Сколько человек насчитывалось в ленинграде в начале блокады?

13 ответов на вопрос “Сколько человек насчитывалось в ленинграде в начале блокады?”

  1. Баррайдер Ответить

    Долгое время не только в исторической литературе о блокаде, но и в целом, в исторических работах о Второй мировой войне, авторы избегали приводить точное число погибших и пострадавших в эти годы людей. Эта информация считалась стратегически важной и не разглашалась в связи с цензурными ограничениями. К тому же «романный стиль» первых сочинений позволял им использовать разные литературные приемы, чтобы скрыть это незнание и уйти от прямого ответа на вопрос о потерях. Так, в первом издании «Ленинград в блокаде» Дмитрий Павлов пишет о численности погибших следующим образом: «В декабре от дистрофии умерли 52 881 человек, а в январе и феврале еще больше. Расходившаяся смерть вырывала из рядов осажденных товарищей по борьбе, друзей и родных на каждом шагу. Острая боль пронизывала людей от потери близких. Но большая смертность не породила отчаяния в народе. Ленинградцы умирали, но как? Они отдавали свою жизнь как герои, разящие врага до последнего вздоха. Их смерть призывала живущих к настойчивой, неукротимой борьбе. И борьба продолжалась с невиданным упорством».
    Как видно из отрывка, автор не скрывает большую смертность в городе, но и не называет точное число погибших. Он акцентирует внимание читателя не столько на количестве погибших, сколько на их героизме, нивелируя таким образом вопрос о размере катастрофы и переключая внимание на добровольность сделанного людьми выбора. В более поздних изданиях Павлов приводит чуть больше информации о размере смертности в Ленинграде и называет цифру погибших, озвученную советской делегацией в Нюрнберге. Так, в издании 1986 года он описывает тяжелые условия жизни жителей осажденного города и параллельно меры властей по облегчению их участи. Поэтому сразу после описания размера «голодного» пайка автор немедленно включил в текст информацию об организации сети питательных пунктов и стационаров усиленного питания, помогавших выжить голодным людям, а также описал возможности их эвакуации. Находясь во время блокады во главе комиссии по продовольствию, Павлов объяснил читателю принципы его распределения среди населения. Ссылаясь на работы В.И. Ленина, который ставил «революционную необходимость» выше абстрактных представлений о справедливости, Павлов писал, что в блокадном Ленинграде в первую очередь продовольствием обеспечивались трудоспособные и приносящие наибольшую пользу обороне города граждане. В целом же Павлов, как и другие авторы исследований о блокаде, старался не заострять внимание читателей на проблеме количества жертв, ограничиваясь общими словами о высокой смертности в городе и героических усилиях властей по ее предотвращению.
    Характерно, что, приводя числительные показатели, Павлов не называл источники, на основе которых он делал свои выводы. В работе Ирины Каспэ о документности в литературе есть предположение, которое объясняет такую нелогичную на первый взгляд практику, как отсутствие сносок на источник информации в историческом нарративе. Она пишет: «Собственно документ как посредник необходим в ситуациях, когда „прямые“ механизмы персонального межличностного доверия не работают или ставятся под сомнение. Документ оформляет, формализует и замещает собой практику персонального доверия». Иными словами, предполагалось, что люди, занимавшие в годы войны и блокады руководящие посты, знали ситуацию лучше кого бы то ни было, и информация, приведенная ими в мемуарах, не подлежала сомнению или пересмотру. Павлов был одним из таких экспертов и поэтому не считал нужным делать уточнения.
    В других исследованиях о блокаде, написанных в первые десятилетия после войны, тема высокой смертности не обсуждалась специально, статистика приводилась только в нескольких исследованиях. И хотя о голоде в Ленинграде слышали все, узнать о размахе разразившейся катастрофы из исторических сочинений было невозможно. В то же время рассказ о героизме населения и руководящей роли партии как важных составляющих литературно-историографического дискурса был важным положением в построениях советских историков. Авторы исследований подчеркивали эффективность работы ленинградской партийной организации в период блокады, что выглядело логично и с точки зрения канона соцреализма. При этом эффективность их работы связывалась не столько с вопросами жизнеобеспечения населения, сколько с военно-стратегическими задачами руководства по обороне города. В результате получалось, что
    история блокады Ленинграда писалась исключительно через призму успехов и достижений ленинградских градоночальников и командиров фронтов, в то время как массовый голод населения оказывался практически за рамками основного нарратива.
    Сюжет о количестве погибших в Ленинграде в годы войны стал привлекать к себе внимание исследователей лишь с наступлением «оттепели». В это время историки получили бoльшую степень свободы в изучении блокады, включили в оборот ранее не затронутые темы и источники. Вместе с тем в своих изысканиях они не претендовали на пересмотр нарративной конструкции, характерной для советских исторических сочинений о войне, а просто дополняли ее новыми сведениями. Уточнение численности погибших в блокаду Ленинграда понималось ими как один из частных вопросов в общей истории события. Они полагали, что знание о голоде среди гражданского населения покажет размер злодеяний немецких войск и цену победы под Ленинградом. Именно в таком ключе была написана статья двух историков из Ленинградского отделения Института истории РАН В.Г. Ковальчука и Г.Л. Соболева. Размышляя о методах подсчета погибших в блокаде и опираясь на новые свидетельства, которые им удалось почерпнуть в архивах, они утверждали, что прежняя цифра погибших в Ленинграде в годы войны, называемая другими исследователями со ссылкой на протоколы Нюрнбергского процесса, т.е. приблизительно 600 тысяч человек, была неточна. В соответствии с новыми данными, погибших в блокаду было больше, а именно не менее 800 тысяч, а с учетом близлежащих к Ленинграду территорий так и вовсе более 1 миллиона человек. Авторы статьи разбирали этот вопрос в рамках существующей официальной парадигмы и не предполагали, какой он может вызвать эффект.
    Они начинали свою статью с воспроизведения канонического нарратива о блокаде: «В истории Великой Отечественной войны особое место занимает оборона Ленинграда. Понимая политическое, хозяйственное и военное значение города для Советской страны, немецкое командование стремилось захватить его любой ценой. Оборона Ленинграда являлась не только важнейшей стратегической задачей — она имела и огромное морально-политическое значение. Двадцать девять месяцев ленинградцы самоотверженно сражались за свой город. Никакие лишения и страдания, вызванные голодной блокадой, не могли сломить их дух, поколебать верность Родине. Героическая оборона города Ленина стала символом стойкости, мужества и непобедимости советского народа, его морально-политического единства. В течение всего периода блокады шла упорная борьба за спасение жизни населения города. Строительство в труднейших условиях Ладожской трассы, по которой страна посылала продовольствие блокированному Ленинграду, организация стационаров и лечебного питания, массовая эвакуация детей, женщин и стариков и другие меры — все это помогло сохранить жизнь значительной части населения. Но многих спасти не удалось. Гибель сотен тысяч мирных жителей от мук голода навсегда останется одним из гнуснейших преступлений человеконенавистнического фашизма».
    Как видно из текста, в нем содержались все характерные для советского дискурса элементы описания события: те же оценки деятельности руководства города, та же апелляция к героизму и обвинение фашистского руководства в преступлениях. Те новые сведения, о которых шла речь на последующих страницах, касались методики подсчета погибших, они рассказывали о новых источниках, проливавших свет на эту проблему. Авторы все время подчеркивали, что, несмотря на то что погибших было больше, чем все думали до этого времени, это обстоятельство не изменит общих выводов в отношении смысла блокады и роли партийной организации в этих событиях.
    Пересмотр числа погибших в блокаду не остался незамеченным в научном сообществе. Как пишут об этом в своих работах Соболев и Дзенискевич, статья вызвала бурные возражения со стороны Дмитрия Павлова, который усмотрел в таком анализе вызов своей компетентности в вопросе освещения истории блокады и, воспользовавшись высоким положением министра торговли СССР, добился запрета на упоминание в литературе любой другой цифры погибших в блокаду, кроме озвученных на Нюрнбергском процессе 600 тысяч, заморозив тем самым дальнейшие исследования на эту тему.
    Тем не менее вышедший вслед за статьей пятый том «Очерков истории Ленинграда» повторил находку ленинградских историков. О жертвах блокады говорилось в заключительной части монографии и в главе седьмой «Первый месяцы блокады. Голодная зима», написанной А.В. Карасевым и Г.Л. Соболевым. Как и их предшественники, авторы главы использовали такую структуру изложения материала, при которой внимание читателя акцентировалось на достижениях и успехах оборонявшихся, а провалы и неудачи в действиях военного командования и городских руководителей скрывались или подавались в завуалированной форме. Так, рассказывая о бомбардировке и артиллерийских обстрелах города, авторы писали не только о количестве разрушений и сброшенных на Ленинград бомб, но и о численности подготовленных до войны бомбоубежищ, организации в Ленинграде санитарных патрулей, успешной работе скорой помощи и служб МПВО. Когда шла речь о продовольственном обеспечении и ограниченности ресурсов, авторы писали о своевременном введении карточной системы, организации Дороги жизни и о том, что руководство города делало все от него зависящее по спасению горожан и т.д. Как и в монографии Павлова, перечисление трудностей, с которыми сталкивались жители Ленинграда в первую блокадную зиму, перемежалось с описанием активности партийной организации и населения по их преодолению. Такой прием создавал у читателя позитивный образ героически сопротивляющегося города и активного поведения его жителей, воодушевленных и руководимых городской администрацией, безупречной в своих решениях. В этом контексте рассказ о смертях и о трудностях жизни в блокаду лишь подчеркивал доблесть выживших, что иллюстрировалось цитатами из блокадных воспоминаний и дневников. В переработанной на основе «Очерков» книге «Непокоренный Ленинград», вероятно по настоянию Павлова, число погибших в блокаду людей не указывалось.
    В следующие после выхода статьи годы тема количества блокадных жертв не возникала в качестве предмета специального научного анализа. Но эффект от подсчета погибших был значительным. Сами историки доказали статус компетентных профессионалов, опиравшихся на методологию исторического исследования в большей мере, чем на идеологические подсказки «сверху», что, несомненно, символизировало поворот в изучении истории Второй мировой войны в СССР. К тому же этот случай выявил границы дозволенного в исторической репрезентации темы, когда концептуальное согласие историка с официальной интерпретацией не гарантировало ему свободы в уточнении деталей и поиске новых знаний. С другой стороны, статья, уточняющая количество погибших в Ленинграде, стала своего рода образцом работы с блокадным прошлым, когда историк, по меткому замечанию Дзенискевича, «освобождался от необходимости делать обобщения».
    «Законсервированность» оценок блокады в советской исторической литературе особенно контрастирует с бурными обсуждениями этого вопроса у западных историков.
    Не будучи обязанными придерживаться советского канона в описании события, они были вольны задавать интересующие их вопросы. Так, они спрашивали, почему жертв блокады было много? Каким образом производилась эвакуация населения и можно ли было облегчить участь людей? Кто был виновен в создавшейся ситуации? Отчего население блокадного Ленинграда не реагировало на голод протестами и не стремилось искать пути решения проблемы всеми возможными средствами? Эти вопросы в свою очередь казались крамолой советским историкам, так как, по их мнению, они ставили под сомнение героизм и стойкость советских людей — положение, которое считалось аксиомой любого исторического сочинения о Великой Отечественной войне в СССР. Поэтому ответы на размышления иностранных историков и журналистов принимались советской стороной в весьма агрессивной манере. Например, Дмитрий Павлов расценивал внимание к большим потерям гражданского населения в блокаду как намерение «принизить подвиг» горожан так, как будто героизм защитников напрямую связан с количеством погибших.

  2. WAWJAVOH Ответить

    Адмиралтейский район
    Общая информация
    Подведомственные учреждения
    Сведения о руководителях
    Структура ИОГВ
    Документы
    Текущая деятельность
    Публичные слушания
    Статистика
    Государственные услуги
    Противодействие коррупции
    Кадры
    Обращения граждан
    Рейтинговое голосование по общественным пространствам
    День Победы – 2020
    Осенний месячник по благоустройству и озеленению территорий Санкт-Петербурга
    Что будет сделано в 2019 году. Проект “Родной район”.
    Перечень пространственных сведений о местах нахождения администрации района и ОМСУ, расположенных в границах территории Адмиралтейского района
    Приоритетный проект “Формирование комфортной городской среды”
    Твой бюджет
    Доступная среда жизнедеятельности для инвалидов
    Переход на цифровое эфирное телевидение
    Районное хозяйство
    Благоустройство и экология
    Жилищная сфера
    Социальная защита населения
    Десятилетие детства
    Здравоохранение
    Образование
    Строительство
    Районная межведомственная комиссия
    Экономическое развитие
    Отдел закупок
    Поддержка и развитие предпринимательства
    Отдел по вопросам государственной службы и кадров
    Антимонопольный комплаенс
    Потребительский рынок
    Безопасность и правопорядок
    Противодействие терроризму и экстремизму
    Молодежная политика
    Физическая культура и спорт
    Культура
    Организационная работа и взаимодействие с ОМСУ
    Выборы
    Всероссийская перепись населения в 2020 году
    Юридический отдел
    Информатизация и связь
    Финансово-бухгалтерский отдел
    УМВД России по Адмиралтейскому району г. Санкт-Петербурга
    Отдел по Адмиралтейскому району г.Санкт-Петербурга Управления по вопросам миграции ГУ МВД России по г.Санкт-Петербургу и Ленинградской области
    ГО ЧС и ПБ
    УФНС России по Санкт-Петербургу
    Отдел ЗАГС Адмиралтейского района
    ОГИБДД УМВД России по Адмиралтейскому району
    Территориальный отдел по Адмиралтейскому району управления гражданской защиты ГУ МЧС России по г. Санкт-Петербургу
    Управление Пенсионного Фонда РФ по Адмиралтейскому району
    Управление Росреестра по Санкт-Петербургу
    Агентство занятости населения Адмиралтейского района Санкт-Петербурга
    Центр ГИМС МЧС РФ по Санкт-Петербургу
    Прокуратура Адмиралтейского района
    Общественный совет при администрации Адмиралтейского района Санкт-Петербурга по вопросам отношения к домашним животным
    Районные агентства Комитета имущественных отношений
    Пресс-центр
    Новости
    Анонсы
    Фотоархив
    Информационные ресурсы
    Новости Адмиралтейского района

  3. STaNik Ответить

    Среди многих трагических утрат, постигших Ленинград в блокаду, главной и невосполнимой являются человеческие жизни. Данные официальной статистики на этот счет неоднозначны: от 650 тыс. (согласно версии первых послевоенных десятилетий) до называемой историками и демографами в последние годы ХХ века цифры в 1,5 млн. погибших от голода, холода, бомбежек и обстрелов, под развалинами домов. (Если также учесть количество убитых, попавших в плен при сражениях за Ленинград, угнанных в Германию, казненных и замученных жителей оккупированных ленинградских пригородов, то указанная цифра возрастет в 3-5 раз).
    Только на Ленинградском фронте в 1944 г. погибло, пропало без вести 650 тыс. человек. Население Гатчины за период оккупации уменьшилось почти на 20 тыс. человек (с 22 тыс. до 2,5 тыс.).
    Первые итоги человеческих жертв были подведены еще весной 1942, когда начались массовые захоронения погибших (тогда было погребено 800 тыс. чел.). На многих ленинградских кладбищах есть такие блокадные “свидетельства”: Богословском, Волковом, Большеохтинском, Серафимовском, Чесменском, но больше всего (470 тыс. чел.) – на Пискаревском.

    Каждая братская могила насчитывает в среднем по 35-40 тыс. человек. В наиболее крупных захоронениях покоится более 70 тыс. человек.
    Перед войной в Ленинграде проживало почти 3 млн. коренных жителей (официальная статистика на 01.01.41 – 2 992 000 чел.). К началу блокады это количество сократилось за счет эвакуированных, ушедших в армию и народное ополчение на 600-700 тыс. человек. Однако в город к этому времени прибыло порядка 100-200 тыс. беженцев из Прибалтики, не считая жителей области и раненых фронтовиков.
    На восстановительные работы (частично начавшиеся еще в 1943 г.) сразу после ликвидации блокады в Ленинград начинают прибывать “варяги” – жители из только что освобожденных областей (Новгородской, Ленинградской, Калининской) и разоренных сельских районов.
    С целью скорейшего восстановления города открываются многочисленные ремесленные училища, в которые набирают подростков с 12-лет для обучения их остро необходимым рабочим профессиям. В перспективе расстроенное городское хозяйство получало готовых рабочих всех строительных специальностей, а дети – казенное довольствие на весь период учебы (для многих из них это было спасением от голода) и профессию.
    В январе 1944 г. население Ленинграда составляло 560 тыс., а к сентябрю 1945 г. достигло 1 млн. 240 тыс. человек.
    Общий культурный уровень приехавших со стороны был значительно ниже, чем у коренных ленинградцев. И хотя в послевоенное время при предприятиях, специальных образовательных учреждениях, даже при жилконторах было создано множество всевозможных просветительских кружков, секций и клубов, качественно состав населения Ленинграда существенно изменился по сравнению с довоенным не в лучшую сторону.
    Между тем, не все эвакуировавшиеся ленинградцы смогли вернуться в свой город. У многих из них в блокаду умерли все родные и родственники, а жилье оказалось разрушенным. Несмотря на это, люди все равно стремились домой, желая быть полезными родному городу. Однако на большинство прошений о разрешении вернуться в Ленинград и помощи с предоставлением жилья люди, как правило, получали отрицательный ответ с предложением самостоятельно обустраиваться на месте эвакуации. Таким образом, “невозвращенцы” ленинградского происхождения вынужденно осели в городах Сибири, Урала и Казахстана.

  4. VideoAnswer Ответить

  5. VideoAnswer Ответить

Добавить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *