В чем смысл притчи о блудном сыне?

24 ответов на вопрос “В чем смысл притчи о блудном сыне?”

  1. Джуминский Ответить

    Было у отца два сына. Младший попросил, чтобы отец отдал причитавшуюся ему часть. А старший остал­ся жить с отцом, и вместе они работали. Получив свою долю, младший сын уезжает в другой город и там празд­но проводит время: гуляет, веселится, не работает.
    Сама собой напрашивается оценка сыновей — стар­ший сын хороший, а младший плохой, он не достоин любви своих ближних. И когда младший сын, прогуляв все деньги, возвращается и просит у отца прощения за свой недостойный поступок, мы ожидаем, что отец от­ругает его и, скорее всего, даже прогонит. Но отец по­ступает по-другому. Он не только принимает своего за­блудшего сына с распростертыми объятиями, но в честь его возвращения приказывает заколоть самого откормленного теленка.
    Старший сын возмущается поведением отца. Он не понимает, почему ему, не совершавшему ничего плохо­го, отец никогда не устраивал такого праздника. На что отец отвечает: «Сын мой! Ты всегда со мной, и все, что есть у меня, — твое. А брат твой был как бы мертв и ожил, пропадал и нашелся».
    Это значит, что осознать свой грех и покаяться в нем — это все равно, что совершить подвиг. Млад­ший сын вернулся не для того, чтобы требовать для себя денег еще. Тогда бы отец наверняка прогнал его, считая мертвым для себя. Но сын, осознав свою ошиб­ку, пришел к отцу с просьбой простить его, заблудше­го. Для отца это большая радость, это самое настоящее воскрешение сына из мертвых.
    В том и заключается смысл «Притчи о блудном сы­не», что, осознав недостойное свое поведение и покаяв­шись в этом, человек заслуживает прощения.

  2. Diananrad Ответить

    У этой притчи несколько, если можно так выразиться, уровней. Во-первых, самый простой, тот что на виду. Это тема родительской любви к детям. С этой точки зрения все понято – сын решил, что может жить без отца, забрал свою часть наследства, ушел, прокутил все деньги, опомнился и вернулся к отцу, надеясь, что тот возьмет его хотя бы как работника. А отец, у которого душа болела за сына, с радостью принял его обратно в семью. Второй уровень – это отношения человека с Богом. Мы все грешим, чем отдаляем себя от Бога и отказываемся в положении блудного сына. Но Бог всегда готов принять назад покаянную душу, главное чтобы человек искренно раскаялся в своих прегрешениях и обратился к Богу. Однако из этой притчи можно видеть еще один подводный камень для верующего – это позиция старшего сына. Он давно осудил своего младшего брата и возмущается из-за того, что отец радуется его возвращению. Во времена Христа в таком положении чаще всего оказывались фарисеи, нередко такую позицию можно наблюдать и в наши дни. Например, какой-нибудь человек всю жизнь грешил (неважно, был ли он вором, вел ли блудную жизнь или еще что-то). И вот он раскаивается в своей жизни, начинает ходить в храм, исповедуется, причащается. Меняет свою жизнь. Но окружающие не хотят этого замечать, они его уже давно осудили и лишь смеются – “глядите, грехи замаливает”. Причем, к сожалению, это часто бывает не только у нецерковных людей, но и у верующих. Наконец, есть еще и третий уровень у притчи. Это отношения между Богом и человечеством. Отец здесь символизирует Бога, младший сын – язычников, которые потеряли знание об истинном Боге, старший сын символизирует израильский народ, у которого было ведение истинного Бога. И вот в притче Христос показывает, что будут язычники, и немалое число, которые обратятся к истинному Богу и уверуют во Христа, а также о, что большая часть иудеев Христа отвергнет ввиду своей гордости и веры в свою исключительность.

  3. Милый Кот Ответить

    Но Бог есть Любовь, как сказано в Евангелии от Иоанна. И Он в своей любви не гневается на нас и не вспоминает наших согрешений – ведь мы вспомнили о Нём, возжелали Его добра, вернулись к Нему. Поэтому Он радуется нашему прозрению и возвращению к истине. Мы были мертвы во грехе, но ожили. И покаявшимся, вернувшимся к вере людям Господь даёт многое, часто счастливо устраивая судьбы, и всегда посылая в измученные души спокойствие и благодать. Также как отец в притче дал вернувшемуся сыну всё лучшее, что имел.
    Образ старшего брата здесь – люди, которые формально не отходили от веры, не совершали тяжелых грехов, но забыли главную заповедь – о любви. Старший брат с обидой и ревностью говорит отцу, что он старался все делать правильно, а младший сын нет. За что же ему почет? Так бывает и у верующих, которые осуждают «грешников» и могут в церкви обсуждать чужие наряды, неподходящие к случаю, или неверное поведение. И забывают при этом, что если человек пришёл в церковь, обратился к вере – нужно радоваться за него, ведь все люди – наши братья и сестры, также сотворенные Господом, который бесконечно рад их возвращению из тьмы.

    Ещё один смысл притчи

    Притчу о блудном сыне, краткое содержание в особенности, можно рассматривать и более прямолинейно. Она применима не только по отношению Бога к людям, но и по отношению любящих друг к другу. Можно сказать, что это притча о любви.

    Любой близкий человек может нас покинуть – муж или жена, ребенок, друг, даже родители порой бросают детей. Но если сердце у нас чистое и в душе есть любовь, то мы станем подобны отцу из притчи и сможем простить предательство. И тогда, встречая беспутного сына, изменившего мужа, пропадавшего отца, забывшего про нас друга, даже в голову не придёт обвинять их или слушать недобрых людей, не понимающих христианского всепрощения – нам достаточно будет того, что они рядом, нашлись, вернулись, живые.

  4. DeZZireD Ответить

    Было у отца два сына. Младший попросил, чтобы отец отдал причитавшуюся ему часть. А старший остал­ся жить с отцом, и вместе они работали. Получив свою долю, младший сын уезжает в другой город и там празд­но проводит время: гуляет, веселится, не работает.
    Сама собой напрашивается оценка сыновей — стар­ший сын хороший, а младший плохой, он не достоин любви своих ближних. И когда младший сын, прогуляв все деньги, возвращается и просит у отца прощения за свой недостойный поступок, мы ожидаем, что отец от­ругает его и, скорее всего, даже прогонит. Но отец по­ступает по-другому. Он не только принимает своего за­блудшего сына с распростертыми объятиями, но в честь его возвращения приказывает заколоть самого откормленного теленка.
    Старший сын возмущается поведением отца. Он не понимает, почему ему, не совершавшему ничего плохо­го, отец никогда не устраивал такого праздника. На что отец отвечает: «Сын мой! Ты всегда со мной, и все, что есть у меня, — твое. А брат твой был как бы мертв и ожил, пропадал и нашелся».
    Это значит, что осознать свой грех и покаяться в нем — это все равно, что совершить подвиг. Млад­ший сын вернулся не для того, чтобы требовать для себя денег еще. Тогда бы отец наверняка прогнал его, считая мертвым для себя. Но сын, осознав свою ошиб­ку, пришел к отцу с просьбой простить его, заблудше­го. Для отца это большая радость, это самое настоящее воскрешение сына из мертвых.
    В том и заключается смысл «Притчи о блудном сы­не», что, осознав недостойное свое поведение и покаяв­шись в этом, человек заслуживает прощения.

  5. Тётя Анеме Ответить



    Еще сказал: у некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю страну и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествует хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного пеленка, и заколите; станем есть и веселиться! Ибо этот сын мой был мертв и ожил, и пропадал и нашелся. И начали веселиться. Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Он же сказал ему: сын мой! Ты всегда со мною, и веемое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся (Лк.15,11-32).
    Эта притча чрезвычайно богата содержанием. Она лежит в самой сердцевине христианской духовности и нашей жизни во Христе; в ней человек изображен в тот самый момент, когда он отворачивается от Бога и оставляет Его, чтобы следовать собственным путем в “землю чуждую”, где надеется найти полноту, преизбыток жизни. Притча также описывает и медленное начало, и победоносное завершение пути обратно в отчий дом, когда он, в сокрушении сердца, избирает послушание.
    Прежде всего, это вовсе не притча об отдельном грехе. В ней раскрывается сама природа греха во всей его разрушительной силе. У человека было два сына; младший требует от отца свою долю наследства немедленно. Мы так привыкли к сдержанности, с какой Евангелие рисует эту сцену, что читаем ее спокойно, словно это просто начало рассказа. А вместе с тем, если на минуту остановиться и задуматься, что означают эти слова, нас поразит ужас. Простые слова: Отче, дай мне… означают: “Отец, дай мне сейчас то, что все равно достанется мне после твоей смерти. Я хочу жить своей жизнью, а ты стоишь на моем пути. Я не могу ждать, когда ты умрешь: к тому времени я уже не смогу наслаждаться тем, что могут дать богатство и свобода. Умри! Ты для меня больше не существуешь. Я уже взрослый, мне не нужен отец. Мне нужна свобода и все плоды твоей жизни и трудов; умри и дай мне жить!”
    Разве это не самая сущность греха? Не обращаемся ли мы к Богу так же спокойно, как младший сын из евангельской притчи, с той же наивной жестокостью требуя от Бога все, что Он может нам дать: здоровье, физическую крепость, вдохновение, ум, – все, чем мы можем быть и что можем иметь – чтобы унести это прочь и расточить, ни разу не вспомнив о Нем? Разве не совершаем мы снова и снова духовное убийство и Бога и ближних – детей, родителей, супругов, друзей и родных, товарищей по учебе и по работе? Разве мы не ведем себя так, будто Бог и человек существуют только ради того, чтобы трудиться и давать нам плоды своей жизни, да и самую жизнь, а сами по себе не имеют для нас высшего значения? Люди и даже Бог – уже не личность, а обстоятельства и предметы. И вот, взяв с них все, что они могут нам дать, мы поворачиваемся к ним спиной и оказываемся на бесконечном расстоянии: для нас они безличны, мы не можем встретиться с ними взором. Вычеркнув из жизни того, кто нам дал что-то, мы становимся самоуправными обладателями и исключаем себя из тайны любви, потому что больше ничего не можем получить и неспособны давать сами. Это и есть сущность греха – исключить любовь, потребовав от любящего и дающего, чтобы он ушел из нашей жизни и согласился на небытие и смерть. Это метафизическое убийство любви и есть грех в действии – грех сатаны, Адама и Каина.
    Получив все богатство, которым одарила его “смерть” отца, даже не оглянувшись, со свойственным молодости легкомыслием, младший сын покидает надоевшую ему безопасность родительского крова и с легким сердцем устремляется в края, где ничто не будет стеснять его свободы. Отделавшись от отцовской опеки, от всех моральных ограничений, он теперь может безраздельно отдаться всем прихотям своенравного сердца. Прошлого больше нет, существует только настоящее, полное многообещающей привлекательности, словно заря нового дня, а впереди манит безграничная ширь будущего. Он окружен друзьями, он в центре всего, жизнь радужна, и он еще не подозревает, что она не сдержит своих обещаний. Он полагает, что новые друзья льнут к нему бескорыстно; на самом деле люди относятся к нему точно так же, как он поступил по отношению к отцу: он существует для своих приятелей постольку, поскольку он богат и они могут попользоваться его мотовством. Они едят, пьют и веселятся; он полон радости, но как же далека эта радость от мирного и глубокого блаженства Царства Божиего, открывшегося на брачном пире в Кане Галилейской.
    Но вот наступает время, когда иссякает богатство. По неумолимому закону, и земному и духовному (Мф.7, 2 – какою мерою мерите, такою и вам будут мерить), все оставляют его: сам по себе он никогда им не был нужен, и судьба его отражает судьбу его отца; он для друзей больше не существует, его удел – одиночество и нищета. Покинутый и отверженный, он терпит голод, холод и жажду. Его бросили на произвол судьбы, как сам он бросил своего отца. Но отец, хоть тоже покинут, богат своей несокрушимой любовью, ради которой он готов жизнь положить за сына, принять даже его отречение, чтобы сын мог свободно идти своим путем. Сына же ждет бесконечно большее несчастье – внутренняя опустошенность. Он находит работу, но это только увеличивает его страдание и унижение: никто не дает ему еды, и он не знает, как добыть ее. А что может быть унизительнее, чем пасти свиней! Для евреев свиньи символ нечистоты, как бесы, которых изгонял Христос. Его работа – образ его состояния; внутренняя нечистота соответствует обрядовой нечистоте свиного стада. Он достиг последнего дна, и теперь из этой глубины он начинает оплакивать свое несчастье.
    Подобно ему, мы чаще оплакиваем свои несчастья, чем благодарим за радости жизни, и не потому, что выпадающие нам испытания чересчур суровы, а потому что мы встречаем их так малодушно и нетерпеливо. Оставленный друзьями, отверженный всеми, блудный сын остается наедине с самим собой и впервые заглядывает в свою душу. Освободившись от всех обольщений и соблазнов, лжи и приманок, которые он принимал за освобождение и полноту жизни, он вспоминает детство, когда у него был отец, и он не должен был, словно сирота, скитаться без крова и пищи. Ему становится ясно, что нравственное убийство, которое он совершил, убило не отца, а его самого, и что та беспредельная любовь, с которой отец отдал свою жизнь, позволяет ему сохранять надежду. И он встает, оставляет свое жалкое существование и отправляется в дом отца с намерением пасть к его ногам в надежде на милость. Но не только воспоминание картины домашнего уюта – огня в очаге и накрытого к обеду стола – заставляют его возвратиться; первое слово его исповеди не “прости”, а “отец”. Он вспоминает, что на него была безгранично излита любовь отца, а из нее проистекали и все блага жизни. (Христос сказал: Ищите же прежде Царства Божия… и это все приложится вам.) Он возвращается не к чужому человеку, который не признает его, которому придется говорить: “Разве ты не помнишь меня? Когда-то у тебя был сын, который предал и покинул тебя – это я”. Нет, из глубин его вырывается слово “отец”, оно подгоняет его и окрыляет надеждой. И в этом он открывает истинную природу раскаяния: в настоящем раскаянии сочетаются видение нашего собственного зла и уверенность, что даже для нас есть прощение, потому что подлинная любовь не колеблется и не угасает. При одном только безнадежном видении наших проступков раскаяние остается бесплодным; оно исполнено угрызений совести и может привести к отчаянию. Иуда понял, что совершил; увидел, что его предательство непоправимо: Христос был осужден и умер. Но он не вспомнил, что Господь открыл о Себе и Своем Небесном Отце; он не понял, что Бог не предаст его, как он предал своего Бога. Он потерял всякую надежду, пошел и удавился. Мысль его сосредоточилась только на его грехе, на нем самом, а не на Боге, Отце Иисуса – и его Отце…
    Блудный сын возвращается домой, потому что память об отце придает ему силу вернуться. Его исповедь мужественна и совершенна: Отче! Я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Он осужден собственной совестью, для себя у него нет оправдания, но в прощении есть тайна смирения, который мы должны учиться снова и снова. Мы должны учиться принимать прощение актом веры в любовь другого, в победу любви и жизни, смиренно принимать дар прощения, когда он предлагается. Блудный сын открыл отцу свое сердце – и значит, был готов принять прощение. Когда он приближается к дому, отец видит его, бежит навстречу, обнимает и целует его. Как часто стоял он на пороге, всматриваясь в дорогу, по которой сын ушел от него! Он надеялся и ждал. И вот, наконец, день, когда его надежда исполнилась! Он видит своего сына, который покинул его богато разодетый, украшенный драгоценностями, ни разу не оглянувшись на дом своего детства, потому что все его помыслы и чувства были в неизведанном, манящем будущем; сейчас отец видит его нищим, в лохмотьях, совершенно подавленным бременем прошлого, которого он стыдится; и без будущего… как-то встретит его отец? Отче, я согрешил… Но отец не позволяет ему отречься от сыновства, он как бы говорит ему: “Вернувшись домой, ты вернул мне жизнь; когда ты пытался убить меня, ты убил себя самого; теперь, когда я вновь ожил для тебя, ты тоже вернулся к жизни!” И обернувшись к слугам, отец дает распоряжение: Принести лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги…
    Многие переводы, в том числе русский, гласят “лучшую одежду”, но в греческом и в славянском тексте говорится о “первой одежде”. Разумеется, “первая одежда” могла быть лучшей в доме, но разве не более вероятно, что отец сказал слугам: “Пойдите и найдите ту одежду, которую мой сын носил в день, когда он ушел, ту, что он бросил на пороге, облекшись в ризу измены”? Если ему принесут лучшую одежду, бедняга будет чувствовать себя неуютно, словно ряженый; у него будет ощущение, что он не дома, а в гостях, и его принимают со всеми приличествующими гостеприимству знаками внимания и почета. В уютном домашнем кругу не надевают лучшую одежду. По контексту вернее думать, что отец посылает за одеждой, которую сын сбросил, а отец поднял, сложил и бережно спрягал, как Исаак хранил одежду, принесенную братьями Иосифа, – разноцветную одежду, испачканную, как он считал, кровью погибшего сына. Так и здесь, юноша сбрасывает свои лохмотья и снова надевает знакомую одежду, чуть поношенную, – она ему впору, по росту, уютна, она ему привычна. Он озирается: годы распутства, обмана и неверности, проведенные вне отчего дома, кажутся кошмаром, – словно их и не было вовсе. Он здесь, дома, как будто никуда и не отлучался; на нем одежда, к которой он привык. Отец рядом, только немного постарел, да морщины стали глубже. Вот и слуги, как всегда, почтительны и смотрят на него счастливыми глазами. “Он снова с нами, а мы думали, что он ушел навсегда; он вернулся к жизни, а мы боялись, что причинив смертельное горе отцу, он погубил свою бессмертную душу, уничтожил свою жизнь!”
    Это возвращение изгладило пропасть, отрезавшую его от отчего дома. Отец идет и дальше – он вручает ему перстень, который не просто обычное кольцо. В древности, когда люди не умели писать, любой документ заверялся перстнем с печатью. Дать кому-то свой перстень означало отдать в его руки свою жизнь, свое имение, семью и честь – все. Вспомните Даниила в Вавилоне, Иосифа в Египте: дарованием перстня со своей руки передают им царь и фараон власть управлять от их имени. Подумайте об обмене обручальными кольцами; этот обмен как бы говорит: “Я верю в тебя и полностью вверяю себя в твои руки. Все, что у меня есть, все, что я есть, безраздельно принадлежит тебе”. У Кьеркегора есть такие слова: “Когда я говорю – моя страна, моя невеста, это означает, что не я обладаю ими, но что я всецело принадлежу им”.
    В притче приведен и другой пример этой отдачи самого себя. Сын потребовал половину богатства своего отца, пожелал обладать тем, что получил бы после его смерти, – и ему-то отец сейчас доверяется. Почему? Просто потому, что тот вернулся домой. Отец не просит отчета в том, что сын делал на стране далече. Он не говорит: “Когда ты мне все расскажешь о себе, я посмотрю, стоит ли доверять тебе”. Он не говорит, как постоянно, прямо или косвенно, делаем мы, когда к нам приходит кто-то, с кем у нас была ссора: “Что же, я возьму тебя на испытание; попробуем восстановить нашу дружбу, но если я увижу твою неверность, все твое прошлое припомнится, и я прогоню тебя, потому что прошлое будет свидетельствовать против тебя, явно доказывая твою постоянную неверность”. Отец ничего не спрашивает. Он не говорит: “Посмотрим”. Он как бы подразумевает: “Ты вернулся. Постараемся вместе загладить ужас твоего отсутствия. Видишь, одежда, которая на тебе, говорит о том, что ничего не произошло. Ты такой же, каким был до ухода. Перстень, который я вручил тебе, служит доказательством, что я не питаю сомнений на твой счет. Все принадлежит тебе, потому что ты мой сын”. И он одевает обувь на ноги его, чтобы, как пишет в Послании к ефесянам апостол Павел, они были обуты в готовности благовествовать мир.
    Для пира закалывают откормленного тельца; этот пир – пир Воскресения, уже пир жизни вечной, трапеза Агнца, пир Царствия. Сын, который был мертв, ожил; он, потерявшийся в земле чуждой, в безвидной пустыне, как говорится в начале книги Бытия, вернулся домой. Отныне сын в Царстве, потому что Царство это – Царство Любви, Царство Отца, Который любит его, спасает, восстанавливает и возвращает к жизни.
    Но тут появляется старший сын. Он всегда был хорошим работником в доме отца, и жизнь его безупречна. Но он так и не понял, что главное в отношениях отцовства и сыновства – не работа, а сердце, не долг, а любовь. Он во всем был верен; но отец у него был, сам он был сыном – только внешне. И брата у него не было. Прислушайтесь к тому, что он говорит отцу. Услышав пение и ликование, он подзывает слугу и спрашивает, что все это значит, А слуга отвечает: Брат твой пришел, и отец твой заколол откормленною теленка, потому что принял его здоровым. Старший сын осердился и не хотел войти. Отец выходит звать его, но тот говорит: Вот, я столько лет служу тебе (слово “служить” по-гречески и по-латински сильное слово, оно означает рабскую обязанность выполнять всякого рода неприятную работу) и никогда не преступал приказания твоего… Он мыслит только в категориях приказаний и преступлений; он никогда не уловил за словами – содержания, в голосе – сердечности, теплоты совместной жизни, в которой и у него и у отца своя роль, – для него все это сводилось к приказаниям и обязанностям, которые он никогда не нарушал. Но ты, – продолжает он, – никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, растративший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Обратите внимание, что он говорит “сын твой”, а не “брат мой”: он не желает иметь ничего общего с этим братом. Я знал подобную семью: отец души не чаял в дочери, а сына считал своим несчастьем; он всегда говорил жене: “моя дочь”, но “твой сын”.
    Итак, перед нами ситуация “сын твой”. Если бы блудный был “брат мой”, все было бы иное: он не преступал бы приказаний отца, но и не получил бы откормленного теленка. Как же отвечает отец? Сын мой! ты всегда со мною, и все мое твое. Отец считает его своим сыном. Да, он сын ему, они всегда вместе, рядом. Для сына же не так: они в полном согласии – а это не одно и то же. У них нет общей жизни, хотя нет и разделения, – они живут вместе, но без единства и глубины. (Все Мое Твое – слова из молитвы Христа Отцу перед предательством.) А о том надобно было радоваться и веселиться, – продолжает отец, – что брат твой сей был мертв и ожил; пропадал и нашелся.
    Итак, путь ведет из глубин греха в отчий дом. Вот что предстоит нам, когда мы решаемся не зависеть больше от общественного мнения и избрать критерием поведения суд Божий, звучащий в голосе совести, открывающийся в Писании, явленный в личности Того, Кто есть Путь, Истина и Жизнь. Как только мы соглашаемся, чтобы Бог и совесть были нашим единственным судьей, пелена спадает с наших глаз; мы становимся способны видеть и понимаем, что такое грех: действие, отрицающее личную реальность Бога и тех, кто нас окружает, сводящее их до положения предметов, которые существуют лишь постольку, поскольку мы можем пользоваться ими без ограничений. Осознав это, мы можем вернуться в себя, освободиться от всего, что крепко держит нас, словно в плену, можем войти в себя и очутиться лицом к лицу с блаженством, которое для этого юноши представляло его детство, время, когда он еще жил в отчем доме.
    Вы, наверное, помните то место в конце Евангелия от Матфея, где Христос велит Своим ученикам вернуться в Галилею. Они только что пережили самые ужасные, мучительные дни в своей жизни. Они видели своего Господа в кольце ненависти, видели, как Он был предан, сами по слабости изменили Ему: в Гефсиманском саду их одолел сон и они разбежались при появлении Иуды. Двое из них издали следовали за своим Господом и Богом до двора Каиафы, где они остались со слугами, а не с Ним, как Его ученики. Один из них, Петр, на тайной вечери сказал, что останется верным, если и все Ему изменят, – и он трижды отрекается от Учителя. Они видели Страсти Христовы. Они видели, как Он умирал. И вот они видят Его живым рядом с собой. Иудея олицетворяет для них пустыню, опустошенность, конец всякой жизни и надежды. Христос отсылает их обратно в Галилею: “Идите туда, где вы впервые увидели Меня, где мы близко общались в обыденной жизни, где не было еще боли, страдания, предательства. Вернитесь к тем дням, когда все было полно невинности и безграничных возможностей. Вернитесь в прошлое, в его глубины. Идите, научит все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам”.
    Возвращение вглубь своего “я” ведет в глубину, где мы впервые увидели жизнь, познали жизнь, где мы были живы в Боге вместе с другими людьми. Только из самой сердцевины этого оазиса прошлого, далекого или близкого, можем мы отправиться в дорогу, в обратный путь с обращением “Отче”, а не “Судия” на устах, с исповеданием греха и с надеждой, которую ничто не в силах уничтожить, с твердой уверенностью, что Бог никогда не допустит нашей приниженности, что Он стоит на страже нашего человеческого достоинства. Он никогда не позволит нам стать рабами, ибо Его творческим Словом и нашим предназначением мы призваны быть сынами и дочерьми Его по усыновлению. Мы можем идти к Нему с полным доверием, зная, что Он ждал нас все то время, пока мы и не вспоминали о Нем. Он Сам выйдет нам навстречу, когда мы нерешительно приближаемся к дому. Он Сам заключит нас в объятия и оплачет наше жалкое состояние, измерить которое мы не умеем, потому что не знаем, ни откуда мы пали, ни сколь высокое призвание презрели. Мы можем идти к Нему в уверенности, что Он оденет нас в первую одежду, в славу, которой Адам лишился в раю. Он облечет нас во Христа, в Котором вся первозданность, более ранняя, чем весенняя свежесть, в которой мы были рождены. Он – человек, каким его задумал, возжелал Бог. В Него мы должны облечься. Слава Духа Святого покроет нас, обнаженных грехом. Теперь мы знаем, что как только мы возвратимся к Богу, Он вернет нам Свое доверие, даст нам перстень, силой которого Адам разрушил гармонию, вызванную к бытию творческой волей Божией; перстень Единородного Сына, Который умер на кресте из-за человеческого предательства и Чья смерть была победой над смертью; Чье Воскресение и Вознесение – наше возвращение – уже эсхатологически осуществились в полноте единения с Отцом.
    Когда мы возвращаемся в отчий дом, когда остаемся лицом к лицу с судом нашей совести и Бога, суд этот не основывается на глубине нашего богословского видения, он основывается не на том, что один только Бог может нам дать как путь приобщенности к Его жизни. Божий суд основывается на одном: “Ты – человек или ты ниже достоинства человека?” Вы, вероятно, вспомните в этой связи притчу об овцах и козлищах у Матфея (25,31-46): Господи! когда мы видели Тебя алчущим… или жаждущим… или странником… или нагим… или больным… или в темнице?.. Если мы не умеем вести себя, как человек, мы никогда не поймем, как вести себя по-Божьи. Если мы возвратились в Отчий дом, если мы должны облечься во Христа, если сияние Духа должно исполнить нас, если мы хотим совершить наше призвание и стать истинными детьми Божиими, Его сынами и дочерьми, мы должны прежде всего изо всех сил постараться добиться того, что в нашей власти – стать человечными, поскольку чувства товарищества, сострадания, милосердия заложены в нас, независимо от того, хороши мы или дурны.
    Мы можем возвратиться к Отцу. Мы можем возвратиться с доверчивой надеждой, потому что Он – хранитель нашего достоинства. Он хочет нашего спасения. Он требует только одного: Сын Мой, отдай сердце твое Мне, все остальное Я сам приложу, – как говорит Премудрый. Эта дорога шаг за шагом ведет нас оттуда, где мы находимся, слепые, вне Царства, хотя страстно желаем увидеть его полноту внутри себя и победу его над всем вокруг; эта дорога ведет нас туда, где мы окажемся перед судом Божиим. Мы видим, как прост этот суд, как велика должна быть в нас надежда и как в этой надежде мы можем идти к Богу, твердо зная, что Он Судия, но в первую очередь Он – Искупитель наш, Тот, Кому человек настолько дорог, драгоценен, что мера, цена нашего спасения в Его очах – вся жизнь, вся смерть, все борение и богооставленность, весь ужас, который претерпел Единородный Сын Божий.

  6. Касейрон Ответить

    Золото Евангельской мудрости: Притчи Христовы
    О блудном сыне
    Экспозиция
    Притча, которая слушателя повергала в шок! Все, о чем мы в этой притче читаем, – скандал! Невероятное поведение сыновей, странный отец…
    Мы так много раз слышали эту притчу, что перестали воспринимать ее как нечто взрывное, переворачивающее представления слушателя с ног на голову, а она является именно такой. Но сначала еще раз перечитаем притчу, а потом прокомментируем:
    «Еще сказал: у некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение.
    По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему.
    Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему.
    И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся.
    И начали веселиться. Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его.
    Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка.
    Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и все мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Евангелие от Луки, гл. 15, 11-32).
    Современному человеку непонятно, что в этой притче может быть шокирующим. Кажется, обычная ситуация: сын забирает часть наследства, чтобы строить самостоятельную жизнь. Он промотал деньги, бедствовал, пришел к выводу, что пора браться за ум и возвращаться домой. Разве это не распространенная ситуация в наше время?
    В самом деле, известная картина. Но так мы притчу не поймем.
    Для того, чтобы понять притчу, нам необходимо перенестись из дня сегодняшнего в мир библейских реалий, окунуться в культуру, в которой притча была произнесена. И тогда, в этих «полевых условиях», мы сможем увидеть, какие сокровища она таит.
    Разработка
    Итак: мир древнееврейской деревни. Глава семьи – отец. Все принадлежит ему, хотя в будущем перейдет к детям. Претендовать на наследство дети могут или со смертью отца, или при его жизни, если он выделит какую-то часть выросшему сыну, желающему жить своей семьей. Но никто и никогда не имеет права требовать свою часть у живого отца. Этой своей, вернее твоей, части нет, все принадлежит отцу. Сказать: отче! дай мне следующую мне часть имения – значит, поступить не просто по-хамски, а вопиюще! Это все равно, что сказать: «ты для меня, как мертвый», «я тебя вычеркнул из своей жизни», «тебя для меня нет».
    Далее: никакой древневосточный отец не стал бы отделять зарвавшемуся юнцу часть наследства. Сделать это – значит, стать посмешищем для всей деревни. «Что за дурак, этот старый Хаим!» – будут трепать твое имя последние беззубые старухи-скотницы…
    Следующее: сын уходит на чужбину и тратит все деньги. Тратит отвратительно, блудно, бесчестит имя отца. Наконец, поведение его естественно приводит к печальному итогу: он становится пастухом свиней. Никакой еврей на такую работу бы не нанялся, свиньи – нечистые животные. Но свиней разводили язычники. Тут мы видим, что еврей нанимается в пастухи свиней к язычникам. Уверен, что нормальный еврей, слушавший эту притчу, понимал, что лучше умереть, чем находиться в таком позоре. Еще раз повторю, все, что люди в этой притче Христа слышали, находилось в вопиющем противоречии со всеми их жизненными установками.
    Далее, сын осознает ужас своего падения и решает возвратиться к отцу. Он совершенно законно предполагает, что после того позора, который он отцу устроил, теперь на большее, чем наняться в батраки к своему же отцу, он рассчитывать не может.
    Когда блудный сын подходит к дому, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Тоже невероятное поведение. Отлупить палкой и принять на исправление, в число слуг – возможно, не выйти из дома и оставить сына на несколько дней стонать и молить о прощении у ворот – вероятно. Но побежать, обнять и целовать?.. Похоже, этому отцу все равно, что будут о нем говорить в деревне.
    Но отец не просто поддался нежным чувствам. Он приказывает: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться!
    Все это показывает, что отец восстанавливает блудного сына в статусе своих детей и наследников. Перстень-печать имели только те, кто был волен распоряжаться имуществом, красивая одежда, обувь – атрибуты хозяина, а не слуги.
    Начинается веселье: танцы, шумная музыка. В это время с поля возвращается старший сын. Он не предавал отца, он верно трудился, ожидая в свое время заслуженной награды. Старший сын, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его.
    Опять драма, позор для отца. Скандал, который происходит на улице, на глазах у всех. Подобные вещи никогда не выносились за пределы дома.
    Более того, сын говорит отцу оскорбительные вещи: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими…
    Козленка часто готовили на… поминки. В словах старшего брата слышится злое: «Ты, отец, зажился на свете. Мы с друзьями уже давно хотели бы помянуть тебя доброй трапезой. Помянули бы и я зажил спокойно и в свое удовольствие»…
    Вот только некоторые из основных моментов этой притчи, которые нужно было пояснить, чтобы приблизиться к ее расшифровке. Это то, что было очевидно слушателю Иисуса, то, что позволяет теперь идти вперед и пытаться понять, о чем же притча говорит.
    Реприза
    А притча говорит вот о чем: Бог бесконечно, если хотите, абсурдно, с нашей точки зрения, милостив и терпелив к Своим детям. (Несомненно, что отец в притче – это именно Бог.)
    Дети поступают жестоко, безрассудно, но Отец Небесный ждет их возвращения. Как бы низко ни упал ребенок, Бог примет его, обнимет и опять назовет Своим чадом.
    Как часто приходят в храм люди, которые говорят: «Мы столько злого сделали, что Бог нас не простит». Объясняю: Простит! Наденет на палец перстень своего наследника, укроет плечи нарядным халатом, а ноги обует в драгоценную обувь, только вернись к Отцу.
    Мы привыкли, что притча эта говорит о возвращении грешного человека к Богу. Но это не единственный смысл. Этот смысл действительно присутствует в притче, но слушатели Христа не могли не уловить и другой смысл.
    Вот смотрите: отношения блудного сына и отца – это только часть притчи. Не упускайте из виду вторую часть, где говорится о немотивированной и странной злобе старшего сына к отцу. Если комплексно рассматривать притчу, то мы увидим трех главных героев, которые находятся в сложном взаимодействии: блудного сына, терпеливого отца и верного сына, который вдруг проявляет злобу. А теперь давайте наложим этих персонажей на реальность, в которой жили Иисус и Его слушатели.
    И нам станет очевидно, что у героев этой притчи есть прототипы:
    Отец – это всегда Бог;
    Блудный сын – это самаряне и язычники (то есть дети отвергнувшие Отца, ушедшие от Него);
    Верный сын – это евреи.
    Смысл притчи в том, что Бог Отец, каким Его рисует в притче Иисус, раскрывает объятия всем людям, вне зависимости от национальной принадлежности. Придите, наследуйте Царство, возвратитесь к Богу, вы, сбившиеся на путях своих, блудящие с иными богами, сбитые с толку иными ценностями…
    И как, казалось бы, евреи должны радоваться этому возвращению заблудившихся самарян и язычников. Но почему проповедь о милости Божией к иноверцам так бесила слушателей, что однажды они вывели Иисуса из синагоги и повели на гору, чтобы сбросить? (Об этом мы читаем в этом же самом Евангелии, в 4-й главе Евангелия от Луки.)
    Притча эта парадоксальна, потому что мы можем себя узнать в каждом из сыновей. Мы можем увидеть в себе блудного сына (что мы часто делаем). Но мы можем увидеть в себе, если пристально посмотрим, и сына, который стиснув зубы трудится, а потом злится: разве не справедливо, что неверные должны погибнуть?
    Все, все чада Божии, всех любит Бог и всех ждет к Себе. Бог хочет, чтобы мы оставались дома, с Ним, а если мы убежим, ждет нашего возвращения. И Бог хочет, чтобы мы не вели себя подобно старшему сыну, не злорадствовали о гибнущих, а радовались их покаянию.

    P.S. Дорогие. Несколько слов о принципах моего толкования притч:
    Как вы понимаете, Христос, рассказывая притчу, хотел донести до слушателей что-то конкретное. Вот именно об этих смыслах, вложенных в притчи Христом, то есть о том, для чего, собственно, притчи людям и рассказывались, мы и говорим.
    Естественно, что на протяжении двух тысячелетий христианские мыслители и проповедники рассматривали притчи под разным углом зрения. И открывали какие-то новые грани. Порой можно предположить, что Иисус подразумевал и это, порой можно с достоверностью говорить, что Христос этого никак не подразумевал… Но в Предании Церкви все эти многочисленные, а порой совсем аллегорические и фантастические толкования сохраняются.
    Поэтому не трудитесь, пожалуйста, писать в комментариях: а вот у этого святого отца мы читаем еще и такое… Я не преследовал цели собрать все святоотеческие мнения, я дал стержень, обрисовал контуры, показал, что именно Христос хотел сказать притчей. А вы уже, в дальнейшем, читая святых отцов, ищите жемчужины новых смыслов, обогащайте и углубляйте свое понимание той или иной притчи.
    О любой притче можно собрать материала на целую книгу. Но мы с вами такую цель не преследовали, верно?

  7. моя верность твоя гордость Ответить

    Для меня притча о блудном сыне — это яркое описание типажей человека, сделанное Самим Христом. Но, к сожалению, мы не научились в этой притче видеть всю полноту. Мы забываем, что там представлены не только два персонажа: нерадивый блудный сын и отец. Там представлен и второй сын — верный.
    Блудный сын для каждого из нас понятен — это образ нашего грехопадения, нашей жизненной гордыни. Все мы ежечасно и ежеминутно берем у Бога свою часть наследства в виде каких-то жизненных устремлений и привязанностей. Легко узнать себя в образе возвращающегося домой и принятого отцом блудного сына. Но кто из нас признает себя в том брате, который, возвращаясь после трудов с поля, увидел отцовскую радость о вернувшемся блудном сыне и пир, который устроил отец в его честь? И в сердце старшего брата рождается обида: «Я всегда был с тобой, а ты мне даже маленького козленка не дал с друзьями за трапезой разделить!».
    Читайте также — Блудный сын: потерянный и найденный

    Блудный сын — «Где ты был раньше?»

    Эта притча не только о тех людях, кто уходит, отпадает, а затем, придя в себя, возвращается, но и о тех, кто живет в Церкви, но которым обиды и отсутствие любви не позволяют жить в радости и принимать с радостью своих братьев.
    Это же мы, верные христиане. Это о нас. Приходит человек в церковь — и мы его встречаем не радостью, а обидой: где это он болтался? Сейчас он задумался, мысль о покаянии ему вдруг в голову взбрела, а где ж он раньше был? Мы, которые всегда в церковь ходили, молимся — мы достойны быть христианами!

    Радоваться вернувшемуся

    Перед Богом все равны: и тот, кто ушел, а потом, «придя в себя», вернулся с покаянием, и тот, кто всегда с Богом. Радость о кающемся грешнике сегодня почему-то рождается только на небесах, а не в нашей повседневной церковной жизни, не среди воцерковленных людей.
    Мы не научились радоваться возвращению каждого человека — вот та ценная мысль, которую я вижу в этой притче. Мы не должны задумываться о том, где брат промотал имение и почему именно сейчас вернулся домой.
    Читайте также — Неделя о блудном сыне: толкование, проповеди, иконы
    Для того Церковь нам и предложила в эту подготовительную неделю перед Великим постом притчу о блудном сыне, чтобы мы научились чаще заглядывать в себя, узнавать себя в евангельских персонажах. Для того нам и само Евангелие дано, чтобы мы научились сверять свою жизнь с ним, а не просто наслаждаться чудными глаголами и красочными притчами Божьими.

    Любовь отеческая: сын остается сыном

    В притче есть образ отца. В нем Господь нам показывает Свою безграничную любовь. Есть абсолютная «свобода», которую предлагают человеку соблазны, и есть Божественная любовь, которую никакой человеческий грех не может превзойти. Она нам дает силу, надежду и упование, потому что нет такого момента, когда бы мы не могли прийти в себя и вернуться к Богу, прося Его помощи, как блудный сын: «Я не достоин быть Твоим сыном, но хотя бы как наемника прими меня, потому что я не могу без Тебя — я без Тебя погибаю».
    И Господь не только прощает, но и покрывает все любовью. Сыновнее достоинство человеческое не убывает. Господь в этой притче отвечает на вопрос, насколько каждый человек дорог Ему — как родной сын. И никакие обстоятельства — своеволие, своенравие, гордыня человеческие на фоне Божественной любви не могут стереть этих отношений Отца и сына, Бога и человека, предстояния человека — сына, а не раба, трепещущего от страха — перед Богом.
    Читайте также:
    Старший сын
    Возвращение в отчий дом

  8. Рэйн Ответить

    Эту картину знают почти все – она упоминается во многих книгах по искусству, а ее репродукции можно найти даже в провинциальной библиотеке. Речь идет о знаменитом полотне великого Рембрандта «Возвращение блудного сына», которое оказало огромное влияние на дальнейшее развитие западноевропейской живописи и вообще – всей мировой культуры.

    Возвращение блудного сына. Рембрандт Хармес ван Рейн
    Творение нидерландского художника действительно мало кого оставит равнодушным – настолько талантливо ему удалось выразить ту палитру переживаний, которая содержится в волнительном моменте возвращения сына к своему отцу.
    Осмелюсь предположить, что причина широкой знаменитости картины Рембрандта кроется не только в гениальности ее создателя. Есть еще один момент, который искусствоведы почему-то иногда упускают из виду, – сама притча о блудном сыне, легшая в основу живописного сюжета, заниает в христианском вероучении очень важное место. Не зря ведь третья подготовительная неделя к Великому посту так и называется – Неделя о блудном сыне.
    Но над чем же призывает нас задуматься эта притча? Что хотел сказать Спаситель, поведав ученикам такую незатейливую, казалось бы, историю? Какую истину пытается донести она до нашего ума и сердца? Попробуем разобраться.
    У некоего господина было несколько детей, и вот самый младший просит его выделить положенную ему часть наследства, чтобы он мог «выйти в люди» и построить свою жизнь так, как считает нужным. Отец не перечит – скоро сын получает необходимые деньги и уходит.
    Молодого неопытного человека, как то водится, сразу окружают «друзья», желающие пожить за чужой счет, но скрывающие свои намерения под видом «приятельства». Они завлекают юношу в дебри греха и разврата, где он спускает все свое огромное достояние. Выжав с незадачливого парня последние деньги, «друзья» бросают его, он остается один. Не имея никаких полезных жизненных навыков, привыкнув только развлекаться и веселиться, молодой человек долго не может найти работу, пока, наконец, один богач не берет его – нищего, голодного и изможденного – к себе в дом в качестве пастуха свиней. Но и тут живется несладко – с утра до ночи ему приходится быть со свиньями, а питание настолько скудное, что он вынужден утолять голод запаренными стручками, которыми кормили скотину.
    Лишившись всех внешних соблазнов, застилавших ранее его рассудок, парень понимает, что он ошибся. Он вспоминает родной дом, где было светло, уютно и радостно. А самое главное – в памяти предстает образ отца – любящего, доброго, все понимающего. Но, вместе с тем, приходит и осознание собственного предательства. Это осознание сначала останавливает юношу, однако через некоторое время он все-таки решается вернуться домой – уже не как наследник, а как один из рабов, которому хоть и отведут самое последнее место в хозяйстве, но, по крайней мере, он будет сыт, одет, и сможет видеть своего отца. Приняв такое решение, сын возвращается домой.
    Но тут все сразу же пошло совсем не так, как он предполагал. Едва увидев его издали, отец, невзирая на свой немолодой возраст, выбежал ему навстречу, обнял его и расцеловал. Он не захотел даже слушать оправданий и просьб сына принять его в число рабов! Какое там! Ведь сын вернулся! Он жив! И это было для старика самое главное! Каждый день пожилой человек с надеждой смотрел на дорогу, и, вот, наконец, его ожидания сбылись…
    В доме начался праздник, на нем не было только старшего сына, который в это время находился в поле. Когда вечером он вернулся, то увидел светившийся во все окна дом и спросил слуг о причине торжества. Узнав же, что пир устроен по поводу возвращения его блудного брата, старший сын затаил обиду и не стал входить вовнутрь. Отец заметил это и вышел выяснить, в чем дело, на что получил ответ: «Я столько лет верой и правдой служу тебе, а ты не устроил мне даже малого праздника. Но вернулся этот расточитель – и ты созвал целый пир». На эти упреки старик ответил: «Сын мой! Ты всегда со мною, и все мое – твое. Сейчас же нам надо радоваться и веселиться, что брат твой был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк 15: 11 – 32).
    Практически все древние религии мира ставят четкую грань между небом и землей. Небо – для богов и героев, земля – для людей и животных. Даже царство мертвых, будь то ад или рай, мыслится, скорее, не как небесная, а именно как земная обитель, пусть даже и отделенная от мира живых некоей непроходимой преградой. Небо же для человека закрыто. Если и попадает туда кто-либо из смертных, то это – исключение из правила, а за само попадание нужно уплатить очень высокую цену. Небо глубоко чуждо людям, и оно никогда всерьез не рассматривалось язычеством (не философией, а религией) как нечто вожделенное и самоценное.
    Вера Авраама, а вслед за ней – и христианство, говорит совершенно иное. Небо – наш дом и наша родина, которая была утрачена человеком после грехопадения. И теперь цель каждого человека – вернуться домой, к своему Отцу, который, невзирая на все наши измены, ошибки и прегрешения, по-прежнему ждет и так же неизменно любит нас. Бог христианства – это не творец-демиург, создавший мир по никому непонятным причинам, а любящий Создатель-Отец, жаждущий, чтобы все Его творение участвовало в Его божественной жизни. И притча о блудном сыне иносказательно раскрывает эту евангельскую истину. Причем раскрытие это – двухуровневое.
    Первый уровень – общечеловеческий. В Эдеме до грехопадения наши прародители имели все мыслимые блага и могли лично общаться с Богом. Более того, у них была возможность духовного совершенства. То есть, «наследство» (говоря языком притчи) Адам и Ева имели огромное. Но, поддавшись соблазнам сатаны, который пообещал им, что, отойдя от Бога, они станут свободными, первые люди разорвали духовную связь со своим Творцом, и вместо свободы получили смерть. Практически вся история человечества – это попытка построить счастливую жизнь без Божьего участия, только лишь теми силами, которые имеет сам человек. Да вот только загвоздка в том, что любой талант не есть наш собственный – он Божий, а мы лишь пользуемся им, либо транжиря его, либо употребляя во благо.
    Но так не может продолжаться вечно – силы отпавшего от Бога человека ограничены. И вместе с попыткой создать безбожное общество на протяжении всего исторического бытия совершается другой процесс – поиски Бога как единственного Источника Жизни и подлинного её смысла. Так возникла религия. В ней человек пытался найти ответы на самые важные вопросы своего бытия. Найденные в различных религиях ответы большей частью оказывались неверными, но уже само наличие такого поиска говорит о том, что человек стремился домой. И видя это, Господь выходит ему навстречу – в лице Сына Божьего, Который воплощается, принимает человеческую природу и создает все условия для спасения каждого.
    А вот здесь прослеживается уже второй уровень восприятия притчи о блудном сыне – личностный. Притча воспроизводит схему человеческого грехопадения и человеческого же покаяния, а самое главное – образ Бога, и характер Его участия в этом процессе.
    Для святых отцов Востока грех – это не столько нарушение Господних заповедей, сколько некая направленность нашей воли, которая вместо соподчиненности воле Божьей уклоняется от нее и тем самым впадает в противоестественное состояние. Человек думает, что творит себе добро и благо, но на самом деле совершает зло и еще больше уклоняется от Творца. В итоге грешник становится похож на евангельского блудного сына, который вместо сознательного приобретения новых жизненных навыков и умножения отцовского наследства попросту спускает его на ветер и в итоге остается ни с чем.
    В принципе, человек может и не видеть своего падения, а греховная жизнь может казаться ему нормальной. Однако в случае духовного прозрения его дальнейшее действие только одно – рвать с темным прошлым и возвращаться домой, к Отцу. Это и называется покаянием.
    Но оно не может быть настоящим, если, возненавидев грех, мы не делаем ничего, чтобы избавится от него. Только подражанием блудному сыну, который решительно пошел навстречу своему родителю, можно добиться того, что грех постепенно покинет сердце, уступив место исцеляющей благодати.
    Как и отец из притчи, Бог, уважая нашу свободу, не задерживает нас, когда мы уходим от Него. Но точно так же, Он всегда готов и принять нас обратно. Более того, Бог никогда не укоряет за прошлые ошибки и готов принять каждого в том виде, в каком человек приходит к Нему. Главное – сокрушение, главное – искренность и жгучее желание разорвать старые греховные путы… Остальное Господь сделает Сам – важно только вернуться и припасть к Его ногам, как это сделал блудный сын.
    Вместе с тем, Христос в Своем рассказе не останавливается только на отношениях непутевого сына и отца. Третий главный герой – старший сын, который остался верен отцу, но возмутился его великодушием. В нем можно усмотреть образ тех, кто уже пришел к Богу и имеет некоторый опыт жизни в Церкви. Тут возникает уже другой, нежели у блудного сына соблазн – возомнить себя праведнее других и скатиться в мелочный снобизм. Через образ старшего сына Спаситель предупреждает нас от малейшего осуждения в адрес тех, кто пал, но нашел в себе силы с покаянием вернуться назад, к Отцу Небесному…
    Притча о блудном сыне не зря предлагается Церковью в качестве одного из аккордов в прелюдии Великого поста. Ведь сам пост – это время переоценки самого себя, пересмотра своих жизненных ценностей. И чем решительнее будут наши действия в этом русле, чем теснее мы свяжем самих себя и свое поведение с образом блудного сына, тем ближе мы окажемся к цели поста. Ведь она – отнюдь не в простом отказе от животной пищи или от различных развлечений. Подлинная цель поста – возвращение к Богу. Возвращение домой, к тому самому небесному жилищу, которое все мы некогда покинули, по которому все мы в глубине души так сильно тоскуем, растворяя печаль надеждой – обрести его вновь…
    Александр Моисеенков
    ФОМА

  9. Mr.Night Moon Ответить


    Притча о блудном сыне. Автор: Н.Лосев, 1882.
    У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую [мне] часть имения. И [отец] разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно.
    Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих.
    Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться.
    Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся.

  10. Ouch Ответить

    Еще сказал: у некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю страну и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествует хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного пеленка, и заколите; станем есть и веселиться! Ибо этот сын мой был мертв и ожил, и пропадал и нашелся. И начали веселиться. Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Он же сказал ему: сын мой! Ты всегда со мною, и веемое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся (Лк.15,11-32).
    Эта притча чрезвычайно богата содержанием. Она лежит в самой сердцевине христианской духовности и нашей жизни во Христе; в ней человек изображен в тот самый момент, когда он отворачивается от Бога и оставляет Его, чтобы следовать собственным путем в “землю чуждую”, где надеется найти полноту, преизбыток жизни. Притча также описывает и медленное начало, и победоносное завершение пути обратно в отчий дом, когда он, в сокрушении сердца, избирает послушание.
    Прежде всего, это вовсе не притча об отдельном грехе. В ней раскрывается сама природа греха во всей его разрушительной силе. У человека было два сына; младший требует от отца свою долю наследства немедленно. Мы так привыкли к сдержанности, с какой Евангелие рисует эту сцену, что читаем ее спокойно, словно это просто начало рассказа. А вместе с тем, если на минуту остановиться и задуматься, что означают эти слова, нас поразит ужас. Простые слова: Отче, дай мне… означают: “Отец, дай мне сейчас то, что все равно достанется мне после твоей смерти. Я хочу жить своей жизнью, а ты стоишь на моем пути. Я не могу ждать, когда ты умрешь: к тому времени я уже не смогу наслаждаться тем, что могут дать богатство и свобода. Умри! Ты для меня больше не существуешь. Я уже взрослый, мне не нужен отец. Мне нужна свобода и все плоды твоей жизни и трудов; умри и дай мне жить!”
    Разве это не самая сущность греха? Не обращаемся ли мы к Богу так же спокойно, как младший сын из евангельской притчи, с той же наивной жестокостью требуя от Бога все, что Он может нам дать: здоровье, физическую крепость, вдохновение, ум, – все, чем мы можем быть и что можем иметь – чтобы унести это прочь и расточить, ни разу не вспомнив о Нем? Разве не совершаем мы снова и снова духовное убийство и Бога и ближних – детей, родителей, супругов, друзей и родных, товарищей по учебе и по работе? Разве мы не ведем себя так, будто Бог и человек существуют только ради того, чтобы трудиться и давать нам плоды своей жизни, да и самую жизнь, а сами по себе не имеют для нас высшего значения? Люди и даже Бог – уже не личность, а обстоятельства и предметы. И вот, взяв с них все, что они могут нам дать, мы поворачиваемся к ним спиной и оказываемся на бесконечном расстоянии: для нас они безличны, мы не можем встретиться с ними взором. Вычеркнув из жизни того, кто нам дал что-то, мы становимся самоуправными обладателями и исключаем себя из тайны любви, потому что больше ничего не можем получить и неспособны давать сами. Это и есть сущность греха – исключить любовь, потребовав от любящего и дающего, чтобы он ушел из нашей жизни и согласился на небытие и смерть. Это метафизическое убийство любви и есть грех в действии – грех сатаны, Адама и Каина.
    Получив все богатство, которым одарила его “смерть” отца, даже не оглянувшись, со свойственным молодости легкомыслием, младший сын покидает надоевшую ему безопасность родительского крова и с легким сердцем устремляется в края, где ничто не будет стеснять его свободы. Отделавшись от отцовской опеки, от всех моральных ограничений, он теперь может безраздельно отдаться всем прихотям своенравного сердца. Прошлого больше нет, существует только настоящее, полное многообещающей привлекательности, словно заря нового дня, а впереди манит безграничная ширь будущего. Он окружен друзьями, он в центре всего, жизнь радужна, и он еще не подозревает, что она не сдержит своих обещаний. Он полагает, что новые друзья льнут к нему бескорыстно; на самом деле люди относятся к нему точно так же, как он поступил по отношению к отцу: он существует для своих приятелей постольку, поскольку он богат и они могут попользоваться его мотовством. Они едят, пьют и веселятся; он полон радости, но как же далека эта радость от мирного и глубокого блаженства Царства Божиего, открывшегося на брачном пире в Кане Галилейской.
    Но вот наступает время, когда иссякает богатство. По неумолимому закону, и земному и духовному (Мф.7, 2 – какою мерою мерите, такою и вам будут мерить), все оставляют его: сам по себе он никогда им не был нужен, и судьба его отражает судьбу его отца; он для друзей больше не существует, его удел – одиночество и нищета. Покинутый и отверженный, он терпит голод, холод и жажду. Его бросили на произвол судьбы, как сам он бросил своего отца. Но отец, хоть тоже покинут, богат своей несокрушимой любовью, ради которой он готов жизнь положить за сына, принять даже его отречение, чтобы сын мог свободно идти своим путем. Сына же ждет бесконечно большее несчастье – внутренняя опустошенность. Он находит работу, но это только увеличивает его страдание и унижение: никто не дает ему еды, и он не знает, как добыть ее. А что может быть унизительнее, чем пасти свиней! Для евреев свиньи символ нечистоты, как бесы, которых изгонял Христос. Его работа – образ его состояния; внутренняя нечистота соответствует обрядовой нечистоте свиного стада. Он достиг последнего дна, и теперь из этой глубины он начинает оплакивать свое несчастье.
    Подобно ему, мы чаще оплакиваем свои несчастья, чем благодарим за радости жизни, и не потому, что выпадающие нам испытания чересчур суровы, а потому что мы встречаем их так малодушно и нетерпеливо. Оставленный друзьями, отверженный всеми, блудный сын остается наедине с самим собой и впервые заглядывает в свою душу. Освободившись от всех обольщений и соблазнов, лжи и приманок, которые он принимал за освобождение и полноту жизни, он вспоминает детство, когда у него был отец, и он не должен был, словно сирота, скитаться без крова и пищи. Ему становится ясно, что нравственное убийство, которое он совершил, убило не отца, а его самого, и что та беспредельная любовь, с которой отец отдал свою жизнь, позволяет ему сохранять надежду. И он встает, оставляет свое жалкое существование и отправляется в дом отца с намерением пасть к его ногам в надежде на милость. Но не только воспоминание картины домашнего уюта – огня в очаге и накрытого к обеду стола – заставляют его возвратиться; первое слово его исповеди не “прости”, а “отец”. Он вспоминает, что на него была безгранично излита любовь отца, а из нее проистекали и все блага жизни. (Христос сказал: Ищите же прежде Царства Божия… и это все приложится вам.) Он возвращается не к чужому человеку, который не признает его, которому придется говорить: “Разве ты не помнишь меня? Когда-то у тебя был сын, который предал и покинул тебя – это я”. Нет, из глубин его вырывается слово “отец”, оно подгоняет его и окрыляет надеждой. И в этом он открывает истинную природу раскаяния: в настоящем раскаянии сочетаются видение нашего собственного зла и уверенность, что даже для нас есть прощение, потому что подлинная любовь не колеблется и не угасает. При одном только безнадежном видении наших проступков раскаяние остается бесплодным; оно исполнено угрызений совести и может привести к отчаянию. Иуда понял, что совершил; увидел, что его предательство непоправимо: Христос был осужден и умер. Но он не вспомнил, что Господь открыл о Себе и Своем Небесном Отце; он не понял, что Бог не предаст его, как он предал своего Бога. Он потерял всякую надежду, пошел и удавился. Мысль его сосредоточилась только на его грехе, на нем самом, а не на Боге, Отце Иисуса – и его Отце…
    Блудный сын возвращается домой, потому что память об отце придает ему силу вернуться. Его исповедь мужественна и совершенна: Отче! Я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Он осужден собственной совестью, для себя у него нет оправдания, но в прощении есть тайна смирения, который мы должны учиться снова и снова. Мы должны учиться принимать прощение актом веры в любовь другого, в победу любви и жизни, смиренно принимать дар прощения, когда он предлагается. Блудный сын открыл отцу свое сердце – и значит, был готов принять прощение. Когда он приближается к дому, отец видит его, бежит навстречу, обнимает и целует его. Как часто стоял он на пороге, всматриваясь в дорогу, по которой сын ушел от него! Он надеялся и ждал. И вот, наконец, день, когда его надежда исполнилась! Он видит своего сына, который покинул его богато разодетый, украшенный драгоценностями, ни разу не оглянувшись на дом своего детства, потому что все его помыслы и чувства были в неизведанном, манящем будущем; сейчас отец видит его нищим, в лохмотьях, совершенно подавленным бременем прошлого, которого он стыдится; и без будущего… как-то встретит его отец? Отче, я согрешил… Но отец не позволяет ему отречься от сыновства, он как бы говорит ему: “Вернувшись домой, ты вернул мне жизнь; когда ты пытался убить меня, ты убил себя самого; теперь, когда я вновь ожил для тебя, ты тоже вернулся к жизни!” И обернувшись к слугам, отец дает распоряжение: Принести лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги…
    Многие переводы, в том числе русский, гласят “лучшую одежду”, но в греческом и в славянском тексте говорится о “первой одежде”. Разумеется, “первая одежда” могла быть лучшей в доме, но разве не более вероятно, что отец сказал слугам: “Пойдите и найдите ту одежду, которую мой сын носил в день, когда он ушел, ту, что он бросил на пороге, облекшись в ризу измены”? Если ему принесут лучшую одежду, бедняга будет чувствовать себя неуютно, словно ряженый; у него будет ощущение, что он не дома, а в гостях, и его принимают со всеми приличествующими гостеприимству знаками внимания и почета. В уютном домашнем кругу не надевают лучшую одежду. По контексту вернее думать, что отец посылает за одеждой, которую сын сбросил, а отец поднял, сложил и бережно спрягал, как Исаак хранил одежду, принесенную братьями Иосифа, – разноцветную одежду, испачканную, как он считал, кровью погибшего сына. Так и здесь, юноша сбрасывает свои лохмотья и снова надевает знакомую одежду, чуть поношенную, – она ему впору, по росту, уютна, она ему привычна. Он озирается: годы распутства, обмана и неверности, проведенные вне отчего дома, кажутся кошмаром, – словно их и не было вовсе. Он здесь, дома, как будто никуда и не отлучался; на нем одежда, к которой он привык. Отец рядом, только немного постарел, да морщины стали глубже. Вот и слуги, как всегда, почтительны и смотрят на него счастливыми глазами. “Он снова с нами, а мы думали, что он ушел навсегда; он вернулся к жизни, а мы боялись, что причинив смертельное горе отцу, он погубил свою бессмертную душу, уничтожил свою жизнь!”
    Это возвращение изгладило пропасть, отрезавшую его от отчего дома. Отец идет и дальше – он вручает ему перстень, который не просто обычное кольцо. В древности, когда люди не умели писать, любой документ заверялся перстнем с печатью. Дать кому-то свой перстень означало отдать в его руки свою жизнь, свое имение, семью и честь – все. Вспомните Даниила в Вавилоне, Иосифа в Египте: дарованием перстня со своей руки передают им царь и фараон власть управлять от их имени. Подумайте об обмене обручальными кольцами; этот обмен как бы говорит: “Я верю в тебя и полностью вверяю себя в твои руки. Все, что у меня есть, все, что я есть, безраздельно принадлежит тебе”. У Кьеркегора есть такие слова: “Когда я говорю – моя страна, моя невеста, это означает, что не я обладаю ими, но что я всецело принадлежу им”.
    В притче приведен и другой пример этой отдачи самого себя. Сын потребовал половину богатства своего отца, пожелал обладать тем, что получил бы после его смерти, – и ему-то отец сейчас доверяется. Почему? Просто потому, что тот вернулся домой. Отец не просит отчета в том, что сын делал на стране далече. Он не говорит: “Когда ты мне все расскажешь о себе, я посмотрю, стоит ли доверять тебе”. Он не говорит, как постоянно, прямо или косвенно, делаем мы, когда к нам приходит кто-то, с кем у нас была ссора: “Что же, я возьму тебя на испытание; попробуем восстановить нашу дружбу, но если я увижу твою неверность, все твое прошлое припомнится, и я прогоню тебя, потому что прошлое будет свидетельствовать против тебя, явно доказывая твою постоянную неверность”. Отец ничего не спрашивает. Он не говорит: “Посмотрим”. Он как бы подразумевает: “Ты вернулся. Постараемся вместе загладить ужас твоего отсутствия. Видишь, одежда, которая на тебе, говорит о том, что ничего не произошло. Ты такой же, каким был до ухода. Перстень, который я вручил тебе, служит доказательством, что я не питаю сомнений на твой счет. Все принадлежит тебе, потому что ты мой сын”. И он одевает обувь на ноги его, чтобы, как пишет в Послании к ефесянам апостол Павел, они были обуты в готовности благовествовать мир.
    Для пира закалывают откормленного тельца; этот пир – пир Воскресения, уже пир жизни вечной, трапеза Агнца, пир Царствия. Сын, который был мертв, ожил; он, потерявшийся в земле чуждой, в безвидной пустыне, как говорится в начале книги Бытия, вернулся домой. Отныне сын в Царстве, потому что Царство это – Царство Любви, Царство Отца, Который любит его, спасает, восстанавливает и возвращает к жизни.
    Но тут появляется старший сын. Он всегда был хорошим работником в доме отца, и жизнь его безупречна. Но он так и не понял, что главное в отношениях отцовства и сыновства – не работа, а сердце, не долг, а любовь. Он во всем был верен; но отец у него был, сам он был сыном – только внешне. И брата у него не было. Прислушайтесь к тому, что он говорит отцу. Услышав пение и ликование, он подзывает слугу и спрашивает, что все это значит, А слуга отвечает: Брат твой пришел, и отец твой заколол откормленною теленка, потому что принял его здоровым. Старший сын осердился и не хотел войти. Отец выходит звать его, но тот говорит: Вот, я столько лет служу тебе (слово “служить” по-гречески и по-латински сильное слово, оно означает рабскую обязанность выполнять всякого рода неприятную работу) и никогда не преступал приказания твоего… Он мыслит только в категориях приказаний и преступлений; он никогда не уловил за словами – содержания, в голосе – сердечности, теплоты совместной жизни, в которой и у него и у отца своя роль, – для него все это сводилось к приказаниям и обязанностям, которые он никогда не нарушал. Но ты, – продолжает он, – никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, растративший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Обратите внимание, что он говорит “сын твой”, а не “брат мой”: он не желает иметь ничего общего с этим братом. Я знал подобную семью: отец души не чаял в дочери, а сына считал своим несчастьем; он всегда говорил жене: “моя дочь”, но “твой сын”.
    Итак, перед нами ситуация “сын твой”. Если бы блудный был “брат мой”, все было бы иное: он не преступал бы приказаний отца, но и не получил бы откормленного теленка. Как же отвечает отец? Сын мой! ты всегда со мною, и все мое твое. Отец считает его своим сыном. Да, он сын ему, они всегда вместе, рядом. Для сына же не так: они в полном согласии – а это не одно и то же. У них нет общей жизни, хотя нет и разделения, – они живут вместе, но без единства и глубины. (Все Мое Твое – слова из молитвы Христа Отцу перед предательством.) А о том надобно было радоваться и веселиться, – продолжает отец, – что брат твой сей был мертв и ожил; пропадал и нашелся.
    Итак, путь ведет из глубин греха в отчий дом. Вот что предстоит нам, когда мы решаемся не зависеть больше от общественного мнения и избрать критерием поведения суд Божий, звучащий в голосе совести, открывающийся в Писании, явленный в личности Того, Кто есть Путь, Истина и Жизнь. Как только мы соглашаемся, чтобы Бог и совесть были нашим единственным судьей, пелена спадает с наших глаз; мы становимся способны видеть и понимаем, что такое грех: действие, отрицающее личную реальность Бога и тех, кто нас окружает, сводящее их до положения предметов, которые существуют лишь постольку, поскольку мы можем пользоваться ими без ограничений. Осознав это, мы можем вернуться в себя, освободиться от всего, что крепко держит нас, словно в плену, можем войти в себя и очутиться лицом к лицу с блаженством, которое для этого юноши представляло его детство, время, когда он еще жил в отчем доме.
    Вы, наверное, помните то место в конце Евангелия от Матфея, где Христос велит Своим ученикам вернуться в Галилею. Они только что пережили самые ужасные, мучительные дни в своей жизни. Они видели своего Господа в кольце ненависти, видели, как Он был предан, сами по слабости изменили Ему: в Гефсиманском саду их одолел сон и они разбежались при появлении Иуды. Двое из них издали следовали за своим Господом и Богом до двора Каиафы, где они остались со слугами, а не с Ним, как Его ученики. Один из них, Петр, на тайной вечери сказал, что останется верным, если и все Ему изменят, – и он трижды отрекается от Учителя. Они видели Страсти Христовы. Они видели, как Он умирал. И вот они видят Его живым рядом с собой. Иудея олицетворяет для них пустыню, опустошенность, конец всякой жизни и надежды. Христос отсылает их обратно в Галилею: “Идите туда, где вы впервые увидели Меня, где мы близко общались в обыденной жизни, где не было еще боли, страдания, предательства. Вернитесь к тем дням, когда все было полно невинности и безграничных возможностей. Вернитесь в прошлое, в его глубины. Идите, научит все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам”.
    Возвращение вглубь своего “я” ведет в глубину, где мы впервые увидели жизнь, познали жизнь, где мы были живы в Боге вместе с другими людьми. Только из самой сердцевины этого оазиса прошлого, далекого или близкого, можем мы отправиться в дорогу, в обратный путь с обращением “Отче”, а не “Судия” на устах, с исповеданием греха и с надеждой, которую ничто не в силах уничтожить, с твердой уверенностью, что Бог никогда не допустит нашей приниженности, что Он стоит на страже нашего человеческого достоинства. Он никогда не позволит нам стать рабами, ибо Его творческим Словом и нашим предназначением мы призваны быть сынами и дочерьми Его по усыновлению. Мы можем идти к Нему с полным доверием, зная, что Он ждал нас все то время, пока мы и не вспоминали о Нем. Он Сам выйдет нам навстречу, когда мы нерешительно приближаемся к дому. Он Сам заключит нас в объятия и оплачет наше жалкое состояние, измерить которое мы не умеем, потому что не знаем, ни откуда мы пали, ни сколь высокое призвание презрели. Мы можем идти к Нему в уверенности, что Он оденет нас в первую одежду, в славу, которой Адам лишился в раю. Он облечет нас во Христа, в Котором вся первозданность, более ранняя, чем весенняя свежесть, в которой мы были рождены. Он – человек, каким его задумал, возжелал Бог. В Него мы должны облечься. Слава Духа Святого покроет нас, обнаженных грехом. Теперь мы знаем, что как только мы возвратимся к Богу, Он вернет нам Свое доверие, даст нам перстень, силой которого Адам разрушил гармонию, вызванную к бытию творческой волей Божией; перстень Единородного Сына, Который умер на кресте из-за человеческого предательства и Чья смерть была победой над смертью; Чье Воскресение и Вознесение – наше возвращение – уже эсхатологически осуществились в полноте единения с Отцом.
    Когда мы возвращаемся в отчий дом, когда остаемся лицом к лицу с судом нашей совести и Бога, суд этот не основывается на глубине нашего богословского видения, он основывается не на том, что один только Бог может нам дать как путь приобщенности к Его жизни. Божий суд основывается на одном: “Ты – человек или ты ниже достоинства человека?” Вы, вероятно, вспомните в этой связи притчу об овцах и козлищах у Матфея (25,31-46): Господи! когда мы видели Тебя алчущим… или жаждущим… или странником… или нагим… или больным… или в темнице?.. Если мы не умеем вести себя, как человек, мы никогда не поймем, как вести себя по-Божьи. Если мы возвратились в Отчий дом, если мы должны облечься во Христа, если сияние Духа должно исполнить нас, если мы хотим совершить наше призвание и стать истинными детьми Божиими, Его сынами и дочерьми, мы должны прежде всего изо всех сил постараться добиться того, что в нашей власти – стать человечными, поскольку чувства товарищества, сострадания, милосердия заложены в нас, независимо от того, хороши мы или дурны.
    Мы можем возвратиться к Отцу. Мы можем возвратиться с доверчивой надеждой, потому что Он – хранитель нашего достоинства. Он хочет нашего спасения. Он требует только одного: Сын Мой, отдай сердце твое Мне, все остальное Я сам приложу, – как говорит Премудрый. Эта дорога шаг за шагом ведет нас оттуда, где мы находимся, слепые, вне Царства, хотя страстно желаем увидеть его полноту внутри себя и победу его над всем вокруг; эта дорога ведет нас туда, где мы окажемся перед судом Божиим. Мы видим, как прост этот суд, как велика должна быть в нас надежда и как в этой надежде мы можем идти к Богу, твердо зная, что Он Судия, но в первую очередь Он – Искупитель наш, Тот, Кому человек настолько дорог, драгоценен, что мера, цена нашего спасения в Его очах – вся жизнь, вся смерть, все борение и богооставленность, весь ужас, который претерпел Единородный Сын Божий.
    Митрополит Сурожский Антоний

    18 / 02 / 2006

  11. Vudogar Ответить

    Согласно сюжету этой притчи, блудный сын, уйдя из родительского дома, растратил отцовское наследство, претерпел лишения и смиренно вернулся к отцу с тем, чтобы стать одним из его наемных рабочих. Счастливый отец всецело принял и простил беглеца, несмотря на то, что другой его сын был этим недоволен.
    В этой многогранной по содержанию и замечательной по яркости красок притче, под отцом подразумевается Отец Небесный, а два сына — это кающийся грешник и мнимый праведник. «Блудный сын» – это прообраз всего падшего человечества и, одновременно, каждого отдельного грешника, который душою своею удаляется от Бога и предается своевольной, грешной жизни; .
    «Часть имения», т.е. доля имения младшего сына, – это дары Божии, которыми наделён каждый человек (жизнь, здоровье, сила, способности, таланты). Требование у отца части имения для употребления ее по произволу, – стремление человека свергнуть с себя покорность Богу, и следовать собственным помыслам и пожеланиям. Получив свою часть отцовского имущества, младший сын уходит «в дальнюю страну», на чужбину – место отдаления от Бога, где он перестаёт думать о своем отце, где он «живёт распутно», то есть предаётся греховной жизни, отчуждающей человека от Создателя. Там своими грехами он губит свою душу и растрачивает все дары, какие получил от Бога. Это приводит его к нищете – полному духовному опустошению. Это и неудивительно, ибо человек, вступивший на путь греха, следует по пути эгоизма, самоугождения. И вот, точно после тяжёлой болезни, он понимает своё бедственное положение. Тогда появляется в нем решимость оставить грехи и покаяться. Когда же грешник, образумившись, приносит Богу-Отцу искреннее покаяние, со смирением и с надеждою на Его милосердие, то Господь, как Отец милосердный, радуется с ангелами Своими обращению грешника, прощает ему все его беззакония (грехи), как бы велики они ни были, и возвращает ему Свои милости и дары. Здесь надо отметить, что внешние бедствия часто посылаются Богом грешникам, чтобы их вразумить. Это – Божий призыв к покаянию.
    Старший же сын возвращается с работы и не хочет войти в дом свой, где веселятся по случаю возвращения брата, несмотря на зов отца; он упрекает отца за нелюбовь к нему, выставляет на вид труды свои, бесчувственно-холодно отзывается о брате, укоряет отца, что он так поступает в настоящем случае. «Старший сын» — это образ фарисея, строгого исполнителя Закона, хвалящегося исполнением воли Божией, не хотящего иметь общения с мытарями и грешниками, гордого, самомненного праведника и завистника. Старший сын не был виноват перед своим отцом, он всегда был хорошим работником в доме отца и жизнь его была безупречна, пока не вернулся его грешный брат. Возврат блудного брата вызвал в старшем сыне зависть – этот страшный грех, который привел к первому человеческому убийству и к убийству Самого Спасителя.
    Рассказом о старшем сыне Спаситель учит тому, что всякий верующий христианин должен от всей души желать всем спасения, радоваться обращению грешников, не завидовать Божией любви к ним и не считать себя достойным Божиих милостей больше, чем те, кто обращается к Богу от прежней своей беззаконной жизни.
    По мнению митрополита Сурожского Антония, «эта притча чрезвычайно богата содержанием. Она лежит в самой сердцевине христианской духовности и нашей жизни во Христе; в ней человек изображен в тот самый момент, когда он отворачивается от Бога и оставляет Его, чтобы следовать собственным путем в “землю чуждую”, где надеется найти полноту, преизбыток жизни. Притча также описывает и медленное начало, и победоносное завершение пути обратно в отчий дом, когда он, в сокрушении сердца, избирает послушание.»

    В этой притче, едва ли не главное место занимает поведение Отца, Его превосходящая все человеческие понятия доброта, любовь к грешнику и радость по поводу возвращения к Нему блудного сына. «…Когда он был еще далеко, увидел его отец его», – говорит нам Евангелие, а значит отец ждал и, может быть, каждый день смотрел, не возвращается ли сын его. «Увидел и сжалился, и побежав, бросился к нему на шею и целовал его». Сын начал было исповедь, но отец не дал ему и договорить; он уже всё простил и забыл. Отец не стал требовать доказательств покаяния своего сына потому, что он видел, что сын его преодолел стыд и страх, чтобы вернуться домой. Он не говорит: «Когда ты мне все расскажешь о себе, я посмотрю, стоит ли доверять тебе». Отец ничего не спрашивает. Он не говорит: «Посмотрим». Он велит слугам своим дать ему лучшую одежду, обувь и перстень на руку. Перстень – это указание на Божий дар прощённому грешнику – дар Божией Благодати, в который он облекается для спасения души. По толкованию блаж. Феофилакта перстень в притче свидетельствует о возобновлении единения грешника с Церковью земной и Небесной.
    Трудно словами передать полноту любви Божией к падшим грешникам. Пожалуй, никто лучше не приоткрывает нам эту любовь Божию, о которой мы читаем в притче о блудном сыне, чем апостол Павел в своем 1-м послании к Коринфянам: «Любовь долготерпит, милосердствует, …любовь не гордится, …не раздражается, не мыслит зла. Не радуется неправде, а сорадуется истине. Всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит» (1 Кор. 13:4-7). Уместно здесь упомянуть, что ГРЕХ, всякий грех, есть преступление против ЛЮБВИ и что, по-настоящему, покаяние может совершиться только перед лицом Совершенной Любви, ибо Бог есть Любовь (1 Ин. 4:8).

    Значение Недели о блудном сыне

    В эту неделю православная Церковь показывает пример неисчерпаемого милосердия Божия ко всем грешникам, которые с искренним раскаянием обращаются к Богу. Таким образом, Церковь учит христиан, что истинная полнота и радость жизни заключается в благодатном союзе с Богом и постоянном общении с Ним, а удаление от этого общения служит, напротив, источником всевозможных бедствий и унижений.

    Особенности седмицы

    На этой седмице Церковь приучает верующих к подвигу поста постепенным введением воздержания: после сплошной Седмицы о мытаре и фарисее она восстанавливает пост в среду и пятницу, затем, по окончании Седмицы о блудном сыне возводит христиан на важную ступень подготовительного воздержания запрещением вкушать мясную пищу и позволением употреблять лишь сырную.
    Седмица после Недели о блудном сыне (25 февраля – 2 марта) и заключающая ее Неделя называется «мясопустной» по той причине, что на этой Неделе полностью заканчивается вкушение мяса.

  12. Daramar Ответить

    Уходя из дома, зная Кто есть Отец, совершая намеренный поступок против воли Бога, я поступаю точно также, как и младший сын. И все то, что происходило с младшим сыном во время его «путешествия» начинает происходить с теми, кто решил оставить дом отца. Мы можем испытывать радость от той «свободы», что получили, но эта свобода больше похожа на ту свободу, о которой говорил апостол Павел и которая является скорее прикрытием для нашей греховной натуры. Этот период радости никогда не длится долго. Я знаю это, т. к. истинная радость есть плод Духа, а та радость, что приходит от материального мира крайне обманчива и временна. Вот в этот-то момент начинают приходить первые мысли о том, что, наверное, мы поступили неправильно. Не каждому хватит сил признаться себе в этом и вернуться обратно.
    Я знаю это и по себе и по тем, кого я знаю лично. Стыд, страх осуждения и неверие в принятие могут остановить человека навсегда. Это тоже последствия греха. Без понимания того, Кто есть истинный Бог, невозможно сделать этот шаг. Ведь только вера в то, что тебя примут и простят, вера в то, что тебя не осудят, выслушают, а быть может и никогда не будут спрашивать о прошлом может придать уверенности в дальнейшем движении. И здесь мы переходим к третьей фигуре этой библейской притчи — Отцу.
    Когда я читаю эту притчу, то вижу, что все три участника испытывают боль. Младший сын испытал боль от своей ошибки, а возможно потом и от осуждения старшего брата. Старший сын испытал боль от того, что увидел несправедливость во всем этом, пусть это и его вина, но ему было больно. Единственное, что не показано в этой притче из Библии, так это того, что отец испытал боль. И его боль касалась уже обоих его сыновей — младшего и старшего. Отцу было больно от того, что младший сын не послушал его. Ему было больно потом из-за того, что его сыну пришлось несладко в дальней стране. Ему было больно видеть, как грех разрушает его жизнь, но он ничего с этим поделать не может — ведь одно из самых сильных проявлений любви, как мы видим это в Библии, и как пишет об этом Генри Нувен есть предоставление свободы:
    «И отпустил Его на свободу, даже зная о том, какие страдания это причинит и Сыну, и Ему Самому. Именно любовь не позволила Ему оставить Сына дома любой ценой. Именно в силу любви Он позволил Сыну самому выбирать Свою жизнь, даже несмотря на опасение, что Он может её утратить». (стр. 54)
    В этом поступке раскрывается невероятная любовь и забота Бога о Своих сыновьях. То, что может нам показаться отсутствием любви, является на самом деле важнейшим её проявлением — предоставление свободы выбора. Как родитель двух дочерей могу сказать, что чем больше мои дочери растут, тем страшнее мне от того, что уже совсем скоро они могут захотеть «отправиться в далекую страну», а я должен буду их отпустить, если люблю их. Мы стараемся «защитить» своих близких и родных от различного рода пагубного влияния этого мира, но что делает Отец в этой библейской притче? Он отпускает своего сына, зная, с чем он встретится.
    Генри Нувен пишет о младшем сыне:
    «Блудный сын по возвращении домой перестает быть ребенком. Он, притязая на сыновство, сам становится отцом». (стр. 141)
    Когда блудный сын вернулся домой он перестал быть ребенком. На самом деле я думаю, что он перестал быть ребенком уже тогда, когда решил взять ответственность за свои ошибки и сказал:
    «Наконец, одумавшись, он сказал сам себе: «Сколько слуг у отца моего, и все имеют еду в изобилии, а я умираю здесь от голода. Пойду к отцу своему и скажу ему: Отец! Я согрешил перед Богом и тобой. Я больше не достоин называться твоим сыном, позволь же мне быть твоим слугой». (Евангелие от Луки 15:17-19)
    Взросление наступило, по моему мнению, именно здесь. Ему оставалось лишь завершить начатое. Покаяние произошло здесь, подобно тому, как когда-то Иаков боролся с Богом до зари за мир со своим братом, блудный сын боролся за то, чтобы признаться себе в своем грехе. Когда эта основная борьба была пройдена, то все остальное было формальностью. Поэтому легко попросить прощения и признаться в чем-то, если в сердце произошло истинное покаяние и осознание, и напротив — так сложно попросить прощение у кого-то, если в сердце по прежнему живет протест.
    Эта притча является примером того, как Бог обращается с каждым из нас. Он любит нас, поэтому позволяет нам ошибаться и даже уходить из Его дома. Он прощает нас, когда мы ведем себя подобно старшему брату, любя нисколько не меньше. В глазах Бога мы все одинаково хороши или одинаково плохи перед Ним. Мы лишь тогда отличаемся от других, когда наша жизнь смиренна перед Ним, но сама по себе «праведная» или правильная жизнь не может привести нас в это состояние. Зная это, можно смело сказать, что Бог всегда примет нас, если мы раскаиваемся и признаемся в наших грехах и наших проступках. Мы знаем, что Он судья, мы знаем, что «плата за грех — смерть», но мы знаем также, что Бог хочет спасти, а не судить. И выбор, как Бог поступит с нами, находится в наших же руках и за этот выбор мы ни в коем случае не должны винить Бога. Мы делаем этот выбор. Бог сделал все, чтобы примириться с нами. Теперь наш черед — примириться с Ним.

  13. PRAKT!K Ответить

    У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение своё, живя распутно. Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево своё рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих.
    Встал и пошел к отцу своему. И когда он был ещё далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться.
    Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся.

  14. Ninn Ответить

    Здравствуйте, Анна!
    Данная притча весьма ёмкая и многогранная, имеющая много разных пластов и смыслов. И ваше наблюдение по-своему справедливо. Например, митрополит Антоний (Блюм), один из выдающихся проповедников ХХ века, как раз рассуждал примерно в этом же ключе:
    «Как часто мы бываем жестоки к людям вокруг нас, которых мы ставим на положение старшего сына, никогда не признанного, всегда ожидая, что он сделает нужное, неуклонно и совершенно».
    Но обратите внимание и на другую сторону. Не случайно перед этой притчей Иисус приводит пример из обыденной жизни: пастух, имеющий в стаде сто овец, если обнаруживает пропажу хотя бы одной, то идет искать ее одну, беспокоясь о ней больше, чем об остальных 99! А когда найдет, будет радоваться об этой пропавшей больше, чем о тех же 99, никуда не пропадавших (см. Лк. 15, 3-7). Если у Вас этот пример не вызывает возражений, тогда смотрите дальше: отец фактически потерял младшего сына, не зная, что с ним, долгие годы. Он мог считать его уже погибшим. И вот сын объявляется, и отец уже вне себя от радости. Он забывает про всё на свете, в том числе старшего сына, и для него единственная радость сейчас – его возвратившийся младший сын. Ему всё внимание, для него пир горой. Да, здесь есть некоторая несправедливость, но, согласитесь, её можно понять. Если Вы мать не одного ребенка, то, наверно, поймете. А вот трагедия старшего сына в том, что он всё то долгое время не переживал о брате так, как переживал отец, и не испытывал к нему любви и связанного с ней беспокойства о его судьбе. Более того, он, возможно, даже намеренно вычеркнул его из своей жизни. И когда его без вести пропавший брат объявился, он не почувствовал никакой радости, но стал упрекать отца, что тот так принял этого нерадивого, распутного сына своего, «растратившего имение своё с блудницами». Можно задуматься, ну а если не было бы никакого пира, принял бы этот старший брат своего младшего с радостью и любовью? Прочувствовал бы все то, что творилось у того в душе, как отец?..
    Надеюсь, что ответил хотя бы отчасти на ваш вопрос.

  15. Coiri Ответить

    Притча о блудном сыне, которую мы слышим на Литургии во второе, подготовительное перед Великим постом воскресенье, в некотором смысле могла бы быть биографией каждого человека. Впрочем, уместно заметить: ну почему же каждого – ведь не всякий человек уже верит в Бога и даже если и слышал эту притчу, то вряд ли сопоставляет себя и свою жизнь с евангельским блудным сыном. Оно, конечно, верно. Не каждый. Но жизнь любого человека, верующий он или нет, независимо от того, в начале он этой жизни или уже на закате ее – это чудо и дар. Даже если он этого не понимает. Даже если не верит и если он совсем далеко. Объятия Отчие открыты… И долгая ночь заканчивается.
    Я иногда размышляю над тем, что наша земная временная жизнь подобна части великого наследства. Мое временное, земное – есть некое отражение, отблеск того, что уготовано мне в будущем. Но в настоящем я живу не этой минутой, а скорее опытом прошлого, очень часто не задумываясь о следующей секунде. Поэтому нередко бывает так, что и жизнь похожа на просмотр старого фотоальбома. Почему это происходит? В действительности, наверное, я не совсем доволен, а зачастую и очень недоволен, самим собой настоящим. Будущее в этом недовольстве тоже неутешительно, поэтому остается довольствоваться прошлым. А там и правда было хорошо. Там было лето в деревне, там родители живы и молоды, там я сам – без груза ошибок и грехов. Поэтому легче всего обратиться к теплой ретроспективе и нежиться в ней, пока реальность не задаст вопрос: а дальше-то что?
    И вот в действительности самое важное – это «дальше». Мне дана в дар жизнь, которой я волен распорядиться на свое усмотрение. Это удивительная правда, она прекрасна и ужасна одновременно. Прекрасна, потому что в ней заложен великий замысел Бога о нас – вечных и свободных, ужасна же потому, что я сам распоряжаюсь ею так, как будто бы мне в тесном помещении выделили кучу песка, и я занят лишь тем, что просеиваю этот песок через пальцы, бессмысленно глядя, как набранная горсть рассыпается и уменьшается у меня же в руках. Может быть, это просто мой личный опыт?
    Но притча о блудном сыне раскрывает мне совсем иной образ отошедшего в страну далекую человека. Весь мрак его растраченной впустую жизни покрывается одним важным решением. Решением вернуться, обратиться, прийти к исходной точке, зная, что она уже давно не исходная, понимая, что, возможно, его уже давно не ждут и уж тем более не ждут с радостью. Но в его сердце жизнь наполняется решимостью, твердым намерением, которые дают ему силы не просто сожалеть и вздыхать о том, как раньше-то в папином имении было хорошо, а идти и вернуться в отчий дом в любом качестве. Даже наемника, раба, того, кто будет на задворках, того, кто, возможно, будет презираем и нелюбим.
    И вот даже при такой перспективе он все равно возвращается, зная, что, несмотря ни на что, именно там он обретет покой. И тогда обращение его вознаграждается. Ибо он не только прощен, но неизменно ожидаем все эти долгие годы в своем доме. И он не просто принят, но он вновь обретает перстень наследника, часть сына, и он не отвергнут и не осужден, и тогда повествование Евангелия оставляет нам его на руках отца.
    И да, недоволен его брат, и да, его вопросы и его недовольство по-человечески обоснованы, но в том-то и дело, что эти его чувства, конечно же, слишком человеческие. «Твой брат был мертв – и вот, он снова жив». Нет, не наше общепринятое «да ладно тебе, с кем не бывает», не малодушие и не попустительство беззаконию и греху, а радость об ожившем от смерти, об обратившемся и раскаявшемся.

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *