короля Карла I Стюарта от его трагической участи. В конце книги мы видим его поручающим д’Артаньяну Рауля и возвращающимся в Бражелон. Но его романтическая судьба не завершена: мы встречаем его в «Виконте де Бражелоне», там он не пережил смерти Рауля и умер чуть позже Портоса.
    Но все приключения, отнесенные Дюма к жизни Атоса после 1643 года, — чистая фантазия. Атос не был ни супругом Шарлотты Баксон (она же графиня де Ла Фер, она же леди Винтер, она же баронесса Шеффилд), ни активным участником Фронды, ни возлюбленным герцогини де Шеврёз, ни тем более отцом романтичного Рауля де Бражелона.
    Несмотря на огромное количество «де», так впечатливших Дюма (чего стоят, например, такие характеристики — «родовит, как император» или «он не был таким аристократом, как Атос, чтобы пред ним могли открыться двери знатных домов»), потомственным аристократом Атос не был. Его предком был состоятельный буржуа, который титул попросту купил. К графу де Ля Феру настоящий Атос тоже не имел никакого отношения, хотя такой граф, несомненно, существовал.
    Атос не был братом Портоса и Арамиса, как это утверждает де Куртиль, но он действительно был их очень дальним родственником. Удивительно, но и Портос с Арамисом — это также вполне реальные персонажи.
    Портос
    Мессир Портос, а точнее — Исаак де Порто, происходил из беарнской дворянской протестантской семьи. Его дед Абрахам де Порто в 1590 году был распорядителем обедов (тогда это называлось «офицер кухни») при дворе короля Наварры Генриха IV — так что волчий аппетит литературного Портоса, можно сказать, имеет исторические корни. Его отец, также носивший имя Исаак, служил старшим нотариусом в Беарне. По некоторым данным, он был секретарем короля, то есть весьма важной персоной. Он активно скупал поместья и кончил тем, что получил дворянский титул. После этого он женился на мадемуазель де Броссе и имел от нее дочь Сару.
    Овдовев, в 1612 году он сочетался вторым браком с Анной д’Аррак, дочерью Бертрана д’Аррака из Гана и Розетт дю Коломе. Анна принесла ему полторы тысячи ливров приданого. Став богатым землевладельцем, отец нашего героя пользовался покровительством благородного герцога де Ла Форса, королевского наместника в Беарне.
    Известно, например, что в 1619 году Исаак де Порто выкупил за 6250 франков у Пьера де л’Эглиза сеньорию Камтор. В 1654 году поместье было продано — на этот раз за 7000 франков — Франсуа д’Андуану.
    Наш Порто (он же литературный Портос) был младшим из троих детей Исаака де Порто; старше его были брат Жан и сестра Жанна, вышедшая в 1635 году за Давида де Форкада, сеньора де Домек де Донжен.
    По сохранившимся записям историки знают дату и место крещения нашего героя — город По, 2 февраля 1617 года. Обычно в то время детей крестили на третий день после рождения, таким образом, можно предположить, что он родился в понедельник, 30 января 1617 года. Имя Портос, кстати, ему дал не Дюма, а де Куртиль, который совершенно справедливо посчитал, что Портос будет лучше, чем Порто, сочетаться с именами Атос и Арамис. А вот был ли реальный Исаак де Порто мушкетером — большой вопрос. Историкам, похоже, вообще мало что известно о начале его военной карьеры; гораздо больше сведений о его старшем брате, Жане де Порто. Некоторое время тот был инспектором войск и артиллерии в Беарне, а затем стал секретарем при Антуане де Гише, герцоге де Граммоне (в романе Дюма «Десять лет спустя» другом виконта де Бражелона становится граф де Гиш — сын того самого де Граммона). Кстати сказать, в 1670 году именно герцог де Граммон объявил о смерти «месье де Порто», то есть Жана де Порто.
    Что касается Исаака де Порто, или Портоса, то он начал службу, поступив кадетом во Французскую гвардию господина дез Эссара. Франсуа дез Эссар был братом жены господина де Тревиля, который и дал нашему герою рекомендацию. Он служил в этой роте, когда в 1640 году в нее же поступил и д’Артаньян.
    Как мы уже знаем, реальный д’Артаньян (он же Шарль де Батс де Кастельмор) прибыл в Париж пешком и первым, с кем ему удалось там познакомиться, был Исаак де Порто. Потом была кровопролитная «встреча» с гвардейцами кардинала, а потом д’Артаньян был направлен в роту дез Эссара. Вместе с Исааком де Порто они служили в ней до 1643 года. Почти наверняка они вместе воевали против испанцев. Де Куртиль описывает эти кампании очень подробно, но трудно сказать, что из его рассказа является вымыслом, а что — нет.
    После окончания траура по умершему в 1643 году Людовику XIII был произведен новый набор в королевские мушкетеры. В числе счастливцев оказался Исаак де Порто (историк Жан-Кристиан Птифис, впрочем, утверждает, что «о его вступлении в мушкетеры ничего не известно, и можно задать себе вопрос, вступал ли он вообще в эту роту»). При этом д’Артаньян остался под началом дез Эссара.
    Короче говоря, если Исаак де Порто и стал мушкетером, то лишь в 1643 году, то есть в год смерти Армана д’Атоса, а быть мушкетерами одновременно все четыре романтических героя Александра Дюма никак не могли.
    После этого следы Исаака де Порто теряются: доподлинно неизвестно, что с ним стало и когда он умер. Вероятно, он досрочно вышел в отставку и уехал в Гасконь. Возможно, это было следствие полученных на войне ранений. Вроде бы в 50-х годах он занимал незаметную должность хранителя боеприпасов гвардии в крепости Наварранс, а подобную должность обычно давали недееспособным военным.

  16. Broadkiller Ответить

    Первая часть: http://anelenis.livejournal.com/183556.html
    Вторая часть: http://anelenis.livejournal.com/183848.html
    Третья часть: http://anelenis.livejournal.com/184145.html
    Четвертая часть: http://anelenis.livejournal.com/184504.html
    Пятая часть: http://anelenis.livejournal.com/184775.html
    Шестая часть: http://anelenis.livejournal.com/184919.html
    Седьмая часть: http://anelenis.livejournal.com/185303.html
    Восьмая часть: http://anelenis.livejournal.com/185363.html
    7
    Содержание письма в книге не рассказывается. О нем только упоминается в двух местах.
    Часть 1 глава 17 “Супруги Бонасье” “Королева подбежала к маленькому столику, на котором находились чернила, бумага и перья; она набросала две строчки, запечатала письмо своей печатью и протянула его г-же Бонасье”
    Часть 1 глава 21 “Графиня Винтер” “…герцог Бекингэм мог составить себе более или менее ясное понятие о положении, на серьёзность которого, впрочем, при всей своей краткости и неясности, указывало и письмо королевы”.
    Короткое и непонятное письмо. То есть, письмо, которое, попади оно в руки короля, не смогло бы послужить уликой против королевы.
    Королева Констанции не верит. А, значит, не может рассчитывать, что письмо попадет в Лондон, что оно доедет вовремя и вовремя же вернутся подвески.
    Что это означает?
    Что где-то может быть ВТОРОЕ письмо. Четкое и ясное, написанное успокоившейся королевой и переданное через Ла Порта верным людям. Верным и проверенным, а не неизвестно кому.
    Что же это за люди?
    Посмотрим дальше.
    8
    Через десять минут после разговора с королевой Констанция уже дома и уже подряжает мужа отправиться в Лондон.
    Кстати, эта поездка отнюдь не должна была быть такой трудной, какая досталась мушкетерам. Бонасье, в принципе, мог бы справится без труда, прояви он чуть больше энтузиазма. Дело в том, что мушкетерам мешали люди кардинала: устраивали им ловушки, пытались закрыть порт. Но давайте-ка подумаем: откуда кардинал узнал о том, что в Лондон едут посланники королевы? Да все от того же Бонасье.
    Часть 1 глава 18 “Любовник и муж” “Нет, она сказала только, что собирается послать меня в Лондон, чтобы оказать услугу очень высокопоставленному лицу”.
    Не сообщи Бонасье кардиналу – никто бы не узнал, зачем едет в Лондон неприметный галантерейщик. Поездка была бы мирной и спокойной.
    В 17 главе Констанция во всей красе показала свой интеллект.
    “Десять минут спустя она уже была дома…”. За эти десять минут Констанция, понятное дело, не успела продать кольцо королевы, поэтому ей пришлось соблазнять мужа не деньгами, которые УЖЕ лежат на столе, а деньгами, которые еще только КОГДА-ТО будут.
    Да и вообще, за пять лет замужества могла бы уже научиться и другим способам заставить мужа сделать так, как ты хочешь, кроме криков и обвинений в трусости.
    В итоге Бонасье отказался, да еще сдал ее Рошфору.
    Но Констанции повезло: нашелся один наивный юноша, предложивший свои услуги по доставке письма. Так как кольцо наша блондинка забыла продать, то деньги пришлось брать у мужа: сто пистолей, полученных от кардинала, да еще двести личных.
    Что происходит дальше?
    Такой же сообразительный как и его любовь, д’Артаньян готов отправится в путь хоть сейчас, однако вовремя вспоминает о том, что он вообще-то на службе. И едет к де Тревилю. Хотя служит и не у него. Просто он хочет, чтобы де Тревиль “отпросил” его у Дезэссара.
    9
    Часть 1 глава 19 “План компании” “Д’Артаньян прежде всего отправился к г-ну де Тревилю…”
    Где состоялся разговор.
    “Дело идёт, – понизив голос, произнёс д’Артаньян, – не более и не менее как о чести, а может быть, и о жизни королевы.
    – Что вы говорите! – воскликнул де Тревиль, озираясь, чтобы убедиться, не слышит ли их кто-нибудь, и снова остановил вопросительный взгляд на лице своего собеседника.
    – Я говорю, сударь, – ответил д’Артаньян, – что случай открыл мне тайну…
    – Которую вы, молодой человек, будете хранить, даже если бы за это пришлось заплатить жизнью.
    – Но я должен посвятить в неё вас, сударь, ибо вы один в силах мне помочь выполнить задачу, возложенную на меня её величеством.
    – Эта тайна – ваша?
    – Нет, сударь. Это тайна королевы.
    – Разрешила ли вам её величество посвятить меня в эту тайну?
    – Нет, сударь, даже напротив; мне приказано строго хранить её.
    – Почему же вы собираетесь открыть её мне?
    – Потому что, как я уже сказал, я ничего не могу сделать без вашей помощи, и я опасаюсь, что вы откажете в милости, о которой я собираюсь просить, если не будете знать, для чего я об этом прошу.
    – Сохраните вверенную вам тайну, молодой человек, и скажите, чего вы желаете.
    – Я желал бы, чтобы вы добились для меня у господина Дезэссара отпуска на две недели.
    – Когда?
    – С нынешней ночи.
    – Вы покидаете Париж?
    – Я уезжаю, чтобы выполнить поручение.
    – Можете ли вы сообщить мне, куда вы едете?
    – В Лондон.
    – Заинтересован ли кто-нибудь в том, чтобы вы не достигли цели?
    – Кардинал, как мне кажется, отдал бы всё на свете, чтобы помешать мне.
    – И вы отправляетесь один?
    – Я отправляюсь один.
    – В таком случае, вы не доберётесь дальше Бонди, ручаюсь вам словом де Тревиля!
    – Почему?
    – К вам подошлют убийцу.
    – Я умру, выполняя свой долг!
    – Но поручение ваше останется невыполненным.
    – Это правда… – сказал д’Артаньян.
    – Поверьте мне, – продолжал де Тревиль, – в такие предприятия нужно пускаться четверым, чтобы до цели добрался один.
    – Да, вы правы, сударь, – сказал д’Артаньян. – Но вы знаете Атоса, Портоса и Арамиса и знаете также, что я могу располагать ими.
    – Не раскрыв им тайны?
    – Мы раз и навсегда поклялись слепо доверять и неизменно хранить преданность друг другу. Кроме того, вы можете сказать им, что доверяете мне всецело, и они положатся на меня так же, как и вы.
    – Я могу предоставить каждому из них отпуск на две недели: Атосу, которого всё ещё беспокоит его рана, – чтобы он отправился на воды в Форж; Портосу и Арамису – чтобы они сопровождали своего друга, которого они не могут оставить одного в таком тяжёлом состоянии. Отпускное свидетельство послужит доказательством, что поездка совершается с моего согласия.
    – Благодарю вас, сударь. Вы бесконечно добры…
    – Отправляйтесь к ним немедленно. Отъезд должен совершиться сегодня же ночью… Да, но сейчас напишите прошение на имя господина Дезэссара. Возможно, за вами уже следует по пятам шпион, и ваш приход ко мне, о котором в этом случае уже известно кардиналу, будет оправдан”.
    Что мы можем понять из этого разговора? Ну, во-первых, то, что де Тревиль – сторонник королевы: одно упоминание о ней и де Тревиль весь собран и насторожен, он выговаривает д’Артаньяну за то, что тот раскрывает доверенную ему тайну. Что еще?
    Очень странная оговорка де Тревиля: “Вы едете один? Не доедете? Тут нужно четверым ехать”. И д’Артаньян вспоминает о своих друзьях. Обратите внимание: это не он решил, что Атос, Портос и Арамис поедут с ним. Это де Тревиль ПОДВЕЛ д’Артаньяна к этой мысли. Если бы не капитан мушкетеров – д’Артаньян уехал бы один. Де Тревиль как будто заранее определил, что троица поедет с д’Артаньяном. Раньше, чем это пришло в голову самому гасконцу.
    Далее. Де Тревиль быстро и четко придумывает легенду поездки, собирается подготовить отпускные свидетельства и говорит о том, что они будут готовы через два часа.
    Два часа. Запомним это время.
    От де Тревиля д’Артаньян отправляется к Арамису, и буквально через несколько минут курьер привозит разрешение на отпуск.
    Де Тревиль живет на улице Старой голубятни.
    Арамис, согласно романа вот здесь “Дом, где жил Арамис, был расположен между улицей Кассет и улицей Сервандони”.
    Можно, конечно, найти карту и попробовать вычислить время, которое потратил гасконец на поход к Арамису. А можно этого и не делать.
    Д’Артаньян отправился к Арамису пешком. “Первый, к кому зашёл д’Артаньян, был Арамис”. Поедь он на лошади, то к Арамису он бы “заехал”. Но, что любопытно, в романе уже один раз четко и точно упоминается, сколько нужно времени, чтобы дойти от особняка де Тревиля до дома Арамиса.
    Часть 1 глава 10 “Мышеловка в семнадцатом веке” и часть 1 глава 11 “Интрига завязывается”. Д’Артаньян, по совету обычного такого камердинера Ла Порта, обеспечивает себе алиби, переставляя стрелки на часах в доме де Тревиля, после чего отправляется к Арамису.
    “Простите, сударь! – сказал д’Артаньян, который, воспользовавшись минутами, пока оставался один, успел переставить часы на три четверти часа назад. – Я думал, что в двадцать пять минут десятого ещё не слишком поздно явиться к вам”.
    На часах – 21:25, на самом же деле – 22:10. Д’Артаньян болтает, затем “Когда пробило десять часов, д’Артаньян расстался с г-ном де Тревилем, который, поблагодарив его за сообщённые ему сведения и посоветовав всегда верой и правдой служить королю и королеве, вернулся в гостиную”. Кстати, обратите внимание, еще одно настойчивое указание де Тревиля о необходимости службы королю и королеве. Но продолжим.
    Д’Артаньян уходит, когда часы пробили десять. На часах – 22:00, на самом же деле – 22:45. Это время выхода гасконца от де Тревиля.
    Во сколько же он приходит к Арамису?
    “Все часы Сен-Жерменского предместья пробили одиннадцать. Было тепло и тихо. Д’Артаньян шёл переулком… Дойдя до конца переулка, д’Артаньян свернул влево. Дом, где жил Арамис, был расположен между улицей Кассет и улицей Сервандони. Д’Артаньян миновал улицу Кассет и издали видел уже дверь дома своего друга”.
    То есть ровно в 23:00 он находился неподалеку от дома Арамиса. Если вспомнить о том, что в тот раз д’Артаньян прогуливался, а в этот раз – торопился, то можно с уверенностью сказать, что путь от де Тревиля до Арамиса занимает пятнадцать минут.
    Через несколько минут приходит курьер.
    Итого время от момента, когда де Тревиль пообещал сделать отпускные свидетельства до момента вручения первого из них – 18 минут. Странная скорость, особенно если вспомнить, что де Тревиль обещал два часа.
    За этим восемнадцать минут де Тревиль успел позвать канцеляриста – навряд ли он сам писал все служебные документы полка – объяснить ему задачу, канцелярист взялся писать, тем временем де Тревиль зовет слугу, сам в лихорадочном темпе пишет письмо Атосу, ждет, пока просохнут чернила, ставит слуге задачу, получает свидетельства от канцеляриста, запечатывает их в пакеты – каждое в отдельности – курьер мчится на конюшню, хватает лошадь, едет к Арамису, доезжает, вручает пакет… И все это за 18 минут.
    Невозможная – или крайне маловероятная – а кроме того, ненужная скорость. Ведь уже пообещано два часа, к чему такая дикая спешка?
    Ляп автора?
    Проще всего любые странности объяснять ляпом. Но, обратите внимание, если бы не точные указания на время прохождения гасконца от дома де Тревиля к Арамису – именно к Арамису! – то мы не обратили бы внимания на эту странную скорость. Слишком уж продуманный ляп, вам не кажется?
    Как представляется мне, здесь автор дает некую подсказку, совет обратить внимание на ситуацию, чтобы понять, что происходит.
    Так в чем же дело?
    10
    История с отпускными свидетельствами – показанная нам часть тайных пружин, движущих действие романа.
    Объяснить небывалую скорость выдачи отпускных свидетельств можно только одним способом – если де Тревиль дал указание написать их РАНЬШЕ, чем к нему прибыл д’Артаньян.
    Раньше? Откуда?
    А давайте вспомним, что мы с вами уже выяснили – де Тревиль и три мушкетера – верные сторонники королевы.
    К кому еще ей обратиться за помощью?
    Вернемся еще раз к разговору королевы и Констанции.
    Первая реакция королевы на известие о подвесках – шок. И тут же к ней подходит Констанция, которая королеве почти незнакома и с большой долей вероятности – шпионка кардинала.
    Не королева дает Констанции задание – Констанция САМА вызывается помочь. И что в таком случае должна была сказать королева? “Ах нет-нет, милочка, не стоит утруждаться, у меня есть кому съездить за подвесками”. Так, что ли? И, если Констанция шпионка, то через пять минут кардинал узнает обо всем и посылает погоню.
    В описанной ситуации королева не могла сказать Констанции ничего другого, кроме согласия. Вручить ей непонятное и туманное письмо и отделаться от непрошенной помощницы. После чего обратиться к проверенным друзьям.
    Мушкетерам.
    11
    Итак, что же происходило за кулисами романа, пока Констанция уламывала мужа, а потом общалась с д’Артаньяном?
    Отделавшись от кастелянши, уже успокоившаяся королева зовет того, кому может довериться. Сиречь Ла Порта. Сей ловкий господин уже не раз доказал, что камердинер он крайне непростой и ассоциации вызывает с разнообразными Темными Дворецкими из аниме. Ла Порт – разумеется не лично, за ним следят и из дворца не выпустят – отправляет де Тревилю два письма от королевы. Одно – это собственно письмо от королевы к Бэкингему, четкое и ясное, с описанием ситуации, второе – к самому де Тревилю, с просьбой помочь.
    Получив письмо, де Тревиль определяет гонцов – кого же еще, как не Атоса, Портоса и Арамиса? – сочиняет легенду о поездке на воды, и дает задание написать отпусные свидетельства. В этот момент появляется д’Артаньян.
    В первый момент де Тревиль поражен совпадением.
    Часть 1 глава 19 “План компании” “Дело идёт, – понизив голос, произнёс д’Артаньян, – не более и не менее как о чести, а может быть, и о жизни королевы.
    – Что вы говорите! – воскликнул де Тревиль, озираясь, чтобы убедиться, не слышит ли их кто-нибудь”.
    Шокирован, но быстро берет себя в руки. Тут же перебивает д’Артаньяна, который собирается рассказать о том, что же это за тайна. Почему де Тревиль не хочет этого слышать? Ведь дело не в пустом любопытстве: про страшную тайну, угрожающую королеве ему говорит юнец. И де Тревиль, так за королеву переживающий, даже не хочет уточнить, что это за тайна, что за задание получил д’Артаньян и справится ли тот вообще.
    Все просто. Де Тревиль уже ЗНАЕТ обо всем. Все уже решено, и д’Артаньян просто прибавлен к тройке мушкетеров.
    12
    Так есть и второе письмо от королевы к Бэкингему?
    Есть.
    Давайте проскочим вперед.
    Часть 1 глава 23 “Свидание”. “Разве вы думаете, что кардинал так же хорошо осведомлён, как вы, и знает, что это именно я ездил в Лондон?
    – Чёрт возьми! Так вы были в Лондоне?”
    А чему здесь так удивляется де Тревиль? Он прекрасно знает, куда уехал д’Артаньян.
    Часть 1 глава 19 “План кампании”.
    “- Можете ли вы сообщить мне, куда вы едете?
    – В Лондон.
    – Заинтересован ли кто-нибудь в том, чтобы вы не достигли цели?”
    Де Тревиль уже слышал от д’Артаньяна, куда тот едет, и в тот раз его пункт назначения совершенно не удивлял. Откуда же здесь такое изумление?
    Де Тревиль отправлял в Лондон трех своих верных людей и одного мальчишку. Естественно, он поражен, узнав, что именно мальчишка, который даже не вез письма – про письмо, полученное от Констанции д’Артаньян де Тревилю не говорил – доехал до цели.
    Итак, д’Артаньян подключен к операции и все четыре мушкетера собираются вместе, чтобы обсудить план кампании.
    Очень странное обсуждение.
    Фраза Атоса: “Д’Артаньян, я готов идти за тобой”.
    Фраза Портоса: “Д’Артаньян, которому поручено письмо, – естественно, начальник нашей экспедиции”.
    С какой стати два мушкетера – один из которых граф, а второй постоянно хватается за шпагу при любом подозрении в ущемлении своего достоинства – подчиняются юнцу, который мало того, что младше любого из них – Атоса так и вовсе на десять лет – так кроме того, вообще из другого полка? Полка, который стоит ниже полка де Тревиля в неписанной табели о рангах.
    А давайте посмотрим на то, как проходит составление “плана кампании”.
    Очень похоже на разговор о необходимости спасения Констанции. Д’Артаньян горячится, Арамис в этот раз помалкивает, Атос уже не шутит, его замечания коротки, но по делу… А Портос опять в своему репертуаре. Он единственный удивляется, когда слышит о Лондоне, он горячится и требует, чтобы ему объяснили, за каким чертом следует туда ехать. И, точно так же, как и в разговоре о спасении Констанции, мнение Портоса вдруг меняется на 180 градусов.
    “Чёрт возьми! – воскликнул Портос. – Но раз мы рискуем быть убитыми, я хотел бы, по крайней мере, знать, во имя чего”
    (несколько минут разговора.)
    Атос: Д’Артаньян, я готов идти за тобой.
    “- И я тоже! – сказал Портос”.
    В прошлый раз мнение Портоса резко меняется после упоминания имени Ла Порта. А в этот раз?
    После того, как Атос упоминает де Тревиля.
    Вот полная цитата.
    “Чёрт возьми! – воскликнул Портос. – Но раз мы рискуем быть убитыми, я хотел бы, по крайней мере, знать, во имя чего.
    – Легче тебе от этого будет? – спросил Атос.
    – Должен признаться, – сказал Арамис, – что я согласен с Портосом.
    – А разве король имеет обыкновение давать вам отчёт? Нет. Он просто говорит вам: господа, в Гаскони или во Фландрии дерутся – идите драться. И вы идёте. Во имя чего? Вы даже и не задумываетесь над этим.
    – Д’Артаньян прав, – сказал Атос. – Вот наши три отпускных свидетельства, присланные господином де Тревилем, и вот триста пистолей, данные неизвестно кем. Пойдём умирать, куда нас посылают. Стоит ли жизнь того, чтобы так много спрашивать! Д’Артаньян, я готов идти за тобой.
    – И я тоже! – сказал Портос”
    Другого смысла, кроме как сообщить Портосу о том, что они выполняют не прихоть д’Артаньяна, а распоряжение командира, фраза “…присланные господином де Тревилем” не имеет. И так понятно, что в отпуск их отпустил не галантерейщик Бонасье. А раз это – приказ командира, то и обсуждать его нет смысла, надо исполнять.
    А как же д’Артаньян оказался командиром всей четверки? Да никак.
    Посмотрите внимательно как составляется план кампании.
    Вначале – план Портоса. Сложный, запутанный, с разными маршрутами и переодеваниями. План тут же критикуется. Кем?
    Атосом.
    Затем свой план озвучивает д’Артаньян. Краткая суть плана: нам надо ехать вперед и кто останется в живых – тот и доедет. Атос формально соглашается с гасконцем, произнося “Браво, д’Артаньян! Я такого же мнения, как ты”, и тут же называет свой собственный план, гораздо более четкий и продуманный, чем план д’Артаньяна. То есть формально согласился, но все равно решение о том, КАК ехать, принял Атос.
    Если понять, что план д’Артаньяна, собственно, планом и не является, то фраза Атоса “Браво, д’Артаньян! Я такого же мнения, как ты” выглядит тонкой иронией. “Чтобы доехать, нам надо ехать вперед”. “Спасибо, кэп!”.
    Итак, принимается план Атоса. Кстати, а кем он принимается?
    Д’Артаньяном?
    Да нет. Атос мнения д’Артаньяна вообще не спрашивает. Арамис, соглашаясь с планом Атоса, тоже. Портос соглашается, но спохватывается “…если д’Артаньян с ним согласен”. Д’Артаньян соглашается с планом Атоса, но фактически план уже принят тройкой мушкетеров и согласие гасконца нужно им всего лишь формально.
    Кстати, план Атоса странен еще одной вещью: д’Артаньян говорит о том, что он везет письмо только после озвучивания плана Портосом. Письмо он не показывает, то есть его никто не видит. Атос же в своем плане говорит о том, что кто останется жив, тот и довезет письмо.
    КОМУ?
    Письмо – Бэкингему, об этом на нем написано. Но откуда об этом может знать Атос? Причем он абсолютно уверен, что письмо, в случае смерти д’Артаньяна будет доставлено адресату.
    Представьте картину: пуля, сбившая с д’Артаньяна шляпу за Бове, прошла ниже. Атос и Арамис стоят над мертвым телом, достают из-за пазухи письмо. А там нет адреса.
    Об этом мог не подумать Портос, но Арамис с Атосом! Почему не прозвучало одного логичного вопроса “А кому письмо?”.
    Потому что по крайней мере один из трех – Атос – знает адресата. Потому что у него за пазухой уже лежит второе письмо.
    13
    Почему я так уверен, что второе письмо королевы было?
    Во-первых, де Тревиль посылает свою лучшую тройку не просто так, а именно по просьбе королевы. Иначе возникают три странных момента:
    – слишком быстрое время выдачи свидетельств об отпусках;
    – удивление де Тревиля тому, что в Лондоне был д’Артаньян;
    – то, что де Тревиль фактически навязал д’Артаньяну своих лучших людей, не спрашивая причин поездки.
    Во-вторых, раз уж королева просит мушкетеров о помощи, то логичнее написать письмо, а не передавать на словах.
    Почему я уверен, что письмо у Атоса?
    Он самый старший и самый опытный из четверых. По логике, кому мог бы доверить письмо от королевы де Тревиль?
    Вторая причина: д’Артаньян оставил все троих друзей по дороге. Из них только Атос был оставлен не по согласию остальных. Вспомните, Портоса спокойно оставили сражаться с пьяным задирой, что было бы странно, если бы письмо было у него, Арамиса тоже спокойно оставили раненым, а вот Атос был задержан внезапно.
    Третья причина: то, что в амьенском трактире напали именно на Атоса. Портоса спутали с д’Артаньяном, а вот Атоса задержали целенаправленно. Почему я так думаю? Смотрите сами.
    Часть 1 глава 27 “Жена Атоса”. Рассказ трактирщика. “Начальство известило меня, что в моём трактире должен остановиться знаменитый фальшивомонетчик с несколькими товарищами, причём все они будут переодеты гвардейцами или мушкетёрами. Ваши лошади, слуги, наружность ваших светлостей – всё было мне точно описано…”
    Раз едущие описаны В ТОЧНОСТИ, значит, люди кардинала – по крайней мере, в Амьене – уже знают, кто именно едет в Лондон. Значит, спутать Атоса и д’Артаньяна как это случилось с Портосом не могли. Но при этом все усилия были направлены на то, чтобы схватить именно Атоса: на него напали четверо из шести присланных солдат, попыток же задержать д’Артаньяна не было вовсе, он спокойно сумел уехать.
    Вывод из всего сказанного? Вместе с короткой запиской от королевы, которую везет д’Артаньян – записку, не королеву – ехало и второе письмо, в кармане Атоса. Но не доехало.
    В этот раз повезло не опытным мушкетерам, а юному гасконцу.
    14
    Итак, д’Артаньян в Лондоне, он находит Бэкингема и между ними происходит примечательный разговор, полный любопытных фраз, которые нам нужно запомнить.
    Фраза N 3
    “Одно её слово – и я готов изменить моей стране, изменить моему королю, изменить богу! Она попросила меня не оказывать протестантам в Ла-Рошели поддержки, которую я обещал им, – я подчинился. Я не сдержал данного им слова, но не всё ли равно – я исполнил её желание. И вот посудите сами: разве я не был с лихвой вознаграждён за мою покорность? Ведь за эту покорность я владею её портретом!”.
    Дальше в разговоре становится понятно, что ни д’Артаньян ни Бэкингем не считают друг друга друзьями, оба полагают собеседника врагом. Бэкингем дарит будущему врагу лошадей – тех самых, от которых потом избавятся три мушкетера – и обеспечивает ему дорогу назад, в Париж.
    Д’Артаньян возвращается к Мерлезонскому балету. Он мельком видит Констанцию, передает ей подвески, потом получает кольцо от королевы и наконец разговаривает с де Тревилем.
    И опять де Тревиль демонстрирует потрясающее нелюбопытство. Он ВООБЩЕ не вспоминает о своих трех мушкетерах, интересуясь только д’Артаньяном. Даже если предположить, что никакого задания от королевы он не получал, де Тревиль мог хотя бы поинтересоваться, почему д’Артаньян прибыл один и где Атос, Портос и Арамис. И это командир мушкетерской роты, который так переживал за Атоса в начале книги, не зная, ранен тот или убит.
    Вернее, де Тревиль вспоминает о своих людях, но как-то неубедительно.
    Часть 1 глава 23 “Свидание” “Кстати, – продолжал г-н де Тревиль, – куда девались ваши три спутника?
    – Я как раз собирался спросить, не получали ли вы каких-либо сведений о них.
    – Никаких.
    – Ну, а я оставил их в пути: Портоса – в Шантильи с дуэлью на носу, Арамиса – в Кревкере с пулей в плече и Атоса – в Амьене с нависшим над ним обвинением в сбыте фальшивых денег.
    – Вот что! – произнёс г-н де Тревиль. – Ну, а как же ускользнули вы сами?
    – Чудом, сударь! Должен сознаться, что чудом, получив удар шпаги в грудь и пригвоздив графа де Варда к дороге, ведущей в Кале, словно бабочку к обоям.
    – Этого ещё не хватало! де Варда, приверженца кардинала, родственника Рошфора!.. Послушайте, милый друг, мне пришла в голову одна мысль.
    – Какая, сударь?
    – На вашем месте я сделал бы одну вещь.
    – А именно?
    – Пока его высокопреосвященство стал бы искать меня в Париже, я снова отправился бы в Пикардию, потихоньку, без огласки, и разузнал бы, что сталось с моими тремя спутниками”.
    Де Тревиль вспоминает о своих людях только для того, чтобы убрать д’Артаньяна из города “Где ваши друзья? Остались по пути? Так съездите, узнайте, что с ними случилось. Заодно и от внимания кардинала избавитесь”. Похоже, он уже знает, где его люди и что с ними – иначе такое нелюбопытство трудно объяснить. По крайней мере, де Тревиль знает, что с Портосом и Арамисом: им, в отличие от Атоса, никто не мешал написать письма командиру.
    Атос-то две недели просидел в погребе амьенского трактирщика.
    15
    О! Атос сидел в погребе! Это в то самое время, когда у него должно было лежать письмо королевы, которое он должен доставить в Лондон! А Атос спокойно наливается вином, даже не думая выбраться из погреба.
    Не разрушает ли это все мои построения касательно “задания королевы для трех мушкетеров”?
    Давайте проанализируем ситуацию с заточением Атоса более внимательно.
    Отсюда: http://samlib.ru/k/kostin_k_k/atos.shtml

  20. VideoAnswer Ответить

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *