Герой нашего времени в каком году был написан?

12 ответов на вопрос “Герой нашего времени в каком году был написан?”

  1. Doomwing Ответить

    История создания романа «Герой нашего времени» включает в себя третий важнейший этап написания текста произведения.
    По мнению литературоведов, писатель трудился над созданием текста в течение 1838-1841 гг. До сих пор в науке идут споры относительно того, какой была последовательность написания частей произведения. Считается, что сначала автор написал «Тамань», потом «Фаталиста», за ними части «Максим Максимыч» и «Бэла».
    При этом последовательность публикации разных частей будущего единого романа не совпадали с их созданием. Первой в 1839 году была опубликована будущая часть под названием «Бэла». Тогда она имела такое наименование «Из записок офицера на Кавказе». На эту небольшую повесть сразу же обратил свое внимание известный критик В.С. Белинский, заявив, что автор создал новый жанр прозы о Кавказе, который противостоит стили и жанровому своеобразию записок Марлинского (сосланного на Кавказ в действующую армию декабриста А.А. Бестужева).
    Следующей была опубликована повесть «Фаталист» (1839 год). Современникам очень понравилось это произведение. Позже биографы Лермонтова высказали две основных версии происхождения сюжета: согласно первой из них, эпизод с офицером, стрелявшим в себя на пари, промахнувшемся, но погибшем в тот же вечер от шашки пьяного казака, произошел на глазах самого Лермонтова и его друга Столыпина в одной из казачьих станиц; согласно второй версии, свидетелем произошедшего был родной дядя писателя, который и поведал потом племяннику эту страшную и загадочную историю.
    Следующей была опубликована «Тамань». Произошло это уже в 1840 году. Биографы писателя полагают, что Лермонтов описал в этой части событие, которое произошло с ним самим. Он сам в 1838 году был по делам службы на Тамани, и там молодого офицера приняли за полицейского, который выслеживает контрабандистов.
    Довольный успехом своих повестей, Лермонтов в 1840 году решил опубликовать их в одном романе. Добавив последнюю часть «Максим Максимович» он сделал сюжет более целостным и понятным читателям. При этом образ главного героя произведения открывается читателям не сразу: сначала мы встречаем Печорина в первой части («Бэла). Здесь его описывает добрейший служака Максим Максимович. Читатели по-разному оценивают личность Печорина, который украл молодую черкешенку, однако не сумел принести ей счастья и уберечь ее жизнь. Во второй части «Максим Максимович» мы видим описание портрета главного героя и перед нами раскрывается его личный дневник. Здесь уже читатели в полном объеме понимают, кем является герой романа. В эту часть включены два важнейших эпизода его литературной биографии: рассказ о приключении Печорина на Тамани и о его любовном коллизии с княжной Мери Лиговской. Завершается роман «Фаталистом», который подводит итог рассказу о печальной судьбе Печорина.
    История написания «Героя нашего времени» включает в себя и многочисленные споры современников о том, кто является прототипом главного героя этого произведения. Литературоведы называют много разных имен, начиная от личности известного красавца, франта и дуэлянта А.П. Шувалова и заканчивая образом самого Лермонтова.
    Так или иначе, этот роман сегодня является классикой русской литературы, гениальным произведением, которое показывает нам целый пласт русской жизни, быта и культуры начала позапрошлого века.

  2. Blocky Ответить

    Позднейшие оценки критиков, в основном из демократического лагеря, фиксировались на образе Печорина как «лишнего человека» — закономерного представителя 1830-х годов, которому противопоставлены «новые люди» 1860-х. Для Герцена, Чернышевского, Писарева Печорин становится типом, его называют во множественном числе наряду с предшественником: «Онегины и Печорины». Так или иначе все критики XIX века рассматривают вопрос о национальном в Печорине. Показательна здесь перемена во взглядах
    Аполлона Григорьева
    Аполлон Александрович Григорьев (1822–1864) — поэт, литературный критик, переводчик. С 1845 года начал заниматься литературой: выпустил книгу стихов, переводил Шекспира и Байрона, писал литературные обзоры для «Отечественных записок». С конца 1950-х годов Григорьев писал для «Москвитянина» и возглавлял кружок его молодых авторов. После закрытия журнала работал в «Библиотеке для чтения», «Русском слове», «Времени». Из-за алкогольной зависимости Григорьев постепенно растерял влияние и практически перестал печататься.
    ?
    . В 1850-е он считал Печорина чуждым русскому духу байроническим героем: для критика он — «поставленное на ходули бессилие личного произвола». В 1860-е, смешивая романтический эстетизм с почвенническими идеями, Григорьев писал уже другое: «Может быть, этот, как женщина, нервный господин способен был бы умирать с холодным спокойствием Стеньки Разина в ужаснейших муках. Отвратительные и смешные стороны Печорина в нём нечто напускное, нечто миражное, как вообще вся наша великосветскость… основы же его характера трагичны, пожалуй, страшны, но никак уже не смешны».
    Читатели XIX века никогда не забывают о Печорине, многие принимают его за образец в быту, в поведении, в личных отношениях. Как пишет филолог Анна Журавлёва, «в сознании рядового читателя Печорин уже несколько упрощается: философичность лермонтовского романа не воспринимается публикой и отодвигается в тень, зато разочарованность, холодная сдержанность и небрежность героя, трактуемые как маска тонкого и глубоко страдающего человека, становятся предметом
    подражания»
    5
    Журавлёва А. И. Лермонтов в русской литературе. Проблемы поэтики. М.: Прогресс-Традиция, 2002. C. 218.
    ?
    . Появляется феномен «печоринства», вообще-то предсказанный ещё самим Лермонтовым в фигуре Грушницкого. Салтыков-Щедрин пишет в «Губернских очерках» о «провинциальных Печориных»; в «Современнике» печатается роман
    Михаила Авдеева
    Михаил Васильевич Авдеев (1821–1876) — писатель, литературный критик. После отставки со службы начал заниматься литературой: печатал повести и романы в журналах «Современник», «Отечественные записки», «Санкт-Петербургских ведомостях». Известность ему принесли романы «Тамарин» (1852) и «Подводный камень» (1862). В 1862 году Авдеева арестовали за связи с революционером Михаилом Михайловым и выслали из Петербурга в Пензу. В 1867 году он был освобождён от надзора.
    ?
    «Тамарин», где облик героя списан с Печорина, хотя Тамарин и относится к «людям дела». По адресу Печорина прохаживается ультраконсервативная беллетристика: одиозный
    Виктор Аскоченский
    Виктор Ипатьевич Аскоченский (1813–1879) — писатель, историк. Получил богословское образование, исследовал историю православия на Украине. В 1848 году издал первую книгу, посвящённую биографиям русских писателей. Известность Аскоченскому принёс антинигилистический роман «Асмодей нашего времени», вышедший в 1858 году. С 1852 года издавал ультраконсервативный журнал «Домашняя беседа». Два последних года жизни провёл в больнице для душевнобольных.
    ?
    выпускает роман «Асмодей нашего времени», главный герой которого — карикатура на Печорина с говорящей фамилией Пустовцев. Вместе с тем «Герой нашего времени» стал предметом серьёзной рефлексии в последующей русской литературе: чаще всего здесь называют Достоевского. Его герои — Раскольников, Ставрогин — во многом близки Печорину: как и Печорин, они претендуют на исключительность и по-разному терпят крах; как и Печорин, они ставят эксперименты над собственной жизнью и жизнью других.
    Присутствие энтузиаста обдаёт меня крещенским холодом, и я думаю, частые сношения с вялым флегматиком сделали бы из меня страстного мечтателя
    Михаил ЛермонтовСимволисты, главным образом Мережковский, видели в Печорине мистика, посланника потусторонней силы (герои Достоевского, как и Печорин, безнравственны «не от бессилия и пошлости, а от избытка силы, от презрения к жалким земным целям добродетели»); марксистские критики, напротив, развивали мысль Белинского о том, что Печорин — характерная фигура эпохи, и возводили весь роман к классовой проблематике (так,
    Георгий Плеханов
    Георгий Валентинович Плеханов (1856–1918) — философ, политик. Возглавлял народническую организацию «Земля и воля», тайное общество «Чёрный передел». В 1880 году эмигрировал в Швейцарию, где основал «Союз русских социал-демократов за границей». После II съезда РСДРП Плеханов разошёлся во взглядах с Лениным и возглавил меньшевистскую партию. Вернулся в Россию в 1917 году, поддержал Временное правительство и осудил Октябрьскую революцию. Умер Плеханов через полтора года после возвращения от обострения туберкулёза.
    ?
    считает симптоматическим, что в «Герое» обойдён стороной крестьянский
    вопрос)
    6
    Найдич Э. Э. «Герой нашего времени» в русской критике // Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени. М.: Изд-во АН СССР, 1962. С. 193.
    ?
    .
    «Герой нашего времени» — один из самых переводимых русских романов. На немецкий отрывки из него перевели уже в 1842 году, на французский — в 1843-м, на шведский, польский и чешский — в 1844-м. Первый, достаточно вольный и неполный английский перевод «Героя нашего времени» появился в 1853 году; из последующих английских изданий, которых было больше двадцати, стоит упомянуть перевод Владимира и Дмитрия Набоковых (1958). Ранние переводчики часто жертвовали «Таманью» или «Фаталистом». Все эти переводы активно читались и оказывали влияние; один из французских переводов был опубликован в журнале Le Mousquetaire Александром Дюма; примечательно, что молодой Джойс, работая над первой версией «Портрета художника в юности» — «Героем Стивеном», — называл «Героя нашего времени» «единственной известной мне книгой, напоминающей
    мою»
    7
    Потапова Г. Е. Изучение Лермонтова в Великобритании и США // Творчество М. Ю. Лермонтова в контексте современной культуры. СПб.: РХГА, 2014. С. 234.
    ?
    .
    В СССР и России «Герой нашего времени» экранизировался шесть раз и многократно инсценировался — вплоть до балета в Большом театре (2015, либретто Кирилла Серебренникова, композитор — Илья Демуцкий). Последние новинки в области паралитературы не хуже голосования наших экспертов доказывают, что «Герой нашего времени» остаётся внутри орбиты актуальных текстов: в одной из российских хоррор-серий вышел роман «Фаталист», где Печорину противостоят зомби.

  3. DanizelDosGames Ответить

    Тщательные авторские искания, поиски, сравнения и сопоставления привели М.Ю. Лермонтова к тому, что на свет родился первый в России психологический роман «Герой нашего времени». Но далеко не все читающие и любящие это произведение знают историю его создания.
    По возвращении в Петербург из кавказской ссылки в 1837 году Лермонтов всерьез берется за перо. Учеными часто высказывалось мнение о том, что «Тамань» и «Фаталист» были написаны раньше, чем все остальные главы романа и предполагались как отдельные произведения для цикла «Кавказских повестей». Эту теорию подкрепляет тот факт, что они обособленно печатались в журнале «Отечественные записки».
    В 1839 году Лермонтов начинает первую редакцию. Появляются три произведения – «Бэла», «Максим Максимыч» и «Княжна Мери», причем «Бэла» выходит из под пера автора раньше всех. В августе писатель начинает подготовку к печати романа, переписывает его из черновиков в одну тетрадь. В роман включается новелла «Фаталист», а название произведения звучит так – «Один из героев нашего века».
    Вторая редакция приходится на осень 1839 года. В первую часть романа теперь входят «Бэла» и «Максим Максимыч», а во вторую – «Фаталист» и «Княжна Мери». Чуть позже поэт вводит в начало романа «Тамань», а «Фаталиста» оставляет в заключительной части как новеллу, раскрывающую особый философский смысл произведения.
    «Журнал Печорина» — такое название записок героя появляется уже в третьей редакции автора. Добавляется и предисловие, где Лермонтов признается, что портрет героя он составил «из пороков всего нашего поколения». Определяется конечное название романа — «Герой нашего времени». В 1840 году автор получает цензурное разрешение, после чего книга поступает в продажу и расходится в короткие сроки. Спустя год выходит второе издание романа.
    Психологический роман М.Ю. Лермонтова и по сей день не теряет своей значимости и актуальности. Тема лишнего человека, потерянной и одинокой души и сейчас находит отклик в сердцах читателей. Можно по праву сказать, что это одно из величайших произведений XIX века, которое, постепенно рождаясь, каждый раз обрастало новыми элементами и вплетало красочные нити в канву повествования.

  4. ammonium Ответить

    Каждый его современник может быть Печориным!
    Основная тема «Героя нашего времени» – лишний человек. Печорин намного умнее и дальновиднее остальных, но в этом его беда. Окружающие его люди, может быть, не так умны и дальновидны, но они живут настоящими чувствами: они любят, страдают, сочувствуют. Печорин считает себя выше всего этого: он холодный, расчетливый и циничный молодой человек, не подвластный эмоциям.
    Произведение Лермонтова «Герой нашего времени» было создано в эпоху «безвременья». Социально – политическая подоплека этого романа ясно дает понять, что государство, уничтожившее деятельных и прогрессивных молодых людей, стремящихся к изменению устаревшего уклада жизни, в последующем поколении убило все стремления.
    На смену деятельным декабристам, взывающим к светлым идеалам, пришло новое, потерянное поколение, разочаровавшееся в высоких стремлениях в служении родине, и пресыщенное светской жизнью.
    Смысл «Героя нашего времени» – это показательное отображение эпохи, предостережение будущему поколению. Это яркий пример того, как можно быть умным, образованным человеком, но потерять себя, суть своего существования.
    Проблематика отношений Печорина с обществом раскрывает разные грани его характера, герой вызывает как антипатии, так и симпатии к своей личности, в этом и проявился психологизм всего произведения в целом.

    Композиция

    Проводя в «Герое нашего времени» анализ произведения, необходимо разобрать композицию романа. Главная его особенность – хронологическая несогласованность эпизодов. Части романа следуют не по порядку, действия, которые в них происходят, совершенно непоследовательны. Таким выразительным способом автор выражает основную мысль романа. Такая неординарная идея автора приводит читателя к выводу, что судьба человека не зависит от окружающих событий и их последовательности, а находится в зависимости лишь от его разума.

  5. Mikagore Ответить

    1836 — Михаил Юрьевич Лермонтов начал писать роман «Княгиня Лиговская», в котором впервые появился гвардеец Печорин. Ромн закончен не был. Образ Печорина из «Княгини Лиговской» более автобиографичен. Свое сходство с Печориным «Героя нашего времени» Лермонтов отрицал
    1839, первая половина марта — В журнале «Отечественные записки» за подписью «М. Лермонтов» напечатана «Бэла. Из записок офицера о Кавказе».
    1839, 18 марта — в «Литературных прибавлениях» к газете «Русский инвалид» помещено сообщение о том, что в мартовской книжке «Отечественных записок» напечатан рассказ Лермонтова «Бэла»
    1839, 16 сентября — в «Литературных прибавлениях» к «Русскому инвалиду» сообщалось, что в ближайшей книжке «Отечественных записок» будет напечатана повесть Лермонтова «Фаталист»
    1839, 5 ноября — редактор и издатель «Отечественных записок» А. А. Краевский пишет цензору А. В. Никитенко: «Со мной случилась беда ужасная. Наборщики и верстальщик в типографии, вообразив, что от вас получена уже чистая корректура „Фаталиста“, третьего дня отпечатали весь лист, в котором помещалась эта повесть, оттиснув таким образом 3000 экз… .можете представить весь мой ужас…, прошу вас позволить… напечатать эту статью без ваших изменений… Я бы не умолял вас, …если бы не видел, что эта маленькая статейка может пройти в своем первоначальном виде. Лермонтова любит и князь Михаил Алексндрович Дундуков-Корсаков, и министр С. С. Уваров; право, тут худа быть не может…»
    1839, 10 ноября — в «Литературных прибавлениях» к «Русскому инвалиду» дано сообщение, что в ноябрьской книжке «Отечественных записок» напечатаны стихотворение Лермонтова «Молитва» и повесть «Фаталист»
    1840, первая половина февраля — в февральской книжке «Отечественных записок» напечатаны «Тамань» (с. 144—154) и «Казачья колыбельная песня» (с. 245—246), подписанные «М. Лермонтов».
    1840, первая половина апреля — вышло в свет первое издание романа «Герой нашего времени»
    1840, 27 апреля — в «Литературной газете» — извещение о выходе «Героя нашего времени»
    1840, 5 мая — в газете «Северная пчела» (№ 98) и в ряде следующих номеров — извещение о выходе в свет «Героя нашего времени»
    1840, 14 мая — в «Отечественных записках» — статья Белинского (без подписи) о романе Лермонтова
    1840, 25 мая — в «Литературной газете» снова без подписи напечатана сочувственная рецензия литературного критика В. Г. Белинского на «Героя нашего времени»
    «Печорин — Это Онегин нашего времени, герой нашего времени. Несходство их между собою гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою. Онегин является в романе человеком, которого убили воспитание и светская жизнь, которому все пригляделось, все приелось, все прилюбилось… Не таков Печорин. Этот человек не равнодушно, не апатически несет свое страдание: бешено гоняется он за жизнью, ища ее повсюду; горько обвиняет он себя в своих заблуждениях. В нем неумолчно раздаются внутренние вопросы, тревожат его, мучат, и он в рефлексии ищет их разрешения: подсматривает каждое движение своего сердца, рассматривает каждую мысль свою. Он сделал из себя самый любопытный предмет своих наблюдений и, стараясь быть как можно искреннее в своей исповеди, не только откровенно признается в своих истинных недостатках, но еще и выдумывает небывалые или ложно истолковывает самые естественные свои движения»
    1840, 12 июня — Отрицательный отзыв Николая I о романе «Герой нашего времени» в письме к императрице
    «Я прочел Героя до конца и нахожу вторую часть отвратительною, вполне достойную быть в моде. Это то же преувеличенное изображение презренных характеров, которые находим в нынешних иностранных романах. Такие романы портят нравы и портят характер. Потому что, хотя подобную вещь читаешь с досадой, все же она оставляет тягостное впечатление, ибо в конце концов привыкаешь думать, что свет состоит только из таких индивидуумов, у которых кажущиеся наилучшие поступки проистекают из отвратительных и ложных побуждений. Что должно явиться последствием? Презрение или ненависть к человечеству…
    …Итак, я повторяю, что по моему убеждению это жалкая книга, показывающая большую испорченность автора»

    1840, 15 июня — в «Отечественных записках» — начало статьи Белинского о романе М. Ю. Лермонтова
    1840, 14 июля — в «Отечественных записках» — окончание статьи Белинского о романе М. Ю. Лермонтова
    1840, 16 и 17 декабря — в «В Северной пчеле» в форме письма к её редактору, писателю, журналисту, литературному критику Ф. В. Булгарину напечатан восторженный отзыв журналиста , литературного и театрального критика В. С. Межевича о «Герое нашего времени» и о первом издании «Стихотворений М. Лермонтова». Как утверждали современники, издатель И. Глазунов попросил Булгарина услужить ему и написать похвальную рецензию, чтобы публика быстрей раскупила «Героя нашего времени». Тот поросил Межевича…
    Другие статьи
    «Евгений Онегин»
    «Капитанская дочка»
    «Медный всадник»
    «Мертвые души»
    «Недоросль»
    «Собачье сердце»
    «Ася»
    «Мцыри»
    «После бала»
    «Василий Тёркин»
    «Отцы и дети»
    «Повести Белкина»
    «Ревизор»
    Повесть «Шинель»
    «12 стульев»
    «Сказки Пушкина»
    Даниель Дефо и «Робинзон Крузо»

  6. Одноклассница Ответить

    Примечания к повести
    Из Собрания сочинений в 4-х томах. Т. 4. М., “Правда”, 1969
    Впервые опубликовано: “Бэла” – в “Отечественных записках” (1839, т. 2, щ 3); “Фаталист” – в “Отечественных записках” (1839, т. 6, щ 11); “Тамань” – в “Отечественных записках” (1840, т. 8, щ 2); первое отдельное издание полностью – СПб., 1840. Работа над романом была начата в 1838 году, а закончена в 1839 году. Предисловие к “Герою нашего времени” написано в 1841 году и впервые появилось во втором издании романа (СПб., 1841).
    Композиционная особенность романа заключается в той последовательности, с которой расположены составляющие его повести: развитие сюжета связано не с историей жизни героя, а с историей знакомства автора с героем, то есть с “историей” раскрытия характера героя. Лишь мысленно переставив повести, можно восстановить хронологическую последовательность фактов жизни Печорина: 1) по пути из Петербурга на Кавказ Печорин останавливается в Тамани (“Тамань”); 2) после участия в военной экспедиции Печорин едет на воды и живет в Пятигорске и Кисловодске, где убивает на дуэли Грушницкого (“Княжна Мери”); 3) за это Печорина высылают в крепость под начальство Максима Максимыча (“Бэла”); 4) из крепости Печорин отлучается на две недели в казачью станицу, где встречается с Вуличем (“Фаталист”); 5) через пять лет после этого Печорин, уже вышедший в отставку и поживший в Петербурге, едет в Персию и по дороге, во Владикавказе, встречается с Максимом Максимычем и автором (“Максим Максимыч”); 6) на обратном пути из Персии Печорин умирает (“Предисловие” к “Журналу Печорина”).
    Впервые отдельным изданием вышло в 1840 г.; в 1841 г. (при жизни Лермонтова) вышло второе издание. Неполный автограф – в ГПБ.
    Лермонтов начал работу над «Героем нашего времени» в 1838 г., а закончил в 1839. «Бэла», «Фаталист» и «Тамань» были предварительно напечатаны в «Отечественных записках» как отрывки из «Записок офицера о Кавказе». К «Фаталисту» редакция журнала сделала следующее примечание: «С особенным удовольствием пользуемся случаем известить, что М. Ю. Лермонтов в непродолжительном времени издаст собрание своих повестей, – и напечатанных, и ненапечатанных. Это будет новый, прекрасный подарок русской литературе» (1839, № 11). В апреле 1840 г. эта книга вышла, но не как «собрание повестей», а как единое цельное «сочинение» (так стояло на обложке).
    Первоначальное его заглавие, сохранившееся на рукописи, было: «Один из героев начала века».1 Это заглавие связано со знаменитым и только что вышедшим тогда (1836 г.) романом А. Мюссе «La confession d’un enfant du siecle» («Исповедь сына века», точнее, «одного из детей века»; «век» – синоним «эпохи»). В предисловии к роману Мюссе говорит, что общественно-исторические потрясения и разочарования восходят к революции 1789 г. и наполеоновской эпохе: «Все, что было, уже прошло. Все то, что будет, еще не наступило. Не ищите же в ином разгадки наших страданий» (А. де Мюссе. Исповедь сына века. Л., 1970, с. 30). В России к разочарованию, связанному с общеевропейскими событиями, прибавилась декабрьская катастрофа и последовавшая за ней полоса реакции.
    Замысел романа о герое своего времени, «современном человеке», очевидно, возник у Лермонтова вскоре после встречи на Кавказе с декабристами, приехавшими туда в 1837 г. из сибирской ссылки. Первый биограф Лермонтова П. А. Висковатов на основании бесед со многими знакомыми поэта писал: «Встреча с такими людьми, как Майер и друзья его декабристы, должна была вызвать сравнение прежнего поколения с тем, что окружало его теперь, представляя лучшее общество, и породить „Думу“…» (П. А. Висковатов. М. Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество. М., 1891, с. 267). Наиболее полным и развернутым ответом на вопрос о том, что представляет нынешнее поколение, явился «Герой нашего времени». Обратившись к этой теме, Лермонтов продолжил пушкинские традиции.
    В статье о лермонтовском романе Белинский заметил, что Печорин «это Онегин нашего времени», тем самым подчеркнув преемственность этих образов и их различие, обусловленное эпохой. Вслед за Пушкиным Лермонтов раскрыл противоречие между внутренними способностями своего героя и возможностью их реализации. Однако у Лермонтова это противоречие чрезвычайно обострено, поскольку Печорин личность необыкновенная, наделенная могучей волей, высоким умом, проницательностью, глубоким пониманием истинных ценностей.
    По мысли Лермонтова ничтожность реализации огромных способностей Печорина свидетельствует о серьезном общественном неблагополучии.
    Можно предположить, что Лермонтов был знаком с учением Фурье и в какой-то мере отразил его в романе, показав, как происходит искажение «страстей» под воздействием уродливых общественных форм.
    «История души человеческой» превратилась в «Герое нашего времени» в общественно-политический роман.
    Предисловие к «Герою нашего времени» было написано весной 1841 г. (когда Лермонтов в последний раз был в Петербурге) как ответ на критические статьи, появившиеся в журналах. Оно было напечатано во втором издании романа. Лермонтов отвечает здесь главным образом С. П. Шевыреву, который объявил Печорина явлением безнравственным и порочным, не существующим в русской жизни, а принадлежащим «миру мечтательному, производимому в нас ложным отражением Запада» (Москвитянин, 1841, ч. I, № 2, с. 537). Говоря о других критиках, которые «очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых», Лермонтов имел в виду главным образом С. Бурачка, напечатавшего статью о «Герое нашего времени» в своем журнале «Маяк» (1840, т. IV, с. 210 – 219). Если принять во внимание мнение Николая I (оно, по всей вероятности, было известно Лермонтову), назвавшего роман Лермонтова жалкой книгой, показывающей большую испорченность автора (см.: Э. Г. Герштейн. Судьба Лермонтова. М., 1964, с. 101 – 102), то смысл предисловия становится еще более значительным.
    Сноски: 1 Порою встречающееся в литературе о Лермонтове иное чтение заглавия – «Один из героев нашего века» – не подтверждается автографом, где четко обозначено: «начала века».
    Бэла
    Художественное своеобразие «Бэлы» состоит в искусном сочетании путевого очерка с новеллой. Сюжетное и жанровое значение этого сочетания подчеркнуто самим автором в том месте, где он обращается к читателю с вопросом: «Но, может быть, вы хотите знать окончание истории Бэлы?» – и отвечает: «Я пишу не повесть, а путевые записки; следовательно, не могу заставить штабс-капитана рассказывать прежде, нежели он начал рассказывать в самом деле». Таким образом, история Бэлы оказалась частью путевого очерка – наряду с описанием подъема на Койшаурскую гору, ночевки в сакле, переезда через Гуд-гору и новой остановки в сакле.
    Повесть впервые была опубликована с подзаголовком «Из записок офицера о Кавказе», который свидетельствовал о ее принадлежности к массовой романтической «кавказской литературе» очень популярной в 1830-е гг. Однако эта близость была чисто внешней. Особенности стиля повести говорят о том, что образцом для Лермонтова было «Путешествие в Арзрум» Пушкина, написанное вопреки традиции живописно-риторических описаний – см.: Б. М. Эйхенбаум. Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». – В кн.: М. Ю. Лермонтов. Герой нашего времени. М., 1962, с. 148 – 149 (сер. «Литературные памятники»).
    Да, я уж здесь служил при Алексее Петровиче… Когда он приехал на Линию… А. П. Ермолов был командиром Отдельного кавказского корпуса в годы 1816 – 1827. Линия – Кавказская кордонная линия протяженностью от Черного до Каспийского моря, по которой были расположены казачьи и регулярные войска и выстроен ряд больших крепостей и мелких укреплений.
    …у Каменного Брода… Речь идет об укреплении на реке Аксай. «Крепость находилась на Аксае, в восемнадцати верстах от Шелковской станицы, за переправой, и называлась Таш-Кичу или Каменный брод. Выстроена она была при Ермолове, одновременно с крепостью Внезапной, и обеспечивала линию, шедшую по рекам Аксай и Акташ, от набегов чеченцев» (И. Андроников. Лермонтов. Исследования и находки, с. 420).
    …как напьются бузы… Буза – сусло, молодое вино.
    …у мирно?ва князя был в гостях. «Мирны?ми» назывались горцы, признавшие власть русских; однако обычно эти признания были вынужденными, так что деление горцев на «мирных» и «немирных» (ср. ниже о Казбиче, с. 191) не соответствовало действительности.
    …яман будет твоя башка. Яман (тюркское) – плохая.
    …моего старого знакомца Казбича. По словам Белинского, здесь «могучей художнической кистью обрисованы характеры Азамата и Казбича, этих двух резких типов черкесской народности» (т. IV, с. 209). Образ Казбича не следует отождествлять, как это сделано в некоторых примечаниях к «Герою нашего времени», с историческим лицом – Казбичем (Кизильбегом Шеретлуковым), известным вождем шапсугов – вольного черкесского племени, жившего по берегу Черного моря, от Анапы до реки Шахе, и по низовой части Кубани. Шапсуги до 1863 г. отчаянно сопротивлялись русским войскам. Об историческом Казбиче речь идет лишь в конце повести «Бэла», где на вопрос проезжего офицера о судьбе Казбича Максим Максимыч отвечает: «Слышал я, что на правом фланге у шапсугов есть какой-то Казбич, удалец… да вряд ли этот тот самый!..» (см. об этом: Б. С. Виноградов. «Горцы в романе Лермонтова „Герой нашего времени“». – В кн.: М. Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество. Орджоникидзе, 1963, с. 54 – 62).
    …таскаться за Кубань с абреками… Абреки (возможно, от осетинского абыраег, абрег – скиталец, разбойник), в прошлом у народов Северного Кавказа – изгнанники из рода, которые вели скитальческую, разбойничью жизнь. В XIX в. на Северном Кавказе абреками стали называть и всех тех, кто вел в одиночку борьбу против русских. По определению Л. Н. Толстого (в повести «Казаки»), «абреком называется немирно?й чеченец, с целью воровства или грабежа переправившийся на русскую сторону Терека» (Л. Н. Толстой. Полн. собр. соч., т. 6. М. – Л., 1929, с. 22).
    …якши тхе, чек якши (тюркск.) – хороша, очень хороша.
    …сухие сучья карагача… Карагач (тюрк.) – дерево, вид вяза.
    …выскакивает прямо к ним мой Карагёз. Карагёз (тюрк.) – черный глаз.
    Йок (тюрк.) – нет.
    …а шашка его настоящая гурда… Гурда – название лучших кавказских клинков (ср. в очерке Лермонтова «Кавказец»: «…у него завелась шашка, настоящая гурда», наст. том, с. 316).
    Много красавиц в аулах у нас… – вариант «Черкесской песни» из поэмы Лермонтова «Измаил-Бей» (см. наст. изд., т. 2, с. 159).
    …натянулись бузы… См. примеч. к с. 189.
    …отпрягши заранее уносных… Уносные – передняя пара лошадей при запряжке четверкой.
    …как называет ее ученый Гамба… Жак-Франсуа Гамба (1763 – 1833) – имя французского консула в Тифлисе, автора популярной тогда книги о путешествии по Кавказу; название «Крестовая гора» он понял как «гора св. Христофора» – «le Mont St.-Christophe» (G. F. Gamba. Voyage dans la Russie meridionale… Paris, 1826).
    Байдара так разыгралась… Байдара – правый приток Терека, протекающий в Байдарском ущелье, между почтовыми станциями Койшаур и Коби.
    …на правом фланге у шапсугов. См. примеч. к с. 460.
    Максим Максимыч
    Этот рассказ служит своего рода продолжением тех слов, которыми заканчивается «Бэла»: «Сознайтесь, однако ж, что Максим Максимыч человек достойный уважения?..» Здесь Максим Максимыч – уже не рассказчик, а действующее лицо, показанное в новом и неожиданном свете: «добрый Максим Максимыч», каким он кажется в «Бэле», превращается здесь в «упрямого, сварливого штабс-капитана». Автор с грустным сочувствием отмечает эту перемену, объясняя ее потерей лучших надежд и мечтаний; «старые заблуждения» ему уже не заменить новыми: «Поневоле сердце очерствеет и душа закроется».
    В рукописи рассказ «Максим Максимыч» кончался особым абзацем, где автор сообщал: «Я пересмотрел записки Печорина и заметил по некоторым местам, что он готовил их к печати, без чего, конечно, я не решился бы употребить во зло доверенность штабс-капитана». В самом деле, Печорин в некоторых местах обращается к читателям. В печатном тексте этот абзац отсутствует, а в предисловии к «Журналу Печорина» Лермонтов, наоборот, отмечает, что записки Печорина писаны «без тщеславного желания возбудить участие или удивление» и не предназначалась для посторонних.
    …нечто вроде русского Фигаро. Фигаро – имя героя трилогии Бомарше «Севильский цирюльник» (1775), «Безумный день, или Женитьба Фигаро» (1784), «Преступная мать» (1792).
    …он сидел, как сидит бальзакова 30-летняя кокетка на своих пуховых креслах после утомительного бала. Имеется в виду героиня романа Бальзака «Тридцатилетняя женщина»: «Маркиза опиралась на подлокотники кресла, и вся ее фигура… и то, как утомленно склонялся в кресле ее гибкий стан» и т. д. (О. Бальзак. Собр. соч. в 24-х тт., т. 2. 1960, с. 184).
    Тамань
    «Тамань» выделяется среди других новелл, составляющих «Героя нашего времени», острой напряженностью сюжета и особой лиричностью повествования.
    Вопрос о времени написания «Тамани» в научной литературе окончательно не решен. В новейшее время было предложено датировать «Тамань» ноябрем – декабрем 1839 г. (Э. Г. Герштейн. «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова. М., 1976). Более вероятно, что «Тамань» была создана раньше других новелл, входящих в «Героя нашего времени», и возможно еще до возникновения замысла романа (См.: Б. М. Эйхенбаум. Статьи о Лермонтове. М. – Л., 1961, с. 243 – 248; Б. Т. Удодов. М. Ю. Лермонтов. Воронеж, 1973, с. 484 – 490).
    В мемуарной литературе есть указания на то, что описанное в «Тамани» происшествие случилось с самим Лермонтовым во время его пребывания в Тамани у казачки Царицыхи, в 1837 г. В 1838 г. товарищ Лермонтова М. И. Цейдлер, командированный на Кавказ, останавливался в Тамани и жил в том самом домике, где до него жил Лермонтов. В своем очерке «На Кавказе в тридцатых годах» Цейдлер описывает тех самых лиц, которые изображены в «Тамани», и поясняет: «…Мне суждено было жить в том же домике, где жил и он; тот же слепой мальчик и загадочный татарин послужили сюжетом к его повести. Мне же помнится, что когда я, возвратясь, рассказывал в кругу товарищей о моем увлечении соседкою, то Лермонтов пером начертил на клочке бумаги скалистый берег и домик, о котором я вел речь» (Воспоминания, с. 209).
    Чехов считал этот рассказ образцом прозы: «Я не знаю языка лучше, чем у Лермонтова. Я бы так сделал: взял его рассказ и разбирал бы, как разбирают в школах, – по предложениям, по частям предложения… Так бы и учился писать» (Русская мысль, 1911, кн. 10, с. 46). В письме к Я. П. Полонскому Чехов утверждал, что русские стихотворцы прекрасно справляются с прозой, и приводил примеры: «…лермонтовская „Тамань“ и пушкинская „Капит дочка“, не говоря уж о прозе других поэтов, прямо доказывают тесное родство сочного русского стиха с изящной прозой» (А. П. Чехов. Полн. собр. соч. и писем в 30 тт. Письма, т. 2, М., 1975, с. 177).
    В тот день немые возопиют и слепые прозрят… Измененная цитата из Библии: «…в тот день глухие услышат слова Книги, и прозрят из тьмы и мрака глаза слепых» (Книга пророка Исайи, гл. 29, ст. 18).
    …это открытие принадлежит Юной Франции. «Юной Францией» называли себя молодые французские поэты и писатели романтического направления, объединившиеся после революции 1830 г. вокруг молодого В. Гюго (А. де Виньи, Ш. Нодье, и др.).
    …я вообразил, что нашел Гётеву Миньону… Миньона – героиня романа Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера» («Wilhelm Meisters Lehrjahre», 1793 – 1796.).
    …то была она, моя ундина. Ундина – русалка в немецком фольклоре. В специальной литературе отмечены параллели между «Таманью» Лермонтова и «Ундиной» Жуковского – поэмой «старинной повестью», представляющей собою переложение стихами прозаической повести немецкого писателя Фридриха де ла Мотт Фуке (см.: В. В. Виноградов. Стиль прозы Лермонтова. – В кн.: «Лит. насл.», т. 43 – 44, с. 594).
    Княжна Мери
    «Княжна Мери» – центральная часть записок Печорина. Здесь завершены те опыты психологического анализа, которые были начаты Лермонтовым в романе «Княгиня Лиговская» и в драме «Два брата». В «Княжне Мери» наиболее широко представлена картина современной Печорину жизни, быт и нравы окружающей его среды, посетителей Кавказских минеральных вод – «водяного общества». Некоторые из современников поэта (Э. А. Шан-Гирей, И. П. Забелла) полагали, что в лице Грушницкого Лермонтов вывел Н. П. Колюбакина, сосланного на Кавказ рядовым в Нижегородский драгунский полк. Приятель А. А. Бестужева-Марлинского, Колюбакин вел себя «несколько в духе его героев». Называли и другого прототипа Грушницкого – Н. С. Мартынова. В Вере Лиговской отразились черты В. А. Лопухиной-Бахметевой (см. примечания к «Княгине Лиговской», наст. том, с. 452). В княжне Мери одни видели Н. С. Мартынову, сестру убийцы Лермонтова, другие – Э. А. Клингенберг, впоследствии вышедшую замуж за А. П. Шан-Гирея (сама Э. А. Шан-Гирей решительно опровергала эту версию).
    Наиболее вероятно, однако, что каждое действующее лицо романа представляет собой образ собирательный, а не просто «списанный с натуры».
    Из рукописи «Княжны Мери» видно, что Лермонтов хотел было приоткрыть завесу над прошлым Печорина и объяснить его появление на Кавказе: «Но я теперь уверен, – говорит Печорин о княгине Лиговской, – что при первом случае она спросит, кто я и почему я здесь на Кавказе. Ей, вероятно, расскажут страшную историю дуэли, и особенно ее причину, которая здесь некоторым известна, и тогда… вот у меня будет удивительное средство бесить Грушницкого!» Однако все это вычеркнуто, и читатель оставлен в неведении относительно прошлой жизни Печорина. По-видимому, биография Печорина сознательно исключалась из повествования; внимание автора было сосредоточено на изображении внутренней жизни героя.
    …«последняя туча рассеянной бури» – цитата из стихотворения Пушкина «Туча» (1835).
    …узнав армейские эполеты, они с негодованием отвернулись. Армейские эполеты у Печорина свидетельствуют о том, что он был переведен из гвардии в армейскую часть. О том же свидетельствует и дальнейшее упоминание о «нумерованной» пуговице: на пуговицах отмечались номера армейских частей.
    А что за толстая трость: точно у Робинзона Крузое. У Робинзона Крузо (в романе Даниеля Дефо, ок. 1660 – 1731, «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо», 1719) – не трость, а сделанный им самим зонтик; трость появилась во французских переводах, по которым Лермонтов, видимо, знакомился с этим романом.
    …прическа a la mougik… Прическа «под мужика» – волосы, подстриженные сзади полукругом, «в скобку».
    …как делали римские авгуры, по словам Цицерона… Авгуры – жрецы-гадатели в древнем Риме. В трактате «О гадании» Цицерон говорит: «Очень хорошо известны слова Катона, который говорил, что он удивляется, почему не смеется гаруспик, когда видит другого гаруспика». Катон имел в виду не авгура, гадателя по полету и крику птиц, а гаруспика, гадателя по внутренностям жертвенных животных.
    …из Пятигорска в немецкую колонию… «Немецкая колония» – место по дороге из Пятигорска в Железноводск, носившее название «Каррас» или «Шотландка». Лермонтов останавливался здесь по пути из Железноводска к месту дуэли.
    …смесь черкесского с нижегородским. Переделка слов Чацкого в д. I «Горя от ума» Грибоедова: «Господствует еще смешенье языков: французского с нижегородским».
    Идеи – создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие… Для мировоззрения Лермонтова мысль о действенности идей очень важна. Сравнение идей с живыми существами встречается в 30-х годах и у Бальзака. Герой романа «Шагреневая кожа» Рафаэль говорит: «Наши идеи – организованные, цельные существа, обитающие в мире невидимом и влияющие на наши судьбы…» (О. Бальзак. Собр. соч. в 24 тт., т. 18, с. 435). В предисловии к этому роману Бальзак также делает подобное сопоставление: «Появление на свет живых организмов и возникновение идей – две великие тайны…» (т. 24, с. 233).
    Да! такова была моя участь с самого детства. Эта автохарактеристика Печорина перенесена из драмы «Два брата» (см. наст. изд., т. 3, с. 392 – 393).
    …одного из самых ловких повес прошлого времени… Подразумевается приятель Пушкина – гусар Петр Павлович Каверин (1794 – 1855).
    Но смешивать два эти ремесла… – неточная цитата из «Горя от ума» Грибоедова (слова Чацкого в д. III). У Грибоедова: «А смешивать два эти ремесла Есть тьма искусников, я не из их числа».
    Ума холодных наблюдений… – цитата из посвящения «Евгения Онегина» (П. А. Плетневу).
    «Освобожденный Ерусалим». «Освобожденный Иерусалим» – эпическая поэма итальянского поэта Торквато Тассо (1544 – 1594). Описание очарованного леса, в который вступает герой поэмы рыцарь Танкред, содержится в XIII песне.
    Есть минуты, когда я понимаю Вампира! Лермонтов имеет в виду отличавшегося своей жестокостью героя популярной тогда одноименной английской повести «Вампир», якобы записанной со слов Байрона его доктором Джоном Полидори и переведенной в 1828 г. на русский язык П. В. Киреевским. В черновом автографе предисловия к «Герою нашего времени» Лермонтов писал: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».
    Вчера приехал сюда фокусник Апфельбаум. Установлено, что Апфельбаум – реальное лицо. О нем не раз упоминалось в периодической печати. В конце 1820-х гг. Апфельбаум жил в Москве.
    Архалук (ахалук) – легкий кафтан из цветной шерстяной или шелковой ткани, собранный у талии. Ср. в «Тамбовской казначейше»: «К окну поспешно он садится, Надев персидский архалук; В устах его едва дымится Узорный бисерный чубук» (наст. изд., т. 2, с. 354).
    …не падайте заране; это дурная примета. Вспомните Юлия Цезаря! В числе дурных предзнаменований, сопровождавших Юлия Цезаря на пути в сенат (где он был убит), древние историки указывают и на то, что он оступился на пороге.
    Не правда ли, ты не любишь Мери? ты не женишься на ней? Первоначальный вариант прощального письма Веры к Печорину был несколько иным: в нем Вера не объясняла причины своего отъезда, ничего не говорила о муже и советовала Печорину жениться на Мери.
    …заснул сном Наполеона после Ватерлоо. Существует предание, что Наполеон после битвы при Ватерлоо, результатом которой явилось падение его империи, проспал более полутора суток.
    Фаталист
    «Фаталист» – заключительное звено в системе повестей, составляющих «Героя нашего времени». Здесь подводится известный итог «Журналу Печорина» и даже роману в целом. Для понимания повести необходимо учесть, что под словом «фатализм» Лермонтов подразумевал не только фаталистическое умонастроение вообще, но и распространенную в это время (и осужденную в «Думе») позицию пассивного примирения с действительностью. В «Фаталисте» теоретический вопрос о роли судьбы не решается. Проблема рассматривается скорее в психологическом плане. Вывод оказывается неожиданным с точки зрения отвлеченных размышлений, но психологически он оправдан: если согласиться с существованием предопределения, то тем более следует стать на позицию активного отношения к жизни.
    Фамилия офицера в рукописи рассказа читается «Вуич» – вначале Лермонтов дал своему герою фамилию Ивана Васильевича Вуича (1813 – 1884), поручика лейб-гвардии Конного полка.
    Заслуживает внимания предположение И. М. Болдакова о том, что тему для «Фаталиста» Лермонтов нашел в мемуарах Байрона, где описан следующий случай, происшедший со школьным товарищем английского поэта: «…накануне, взяв пистолет, и не справляясь, был ли он заряжен, он приставил его себе ко лбу и спустил курок, предоставив случаю решить, последует выстрел или нет» (см.: М. Ю. Лермонтов. Сочинения, т. I. М., 1891, с. 442 – 443).
    Фаталист – человек, верящий в судьбу (от латинского (fatum – судьба).

  7. The L1ke Ответить

    Сама по себе рефлексия не «недуг», а необходимая форма самопознания и самопостроения общественно развитой личности. Болезненные формы она принимает в эпохи безвременья, но и тогда выступает как условие развития личности, критически относящейся к себе и миру, стремящейся во всем к самоотчету. Размышляя о душе зрелой, Печорин отмечает, что такая «душа, страдая и наслаждаясь, дает во всем себе строгий отчет» (VI, 295). Открытие Л. роли рефлексии в становлении личности в полной мере м. б. оценено в свете выводов совр. психологии: свойства, «которые мы называем рефлексивными… завершают структуру характера и обеспечивают его целостность. Они наиболее интимно связаны с целями жизни и деятельности, ценностными ориентациями… выполняя функцию саморегулирования и контроля развития, способствуя образованию и стабилизации единства личности» (Ананьев Б. Г., Человек, как предмет познания, 1968, с. 314). Сам Печорин говорит о самопознании как о «высшем состоянии человека» (VI, 295). Однако оно для него не самоцель, а предпосылка к действию.
    В неукротимой действенности Печорина получила отражение др. важнейшая сторона лермонт. концепции человека (см. Этический идеал). «В разумном, нравственно свободном и страстно энергическом деянии, — писал в 1843 Герцен, — человек достигает действительности своей личности… В таком деянии человек… представитель рода и самого себя» (III, 71). В представлении Печорина, страсти — не единственный и не гл. источник человеческих поступков; «сам я больше неспособен, — говорит он, — безумствовать под влиянием страсти» (VI, 294). Движущим началом его действия является воля, на к-рую воздействуют как страсти, так и разум. Аффективно-волевым, импульсивным по своему характеру поступкам «детей природы» (Казбич, Азамат) противостоит интеллектуально-волевое действие Печорина, регулируемое его рефлексией; как убедительно свидетельствует сам Печорин и все его поведение, «это расположение ума не мешает решительности характера…» (VI, 374). Действенность характера Печорина отражается в самой худож. структуре романа, равно насыщенного мыслью и действием, сочетающего в себе филос. глубину с почти приключенч. событийностью, энергией развития и завершенностью многочисл. сюжетных линий (и в этом одно из объяснений его исключит. популярности).
    Вместе с тем противоречие родовой сущности героя его существованию порождает разлад «между глубокостию натуры и жалкостию действия одного и того же человека» (Белинский, IV, 243). Как личность, Печорин шире огранич. пределов его времени и среды. Однако стремление к свободному выбору своих жизненных позиций в крепостнич. России сталкивалось с предопределенностью обществ. статуса человека. Гоголевский Башмачкин («Шинель») не задумывался, почему он «вечный титулярный советник», его же Поприщин («Записки сумасшедшего») мучительно размышляет: «Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник?..». Как бы продолжая эту гоголевскую тему, Печорин размышляет о том, что «гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума…» (VI, 294). Сам он, отвергая все уготованные ему «судьбой» социальные роли, пытаясь угадать свое «назначение высокое», в то же время весьма скептически расценивает свои шансы в борьбе с «молохом» общества: «Мало ли людей, начиная жизнь, думают кончить ее как Александр Великий или лорд Байрон, а между тем целый век остаются титюлярными советниками?..» (VI, 301). Печорин — герой действия, прикованный к чиновническо-дворянской «безгеройной» действительности; поэтому поступки его мелки, кипучая деятельность пуста и бесплодна.
    Но если Печорин и принимает свой дворянско-аристократич. статус, то, скорее, как вынужденную роль в трагикомедии жизни. На протяжении романа мы так и не видим его в сфере непосредственно социальной (напр., службы), зато он необыкновенно активен в сфере частной жизни, где есть возможность проявления своего «всеобщего» человеческого содержания, не ограниченного его «особенным» социальным преломлением. Время поставило его, по мнению Белинского, перед альтернативой: «или решительное бездействие, или пустая деятельность» (XI, 527). И хотя в итоге активность Печорина сводится к «действию пустому», надо иметь в виду, что «не домогаться ничего, беречь свою независимость, не искать места — все это, при деспотическом режиме, называется быть в оппозиции» (Герцен, VII, 213). Печатью мужественности отмечено и ни перед чем не останавливающееся отрицание героем романа неприемлемой для него действительности. Лишенный возможности прямого обществ. действия, Печорин стремится, тем не менее, противостоять обстоятельствам, утвердить свою «собственную надобность», вопреки господствующей «казенной надобности». Несмотря на то, что у него нет ясной цели в жизни, — и в этом один из источников трагизма (см. Трагическое) его судьбы, — было бы неверным утверждать, что у него вообще нет значит. жизненных целей. Одна из них — постижение природы и возможностей человека. Отсюда — нескончаемая цепь его нравственно-психол. экспериментов над собой и другими. С этим связана и вторая подспудно присутствующая в его сознании цель — самопостроение себя как личности, так или иначе соизмеряющей свое поведение с неведомым самому герою “назначением высоким”. Рассуждая о свободе как главной для него ценности, Печорин спрашивает себя: “Отчего я так дорожу ею? что мне в ней? куда я себя готовлю? чего жду от будущего?…” (VI, 314). Ни на один из этих вопросов у него нет ответа, но сама их постановка говорит о многом (см. Цель жизни в ст. Этический идеал).
    Постоянно воспитывая и тренируя волю, Печорин использует ее не только для подчинения людей своей власти, но и для проникновения в тайные пружины их поведения. За ролью, за привычной маской он хочет рассмотреть лицо человека, его суть. Как бы беря на себя провиденциальные функции, проницательно предвидя и создавая нужные ему ситуации и обстоятельства, Печорин испытывает, насколько человек свободен или несвободен в своих поступках; он не только сам предельно активен, но хочет вызвать активность и в других, подтолкнуть их к внутренне свободному действию, не по канонам традиционной узкосословной морали. Он последовательно и неумолимо лишает Грушницкого его павлиньего наряда, снимает с него взятую напрокат трагич. мантию, а в конце ставит его в истинно трагич. ситуацию, чтобы «докопаться» до его душевного ядра, разбудить в нем человеческое начало. При этом Печорин не дает себе ни малейших преимуществ в организуемых им жизненных «сюжетах»; в дуэли с Грушницким он преднамеренно ставит себя в более сложные и опасные условия, стремясь к «объективности» результатов своего смертельного эксперимента. «Я решился, — говорит он, — предоставить все выгоды Грушницкому; я решил испытать его; в душе его могла проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему…» (VI, 328). Печорину важно, чтобы выбор был сделан предельно свободно, из внутренних, а не внешних побуждений и мотивов. Создавая по своей воле «пограничные ситуации», Печорин не вмешивается в принятие человеком решения, предоставляя возможность абсолютно свободного нравств. выбора, хотя далеко не безразличен к его результатам: «Я с трепетом ждал ответ Грушницкого… Если б Грушницкий не согласился, я бросился бы ему на шею» (VI, 312).
    Вместе с тем стремление Печорина открыть, разбудить в человеке человеческое осуществляется отнюдь не гуманными средствами. Он и большинство окружающих его людей живут как бы в разных временн??ых и ценностных измерениях. Исходя не из бытующей морали, а из своих представлений, Печорин нередко преступает грань, разделяющую добро и зло, т. к., по его убеждению, в совр. об-ве они давно утратили свою определенность. Это «смешение» добра и зла придает Печорину черты демонизма, особенно в отношениях с женщинами. Давно поняв призрачность счастья в об-ве «всеобщего неблагополучия», отказываясь от него сам, Печорин не останавливается перед тем, чтобы разрушить счастье сталкивающихся с ним людей (или, вернее, то, что они склонны считать своим счастьем). Вторгаясь в судьбы других людей со своей сугубо личностной меркой, Печорин как бы провоцирует дремлющие в них до поры до времени глубинные конфликты между социально-видовым и человеческим и тем самым становится для них источником страданий. Все эти качества героя наглядно проявляются в его «романе» с Мери, в его жестоком эксперименте по преображению за короткий срок юной «княжны» в человека, прикоснувшегося к противоречиям жизни. После мучительных «уроков» Печорина ее не будут восхищать самые блестящие грушницкие, будут казаться сомнительными самые непреложные законы светской жизни; перенесенные ею страдания остаются страданиями, не извиняющими Печорина, но они же ставят Мери выше ее преуспевающих, безмятежно-счастливых сверстниц.
    Беда и вина Печорина в том, что его независимое самосознание, его свободная воля переходят в прямой индивидуализм. В своем стоическом противостоянии действительности он исходит из своего «Я» как единств. опоры. Именно эта философия обусловила отношение Печорина к окружающим как к средству удовлетворения потребностей его «ненасытного сердца», и еще более ненасытного ума, с жадностью поглощающих радости и страдания людей. Однако природа индивидуализма Печорина сложна, истоки его лежат в самых разных плоскостях — психологич., мировоззренч., исторической.
    Индивидуализация, обособление человека в ходе исторического развития — такой же закономерный и необходимый процесс, как и все б??ольшая его социализация; вместе с тем в условиях антагонистич. об-ва его результаты глубоко противоречивы. Углубившийся кризис крепостнич. системы, зарождение в ее недрах новых бурж. отношений, вызывавшее подъем чувства личности, совпадает в 1-й трети 19 в. с кризисом дворянской революционности, с падением авторитета не только религ. верований и догм, но и просветит. идей. Все это создавало почву для развития индивидуалистич. идеологии и в рус. об-ве. В 1842 Белинский констатировал: «Наш век… это век… разъединения, индивидуальности, век личных страстей и интересов (даже умственных)…» (IV, 268). Печорин со своим тотальным индивидуализмом и в этом отношении фигура эпохальная. Принципиальное отрицание им этики и морали совр. об-ва, как и др. его устоев, было не только его личным достоянием. «Есть переходные полосы государственной жизни, — писал в 1845 Герцен, — где религиозная и всякая идея нравственности теряется, как, например, в современной России…» (II, 401).
    Печоринский скептицизм явился лишь наиболее ранним и ярким выражением общего процесса переоценки ценностей, крушения авторитетов и самого принципа авторитарности, глубокой и всеобъемлющей перестройки обществ. сознания. И хотя индивидуалистич. отрицание им «пребывающего общественного устройства» перерастает нередко в отрицание всяких обществ. норм, в т.ч. моральных, тем не менее при всей своей ограниченности и чреватости антигуманными тенденциями оно было одной из ступеней в развитии человека как подлинно суверенного существа, стремящегося к сознательной, свободной жизнедеятельности по преобразованию мира и самого себя.
    При всем том для Печорина индивидуализм — не безусловная истина; подвергая все сомнению, он ощущает внутр. противоречивость и своих индивидуалистич. убеждений и в глубине души тоскует по гуманистич. ценностям, к-рые отвергает как несостоятельные. Иронически отзываясь о вере «людей премудрых» прошлого, Печорин мучительно переживает утрату веры в достижимость высоких целей и идеалов: «А мы, их жалкие потомки… неспособны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастья, потому что знаем его невозможность…» (VI, 343). В этих словах слышится горькая и страстная интонация лермонт. «Думы», затаенное, но не умершее стремление не только к «собственному счастью», но и к «великим жертвам для блага человечества». Он тоскует о большой жизненной цели, жаждет обрести подлинный смысл бытия. Важно и другое: индивидуализм Печорина далек от «прагматического», приспособляющегося к жизни эгоизма, и если герой является «причиною несчастья других, то и сам не менее несчастлив» (VI, 231). Ему тесно не только в одеждах существующих социальных ролей, но и в добровольно надетых на себя веригах индивидуалистич. философии, противоречащей обществ. природе человека, заставляющей его играть незавидную «роль топора в руках судьбы» (VI, 321), «палача и предателя» (VI, 301).

  8. VideoAnswer Ответить

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *